Гермиона вытянула руку вперёд, давая понять, чтобы она прекратила плеваться ядом.
— Достаточно, — она пнула палочку к ней, и Люсиль тут же притянула её к себе. — Уходите. И как вы уже подметили, у меня хорошее настроение, чтобы вести вас в министерство и тратить время. Но если ещё хоть раз… — шаг к ней.
— Поня… поняла! — женщина перекатилась вперёд, чтобы оттолкнуться руками и подняться с земли. — Я поняла…
Хлопок, и она исчезла. И только после этого Малфой погасил люмос, погружая эти квадратные метры в темноту.
Наверное, Грейнджер сошла с ума, но она действительно ощущала какое-то счастье в груди. То ли от мамы, то ли от того, что она встретила его… то ли от того, что он попытался спасти её…
Чёрт возьми, что это было?
Как теперь ему верить?
Верить в то, что у него в груди вместо сердца кусок льда?
Она не видела его лица. Лишь маленький уголёк, когда он делал затяжку. О чём говорить и как этот разговор начать? Неужели он всё-таки её послушал и решил встретиться сегодня в Косом переулке? Хотелось бы залезть в его голову и всё там прочитать. Как книгу. И в конце концов захлопнуть её, избавив себя от дезинформации.
— Я тут подумала, — она наконец зажгла люмос. Неяркий, так, чтобы видеть его реакцию. — Может, вернёмся в школу на поезде? Мы ещё успеваем на последний рейс. Просто погово…
— Сдурела? — он отбросил окурок куда-то в сторону. — Зачем шлялась здесь одна?
Чего она не ожидала, так это его агрессии. Они вновь сделали кучу шагов назад друг от друга. А ведь вчера всё было так замечательно…
Она не могла смириться. Как сильно, как тошнотворно хотелось всё с ним наладить.
Наверное, было бы лучше, если бы не хотелось.
Но Грейнджер хотелось — до стягивающих рёбер в груди. До на износ бьющегося в конвульсиях сердца хотелось, блять, всё наладить. Но чёртова гордость и злость на него били по коленям. Били в виски и стреляли в рот ненужными фразами:
— Знаешь, что? — она ткнула пальцем ему в грудь. Прямо туда, где у него ничего не было. — Пошёл ты! Понял?
— Поздно показываешь свои когти, Грейнджер, — ухмыльнулся он, чем сильнее её распалял.
— Я тебя совершенно не понимаю, Малфой… — Гермиона выдохнула, отворачиваясь от него, чтобы он не заметил, как дрожали губы. — Однажды папа сказал мне, что человек может помочь столько, сколько ему позволит тот, кому помогают. Ты предупреждал меня, что я пожалею, что пути назад не будет, и тогда я поняла, что действительно очень… — она сглотнула, — очень нужна тебе. Но, Боже… — она обернулась, чтобы взглянуть на него в последний раз. — Посмотри на себя. Ты же сам не знаешь, чего ждёшь. Убегаешь от меня, не отпуская моей руки!
Грейнджер зачем-то посмотрела вниз, на ноги. Привыкла, что после битвы всегда оставалась грязь. Но из головы вылетело, что битвы как таковой и не было…
Она вышла из переулка, совершенно забыв заглянуть в лавку Джорджа, и отправилась напрямую к выходу из Косого переулка. Выйдя на шумную улицу Лондона, она поплелась на вокзал.
Она никогда не возвращалась в школу последним рейсом. И именно сегодня захотела сделать что-то новое с ним…
Глупо?
Возможно…
Но как хотелось… как порыв воздуха в лицо, удачно сложившихся обстоятельств. Но Гермиона забыла, каким он был. Бесчувственным.
На платформе девять и три четверти никого не было. Единственный проводник на все вагоны, присев на ступеньке, доедал сэндвич. Гермиона быстро шагнула в вагон и поняла, что он оказался слизеринским. Она здесь тоже никогда не ездила. Чёртовы совпадения…
Выбрав первое купе и упав на сиденье, она поняла, что ни чем они и не отличались. Такие же твёрдые и неудобные. Только цвет обивки был другой.
Первый гудок оповестил о скором отбытии.
Гермиона бросила сумку напротив и вытянула ноги, пытаясь расслабиться. Светлые колготки успели немного запачкаться от слякоти Лондона. С помощью палочки она очистила засохшую грязь. Делала всё, чтобы отвлечься. Сняв куртку, положила рядом, потом передумала и повесила её позади на крючок. Отщипнула пальцами катышки на юбке, которых, казалось, вовсе не было, и ей просто мерещилось, господи…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Все мысли застряли там…
В том самом тёмном переулке.
С ним.
И как всё надоело. Как хотелось не думать. Как было бы легче без неё…
Гермиона закатала оба рукава. Смотрела то на метку, то на моли, колышущиеся на коже. Красиво…
И застонала от этих замечаний. Застонала от того, что буква «М» на сгибе локтя ассоциировалась только с ним, а не с цветами. Эта буква принадлежала ему! И Грейнджер тоже…
И эта метка. И её тело. И её желание. Всё его. Дьявол. От Грейнджер ничего не осталось.
Она склонилась вперёд от резкого движения поезда. Он медленно начинал разгон. За окном удалялся перрон. Пару часов в одиночестве. Всего-то…
Пару часов наедине с мыслями. Всего-то…
Всего-то стоило опять забить голову всем тем, что потянет её на дно.
И всего-то ей стоило уловить на периферии взгляда движение за стеклянными дверьми купе.
Это он.
Всего-то…
Он стоял неподвижно, смотрел прямым выстрелом прямо в глаза. Даже за стеклом ощущалась сила притяжения. Вот только вперёд. К его телу.
И в груди больше не сверлило. Не болело. В груди пусто, как и в башке. Он рядом, а больше ничего и не надо. Она лишь мазнула взглядом по собственной метке, чтоб её, проклиная за такой «подарок», и отвернулась к окну, слыша, как открылась дверь, чувствуя, как наполнилось её личное пространство его запахом.
Всего-то…
— Однажды, когда меня травили ядами для проявления во мне сил…
Лёгкие сжались. Сердце будто прыгнуло в горло, но она не осмеливалась переводить на него взгляд.
— Я так боялся умереть, — хмыкнул он. — А теперь жалею, что тогда не удалось. Может, поэтому я так отчаянно думаю, что у меня ничего не выйдет.
— Если ничего не делать, ничего и не получится, — для ответа нашлось только это.
Гермиона медленно повернулась к нему. Драко сидел напротив, уже успев снять пальто и остаться в чёрном пиджаке, надетом на такую же угольную водолазку. Белый цвет волос контрастировал, словно отсвечивал. Даже цвет глаз выглядел темнее. Красивый, сука, до неприличия. Красивый и недостижимый.
— Я просто не хочу, чтобы ты на что-то рассчитывала, — он пожал плечами и потянулся к карману, доставая пачку сигарет. — Возможно, я скоро умру.
И это его замечание — настолько правдивое, настолько в цель. Это — непростительное в голову, черта мелом между ними, кровь на бинте с антисептиком. Это то, что их отличало, и то, что никогда в жизни не даст им быть достаточно рядом.
— Ты так спокойно говоришь о смерти, — давясь этой мыслью, сказала она. — Тебе не страшно?
— Нет.
Всего-то…
Драко перекатывал сигарету между пальцами ловко и быстро, словно смакуя время прежде, чем её закурить. И всё его безразличие в словах резало ей вены. Так не должно быть. Так неправильно…
— Не говори так, — прошептала она, пугаясь своей неуверенности.
— А что? — он невесело посмотрел на неё. — Будешь скучать?
И мысленное «да» слишком быстро всплыло в голове. Она его проглотила, не дав вырваться наружу.
— Женись на ней…
Малфой замер. Лишь в кулаке сжимал сигарету, разламывая её пополам. Смотрел на неё нечитаемым взглядом. Грейнджер лишь видела, как плавилась сталь в его глазах, как нагревалась и кипела. Сказанное было ужасной ошибкой, и она тут же попыталась её исправить:
— Это единственный выход не умереть.
— Была бы на моём месте, — он увёл взгляд и потянулся за пачкой, смахнув на пол сломанную сигарету, — ты бы так не считала.
— Я знаю, что ты не можешь рассказать о ней и показать, но мне было достаточно того, что я увидела…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Этого недостаточно! — рявкнул он, и Гермиона вздрогнула. — Недостаточно понять насколько… насколько Мор… насколько станет ужасен этот человек, если дать ей в руки то, что она хочет.
И это обухом по голове.
Мортифера хотела силу Драко. Что будет, если он подчинится ей? С его возможностями…
