— Кажись, Алексей Поликарпович?.. Он и есть! — услышал радостный оклик Лифанов.
Высокий, широкоплечий рабочий с размаху протянул ему правую руку, и когда он подал свою, дружески прихлопнул ее левой.
— На «Тигровке» как? Спокойно? Насчет «Стерегущего» слыхал?
— Затем и пришли сюда, чтобы узнать полностью. Видишь, сколько нас!.. У каждого на «Стерегущем» свои дружки были. Да и миноносец свой: собирали, а потом ремонтировали.
— Здесь тоже не у всех толку добьешься. Разве у самого адмирала?.. Айда к нему, поспрошаем!..
— У кого? У адмирала? Больно ты прыткий!
— Небось, — торопливо проговорил Лифанов. — Адмирал адмиралу рознь. Этот наших кровей!
Макаров, стоявший на возвышении под электрическим фонарем, был хорошо виден рабочим. В строгой морской форме, сосредоточенный и сурово-серьезный, он стоял, слегка подавшись вперед, словно всматриваясь в будущее России, которая доверила ему защиту своих рубежей.
— И в самом деле, братцы, чего нам робеть? — пылко воскликнул один из монтеров. — Нешто Анастасов, Тонкий и Бабкин такие люди, что про них стыдно спросить у адмирала? Да я у самого царя спрошу, где они.
— Правильно! — поддержал его товарищ.
— Разошелся! У царя спрошу! — раздался голос в толпе. — Поди, поди, сунься к нему! Царь, он в Зимнем дворце, а ты в России в конце. До Зимнего в восемьсот двадцать пятом году князей да дворян не допустили. Прямо с Дворцовой площади в Сибирь сволокли… А тебя, рабочего человека, ныне чай пить к царю позовут?.. Не мастеровой, а младенчик!
— Пошли, пошли, братцы, — заторопил Лифанов. — Риску мало. Один умный человек давно сказал про мастеровых, что терять им нечего, кроме цепей да нужды.
— Верно! — поддержали монтеры-монтажники. — Нажимай, Алексей. Делай тропку.
Толпа расступалась неохотно. Все хотели быть ближе к Макарову, и задние напирали на передних.
Энергично действуя плечами и локтями, Лифанов и «тигровцы» все же добрались, наконец, до церковной паперти.
— Ваше превосходительство! — срывающимся голосом закричал Лифанов. — Правду говорят, «Стерегущий» погиб?
Обернувшись на крик, адмирал утвердительно кивнул. Стоящие вокруг засыпали его тревожными вопросами:
— А инженер-механик Анастасов и машинные квартирмейстеры?.. А минеры?.. А Селиверст Лкузин?..
— Скрывать не буду, — твердо и звучно произнес адмирал. — Сегодня утром японцы потопили «Стерегущего»… На «Стерегущем» было пятьдесят два моряка: офицеры, кочегары, минеры, матросы, служившие родине, как подсказало им сердце.
В порывистом жесте, в голосе, в сверкающем взоре его народ почувствовал и гнев и боль.
Люди придвинулись к нему еще ближе, ожидая дальнейших слов. Вся площадь взволнованно загудела.
Адмирал поднял руку, требуя тишины. Но когда молчание, наконец, наступило и Макаров взглянул на затихшую тысячную толпу, у него захватило дыхание, не сразу нашлись слова.
— Друзья!.. Родные русские люди! — громко произнес он после длительной паузы. — Война только началась, но уже показали свое бесстрашие такие герои, как весь экипаж «Стерегущего», мужественно и яростно защищавший народную честь. Кто лишен этой чести, тот не имеет права называться сыном России. Русский народ никогда еще не был побежденным! Мы, его дети, его защитники, верим в неодолимую свою силу, в свое великое будущее!.. Клянусь вам, отныне каждый из нас, моряков, станет таким же дерзко-отважным, страшным для врагов нашей родины, каким был экипаж «Стерегущего».
Макаров остановился, глубоко передохнул и, весь подавшись вперед, словно всматриваясь в грядущее, маячившее ему вдали, чеканным голосом продолжал:
— Слава и вечная память погибшим героям! Смертью они попрали смерть! Подвиг их не забудет Россия!..
Адмирал говорил, а на далеком морском горизонте уже снова темнели дымки японской флотилии.
Лифанов, надвинув на лоб фуражку, внезапно опустил голову, искоса поглядел на товарища и тихо сказал ему:
— Эх, на что силы тратим! Людей каких губим зря!.. Хоть и не след сейчас каркать, а знаю: пропадет и наш адмирал… Не будет у нас в России добра, пока сам народ за ум не возьмется. — Он помолчал и добавил: — Что ж… может, война научит!.. Было бы за что муку принять.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Много славных страниц в боевой летописи русского флота, но подвиг эсминца «Стерегущий», его матросов и офицеров остался в народной памяти как один из наиболее волнующих и героических.
О мужественной команде «Стерегущего» слагаются еще до сих пор в народе легенды, из уст в уста передаются рассказы. В память бессмертных героев был установлен по общественной подписке гранитный памятник в Ленинграде (тогда Петербурге), являющийся и сейчас украшением сквера вблизи Петропавловской крепости. Эскадренный миноносец «Стерегущий» стал как бы символом неувядаемой славы и доблести русских военных моряков.
Алексей Степанович Сергеев, автор романа, родился в 1886 году в городе Очакове Херсонской губернии в семье артиллерийского офицера. Отец его умер, когда мальчику было семь лет. Через два с половиной года его как сироту приняли на казенный счет в Симферопольскую гимназию, в интернат. По окончании гимназии он поступил в Петербургский университет на филологический факультет, но так как смерть матери лишила его последней моральной и материальной поддержки, Алексей Степанович вынужден был оставить учение и уехал работать мелким банковским служащим на Дальний Восток в Порт-Артур. Здесь, восемнадцатилетним юношей, он оказался свидетелем героических и трагических событий русско-японской войны 1904–1905 годов.
После Октябрьской революции в течение двадцати лет А. С. Сергеев занимал ряд ответственных должностей в советских учреждениях.
В 1937 году, выйдя на пенсию, А. С. Сергеев решил написать книгу на близких ему исторических материалах русско-японской войны, используя свои знания Дальнего Востока того периода и юношеские впечатления от пребывания в осажденном героическом Порт-Артуре.
Воплотить эти замыслы в жизнь оказалось, однако, делом не легким. «Став на путь писателя, — пишет А. С. Сергеев в автобиографии, — я стал на путь хождения по мукам». Первую книгу — роман «Варяг» — писателю удалось закончить уже в шестидесятилетнем возрасте. Второй роман — «Стерегущий» — остался незавершенным: внезапная смерть в 1954 году помешала Сергееву завершить свой труд. Но перед смертью, уже будучи тяжело больным, он все же договорился с литературным редактором о внесении в новую книгу всех необходимых поправок и дополнений. Согласно его завещанию, некоторые из неотработанных писателем глав были доработаны, в частности, сделаны уточнения там, где содержались исторические неточности.
