войсковой кавалерии не оставалось пространства для столь же обширного поля деятельности, как это было первоначально на правом крыле фронта, ведь тут очень скоро наткнулись на развернутые массы войск неприятеля. 4-й кавалерийский корпус, держась вслед за отступающим врагом, однако его раз за разом останавливал. Но вот перед левым крылом фронта, в 6-й и 7-й армии, действительно масштабного поля деятельности и быть не могло в связи с установившимся с самого начала тесным контактом с противником. Преследование после Саарбургского сражения вскоре, однако, уперлось в границу, которую французы соорудили с помощью своих укреплений.
Истощение конского состава в жаркие августовские дни оказалось чрезвычайно сильным, причем как на проделавшем огромные переходы правом, так и на внутреннем, являвшимся осью поворота, крыле фронта на Западе[430]. В 1-м кавалерийском корпусе уже 8 августа назначили дневку, так как лошади сильно уставали на непривычных для них горных дорогах и их пришлось перековать. 29 августа корпус был не в состоянии передвигаться по округе рысью. Таким образом, атаки были исключены. В начале сентября начались налеты противника, так как ближнюю разведку в должной мере не производили. Порученцы не могли быстро скакать с донесениями, а потому их все чаще обстреливали. Во 2-м кавалерийском корпусе одна из его кавалерийских дивизий 25 августа сообщила о крайнем истощении своих лошадей, о том, что она на пределе сил, другую же дивизию, отправленную 2 сентября в преследование, пришлось по тем же причинам приостановить.
Генерал фон Позек писал: «Проявившийся недостаток фуража и сложности с подвозом быстро вынудили к дополнительным мерам. Поначалу об использовании дневок для того, чтобы покормить и отпоить лошадей, за отсутствием военного опыта, и не думали. Позднее по обыкновению прибытие, как правило, уже в темноте, и очень ранний выезд препятствовали уходу и кормлению лошадей. На Западе сначала кормили свежеобмолоченным овсом с соломой, смешанными с клевером, однако постепенно в качестве дополнительного средства стали рассматривать самые различные варианты фуражировки. Это привело ко все большим ошибкам, например, к пресловутым хлебам из опилок, которым лошади были отнюдь не рады, что приносило вреда больше, нежели пользы. На Востоке лошадям давали в периоды затруднений старое сено, вереск, ветки, древесину, порой даже щепки с их яслей, а то и солому с крыш крестьянских домов, а потому участились вызванные грибком желудочно-кишечные заболевания. Неопытность в вопросах фуражировки часто становилась весьма серьезной помехой, да и лошади лишь постепенно смогли привыкнуть к их естественному способу кормления и начать пастись»[431].
Это были те же явления, что в 1812 г. ускорили гибель наполеоновской кавалерии. И как перед Йеной ей раз за разом приходилось прижиматься к пехоте, так произошло и в 1914 г. на Западе. Здесь вновь человек показал себя более выносливым в переходах, нежели лошадь. Было бы лучше еще в первые две недели убрать из армии непригодный к боевым действиям конский материал, чтобы кавалерия, особенно востребованная в этот период, оказалось бы на высоте своих способностей. У противника дела обстояли еще хуже. Лошади во французском кавалерийском корпусе Сорде, вступившего силами 3 дивизий в Бельгию, как под Авеном они установили контакт с английской армией, были уже неспособны передвигаться. При этом эффективно использовать их так и не удалось. Весь корпус выезжал в патрули и сновал по Бельгии туда и сюда, однако ничего существенного про немцев узнать, а также увидеть их не удалось. Эти поездки в патрулях целыми дивизиями совершенно измотали и прекрасно обученную верховой езде австро-венгерскую кавалерию. Уже во втором сражении за Лемберг она находилась в состоянии развала, при этом не понеся существенных потерь в боях. Предположительно именно истощение лошадей привело к тому, что рейд французской и английской кавалерии после сражения на Марне в 1914 г. в открытый правый фланг немцев под Сен-Кантеном так и не состоялся, а это имело бы весьма заманчивые перспективы.
Германская войсковая кавалерия в 1914 г. на Западе после отхода за Марну применялась для защиты от угрожавшего правому крылу охвата со стороны противника. Конечно, лучшей защитой в данном случае были при этом раз за разом переходившие в атаку германские войска, не давшие противнику перейти после битвы на Марне в масштабное фланговое преследование. Когда же затем постепенно с помощью удобной железнодорожной сети он стал бросать все новые части против правого фланга германского фронта, то в конце сентября под Бапомом в бои против них помимо переброшенных частей 6-й армии вступили спешившиеся 1-й и 2-й кавалерийские корпуса. Попытка одновременно отправить в замах севернее Лилля во фланг и тыл противнику усиленный до трех дивизий 4-й кавалерийский корпус не удалась. Тогда же 1-й и 2-й кавалерийские корпуса не сумели пробиться вперед в суматохе уличных боев в северофранцузском промышленном районе. Однако германская кавалерия смогла там успешно вести оборону. Правда, ограниченного числа стрелков (а спешенную кавалерию могли ввести в действие именно так) не хватало для того, чтобы вести крупные наступления. Противная сторона поступала в тот момент примерно так же. Френч также бросал своих всадников, чтобы они продолжили фронт пехоты и заполнили возникшие в нем бреши.
На более широких просторах и открытых пространствах на Востоке германская кавалерия за первые два года войны получила много возможностей успешно показать себя. 1-я кавалерийская дивизия смогла реализовать поставленную перед ней задачу против бесчисленных масс русской конницы[432]. Лишь ей в дни Танненберга довелось прикрывать от войск Ренненкампфа. Так как кроме того у нее еще и забрали одну из ее бригад, то против армии в 24 пехотных[433] и еще несколько кавалерийских дивизий оставались две кавалерийских бригады. При фланговом ударе 9-й армии под Лодзью обе дивизии кавалерийского корпуса Рихтгофена шли на левом фланге перед ударной группой армии, отправленной на Кутно. В дальнейшем они поддерживали связь с двинутыми к нижней Бзуре дивизиями и прикрывали предпринятый к востоку от Лодзи манерв 3-й гвардейской пехотной дивизии и 25-го резервного корпуса от атак крупных сил русской кавалерии и пехоты. При этом в полной мере использовали и бой в пешем строю и пользовались преимуществами конных частей. На другом фланге кавалерийский корпус Фроммеля из двух германских и одной австро-венгерской кавалерийских дивизий был растянут на длинном участке фронта и вместе с ландверными частями вводил противника в заблуждение относительно истинного размера имевшихся там германских войск, а также препятствовал ему бросить дополнительные силы в бои под Лодзью на фронт главных сил, обращенный к западу. По оценке русских, высказанной в декабре 1914 г., германская кавалерия была первоклассной.
После того, как германская конница на Востоке в течение зимы 1914–1915 гг. должна была вести позиционную войну между Пилицей и Вислой
