Мурашки пробежали по спине до самого загривка. Она никогда не думала в этом ключе. Господи.
Удавка давила на последний позвонок, и тот крошился, разлетался по всей свалке жизни Гермионы. Она давно превратилась в руины. Кровь струилась рекой из пробитой насквозь кожи, и она не могла заставить себя бороться. Она устала.
Вы-дох-лась…
Гермиона отвернулась к окну так и не ответив ему. Слова излишни. Да и не нашлось что сказать. Ей вдруг внезапно стало холодно. Словно своим приходом он заморозил здесь всё.
— Ты была не права, там, в Лютном переулке.
— О чём ты? — переспросила она, наблюдая, как за окном гроздьями валил снег.
— Ты сказала ей, что я тебе ничего плохого не сделал.
Когда она посмотрела на него, Драко всё ещё не решился прикурить. Он был абсолютно расслаблен, но когда прикусил губу, Гермиона уловила в его лице какой-то надлом.
— Ты продавал личную информацию в газеты? — хмыкнула она. — Или издевался надо мной перед всеми?
— Не очаровывайся моими поступками, — резко перебил Малфой, глядя в упор исподлобья. — Ты многого не знаешь.
Грейнджер пододвинулась на середину сиденья, чтобы оказаться прямо напротив него. Намеренно задела своими коленями его колени, вызывая у него непонятные эмоции. Она их раньше не видела. Он не отодвигался. Лишь еле уловимо нахмурился, разглядывая острые чашечки, проступающие сквозь колготки.
— Так расскажи мне…
И последнее, что она себе позволила — это забрать из его второй руки зажигалку. Обычная, с откидной крышкой, на бензине. Кажется, Гермиона видела такие в сувенирных лавках. Сталь, уже нагретая его рукой, такая тёплая, даже скользила. Она поднесла зажигалку ближе к нему и чиркнула, зачем-то подставляя вторую руку, чтобы не сдуло огонёк в купе с закрытыми наглухо окнами… Она сошла с ума…
И Драко, не отрывая своего липкого взгляда, чуть нагнулся, прикусив фильтр зубами. Даже глаз не прикрыл, когда сделал пару затяжек, прикуривая от огонька. Гермиона давилась от того, что воздух в глотку не поступал. Потому что он…
…он коснулся её руки, притягивая зажигалку ближе к лицу. Чёрт возьми, нежно…
Вся эта иллюзия разбилась, когда он выдохнул дым вверх, откидываясь обратно на спинку. Но уже поздно. Боже. Поздно. Весь её внутренний процесс самоуничтожения был запущен только его прикосновением.
— И что ты хочешь знать? — ухмыльнулся он одним уголком губ.
«Всё».
Это преступление — уточнять, что она хотела знать. Грейнджер хотела знать всё.
— Что бы ты хотел сделать первым делом, когда освободишься от непреложного?
Наверное, эти вопросы были заготовлены у Гермионы давно. Она просто их тихо обходила стороной в своей голове, но знала, если выпадет возможность… такая, как сейчас — она ею воспользуется.
— Это невозможно.
— Малфой! — настаивала она. — Просто… представь. Что бы ты хотел сделать?
Сигаретный дым скользко ложился ему на язык. Он ловко втягивал его и выпускал изо рта. Пропускал через нос, дыша, как дракон, жаром, наполняя купе вишней. Она даже не знала, можно ли здесь курить. Ей всё равно. Она готова наблюдать за этим сколько угодно.
— Я никогда не видел моря.
Всего-то…
Ей хотелось ответить, что у моря его глаза… его глубина и мощь одиночества. Хотелось, чтобы он залез ей в голову и сам это ощутил в её старых воспоминаниях — когда она стояла на берегу, слушая шум бушующего моря во время дождя. Определённо, это его стихия.
Драко совершенно такой же. Не подпускал к себе до конца, оставляя её довольствоваться берегом. До глубины она вряд ли достанет… если только не утонет. Не впустит в лёгкие его воду — яд. И не опустится на глубину, чтобы снизу, с внутренней стороны, взглянуть на его жизнь. Посмотреть на мир его взглядом.
И как же хотелось…
Всего-то…
Всего-то прикоснуться. Обжечься о его кожу и грубый взгляд. Хотелось мучить себя этим, уверяя всех, что это всё метка. Это всё она и её тяга к нему. Господи, как хотелось.
— Не смотри на меня так… — его голос хриплый. Виноват ли в этом дым или она?
— Как? — вырвался шёпот. Предательский. Неуверенный и надломленный. Потому что невозможно больше терпеть. Тянет…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
И ей не стоило даже отвечать, она чувствовала знакомое покалывание, чувствовала наглое вторжение в её голову. И выдохнула. Протяжно и долго, назло ему посылая все свои смелые видения, которые кружили сейчас в голове.
То, как он окутывал её тело дымом. Пачкал её своими ладонями, взглядами, словами…
Грязными.
Лучшими для них обоих. Просто, как он сказал, чтобы не очаровываться. Не переходить грань. Стоять на берегу, но…
Ей всего-то стоило оттолкнуться к нему навстречу. Услышать сдавленный выдох из его горла, увидеть, как кадык дёрнулся вверх, когда Малфой сглотнул в тот момент, когда Гермиона села на его бёдра сверху.
Сошла с ума.
— Грейнджер… — вдох.
— Малфой… — выдох.
Гермиона чувствовала, как он положил руку на её талию, Гермиона знала, что в ней сигарета. Словно она — как попытка, как шанс остановить всё это. Просто втянуть очередную порцию никотина, расчерчивая дымом границу между ними… но он этого не сделал. Драко только гортанно застонал, когда она двинулась ближе к паху, и, наконец, сдался.
Грейнджер тонула.
Медленно опускаясь на дно. В её легких-ветках — его море.
Его рычание — прямо в шею, когда он откинул сигарету, сжал талию и теперь тянул носом не дым, а её запах.
Боже…
— Чем ты пахнешь? — он совсем сломлен. Просто водил носом по её раскрытой шее, дыша и дыша ею.
— Это… — она задохнулась, чувствуя нарастающее возбуждение, — это детский шампунь…
Он хмыкнул куда-то в сгиб плеча, отодвигая свитер вниз, оголяя кожу, чуть касаясь губами.
И она умирала от его:
— Мне нравится…
Всего-то…
Его честность. Впервые услышанная — как непростительное. Как, чёрт возьми, шаг за ту самую границу мелом. Гермиона дрожала. Ей страшно. Ей до ужаса страшно останавливать всё это.
Она чувствовала, как быстро твердел его член, когда тёрлась об пах, вырывая из него горячие выдохи прямо к себе в плечо.
— Грейнджер… — голос ломаный. — У меня сейчас нет приступа… Мне не больно. Ты можешь этого не делать…
И прежде, чем схватить его обеими руками за лицо, отодвигая голову назад, вновь ныряя в его море, она ответила:
— Больно мне…
Первое, что произошло, когда она дала разрешение на всё это…
Треск.
Громкий треск разрывающихся белых колготок на ней. Грейнджер прикусила губу от того, как ткань обожгла кожу ног прежде, чем разъехалась от натяжения его пальцев, вцепившихся в них.
Он просто-напросто завёл обе руки ей под юбку, чтобы вцепиться в бёдра и дёрнуть на себя ткань, разрывая её. Ещё раз и ещё, превращая колготки в рваные дыры на ногах.
Она стонала. Стонала от этой сладкой пытки. От того, как его горячие руки вползали в созданные им отверстия, оглаживая её кожу. Она и раздета, и нет. Она закрыта, и в то же время — нет. Драко сжал задницу, пропуская пальцы через бельё, притягивая ближе к себе.
Господиблятьбоже.
В первый раз секс был необходимым спасением для него. Они просто неслись друг другу навстречу как два товарных поезда на огромной скорости. Никто не управлял тем, что происходило после удара: они столкнулись, и во все стороны полетели обломки.
Но сейчас. Сейчас необходимости спасения для Драко не было. Было лишь её горячее, тянущее желание. Желание целовать его, притягивая ближе, зарываясь пальцами ему в волосы. Чувствуя горький привкус его слюны. И убиваться этим. Пачкаться.
— Приподнимись, — прошептал он, не прерывая череду коротких злых поцелуев.
Она подчинилась, вновь углубляя язык в его рот. Чувствуя, как он расстёгивал пряжку, как стягивал вниз брюки, чтобы вновь усадить на себя. На горячий член. Его пальцы оттянули край белья и сразу же, без усилия, погрузились внутрь неё.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Грейнджер застонала, запрокинув голову назад. Заскулила виктимно и жалобно, сама насаживаясь на пальцы. Чувствуя хрип из его горла, пока он оставлял укусы на её шее.
