— А ты можешь снова добраться до Василисы? Я хотел…
— Ей не нужно знать, — дэйн вышел из дверей Цетира как раз вовремя, чтобы услышать последний вопрос брата. — Для всех мы — здесь. Лечим Повитуху.
— Ее имя — Милиана, — Йен недобро посмотрел на брата. — Запомни уже это, коли сам отправил ее туда, где она перестанет быть магессой.
— Я помню, — дэйн усмехнулся. — А ты помни, что не можешь владеть обеими, как бы тебе того ни хотелось.
— Думай, что говоришь! — пальцы Грехобора начали стремительно белеть от инея.
— Знаешь, — щелкнул пальцами Волоран, не обращая внимания на гнев мага. — Все же наша судьба — насмешница. Ты встречался с Повитухой, но она стала моей нареченной. Я собирался сделать женой Василису, но она приняла кольцо от тебя. В этом есть некая издевка, не находишь?
— Издевка?! Ты… — Йен шагнул к брату, но тут же остановился.
Рвущаяся из глубины души ненависть, неуправляемая сила, кипящая злоба… все изменилось. Он впервые почувствовал свой дар иначе. Горечь и боль поднимались в душе, но теперь их будто бы стало возможным сдерживать. Маг посмотрел на свои изувеченные руки. Иней на пальцах стремительно таял, и через миг от него не осталось ничего — даже капель воды. Йен просто… заставил его исчезнуть. Грехобор провел рукой по шраму — от виска до кадыка. Наказание Маркуса. Вечная метка, по которой его будут узнавать. Рана, которая откроется сразу, стоит ему хоть немного потерять контроль над силой. Она всегда кровоточит, стоит ему начать волошбу. Мужчина посмотрел на ладонь. Ничего. Перевел взгляд на брата… и опешил оттого, каким пронизывающим, изучающим взором Волоран смотрел на него.
— Дар подчиняется? — уточнил дэйн.
— Да… — растерянно кивнул маг. — Только я не знаю — почему…
— Ты изменился.
Сказав так, палач магов коротко свистнул, запрокинув голову в небо.
— Рад, что твоя злоба теперь не подхлестывает твой дар.
Он не стал объяснять, для чего сказал то, что сказал. Не стал извиняться. Он нарочно так больно ударил Йена словами, вынуждая его — столь легко выходившего из себя — рассвирепеть. Грехобор все понял. Значит, слова будут лишними, тогда к чему тратить на них время?
— После того, как видия отказалась помогать дэйнам, нам пришлось переселить ее, — сказал Волоран, всматриваясь в затянутое низкими тучами небо. — Она находится в заточении и считается предательницей.
— Тогда почему она жива? — прекрасно помня разговор дэйна с Отцом, спросил Глен.
— Мы не имеем права причинять ей вред. Поэтому, — дэйн отступил, чтобы фадир, плавно спускающийся с неба не задел его крылом, — единственное, что можно было сделать — запереть ее.
Фадир спустился. Гордое, красивое животное. Широкие крылья стегнули воздух, по лужам пробежали волны ряби и вот черный могучий жеребец замер посреди двора Цетира.
Но через мгновенье трепещущие ноздри втянули влажный воздух и конь, захрапев, вскинулся на дыбы, пытаясь передними копытами размозжить голову бесплотного Глена. Копыта беспрепятственно прошли сквозь воздух, но колдун, забыв, что могучий жеребец не может причинить ему вреда, отпрянул, уклоняясь.
— Тихо, фадир. Тихо… — дэйн перехватил поводья скакуна и пояснил. — Чует колдуна, вот и нервничает.
— Ну да, — фыркнул Глен, на всякий случай отойдя на несколько шагов от беспокоящегося животного. — Духа чует, а на мага внимания не обращает.
Грехобор спрятал улыбку и шагнул к громадному коню, протягивая руку.
И фадир, ненавидящий магию, фадир, не позволяющий никому, кроме Волорана, приблизиться к нему, так вот, фадир радостно фыркнул, подставляя мощную голову под руку изувеченную руку мужчины, выпрашивая ласку.
— Красавец… — Йен держал коня за поводья и гладил, гладил, прижавшись щекой к доверчивой морде, а потом обернулся к брату и спросил: — Ты так и не дал ему имя?
— Он — фадир, — Дэйн поставил ногу в стремя и забросил себя в седло. — Этого более чем достаточно. Оставь животное в покое.
Волоран протянул брату ладонь:
— Долго еще мне ждать, пока вы наласкаетесь?
Грехобор подтянулся, ухватив дэйна за руку, и вскочил на фадира позади наездника.
— Не люблю летать, — вздохнул маг. — С тобой — тем более. Сижу тут, как похищенная невеста.
В этот миг что‑то словно кольнуло Йена в сердце. Он и не понял сначала — что именно, а потом с запоздалым удивлением осознал — он не злится, не обижается, мало того он только что… пошутил?!
— Ты… вы… он же фадир! — тем временем выдохнул стоящий в стороне Глен.
Колдун имел весьма забавный вид — столько отразилось в его глазах удивления и неверия. Призрак и впрямь был ошарашен. За то незначительное время, которое он знал двоих братьев, ему открылось столько необъяснимого и странного, сколько он не видел за все годы своей далеко не рутинной жизни.
— Глен, — Волоран внимательно посмотрел на колдуна, словно не услышал его изумленного вопроса. — Тебе нужно перенестись за Топи, к разрушенной Клетке Магов. Проверь там все и… не подведи. Огромные крылья фадира хлестнули воздух, копыта звонко ударили о камни мостовой и через миг черный скакун взмыл в пасмурное небо, унося на своей спине мага и дэйна.
Уйти нельзя остаться
Зария в оцепенении сидела в углу кухни на лавке и смотрела в потолок. Там, между скатом крыши и закопченной балкой плел свои тенета паук. Он деловито перебирал лапками, и тонкая нить тянулась и тянулась, тянулась и тянулась… Так же медленно, но неустанно тянулись мысли в голове чернушки. Их впервые было так много. Зария ведь не привыкла думать. Она привыкла терпеть. Поэтому сейчас мысли разбегались в голове и мельтешили, мельтешили, мельтешили — одна другой тягостнее.
Она запуталась. Ей было больно. Страшно. И впервые хотелось с кем‑нибудь поговорить, выплеснуть все, что накипело и не давало покоя, душило и мучило.
Наследница лантей казалась себе букашкой, попавшей в паучью сеть — чем сильнее она трепыхается, тем прочнее облепляют тело липкие нити и тем быстрее ползет к своей жертве страшный хозяин ловушки.
Что случилось с ней? Почему? Раньше она знала свою судьбу. Каждую ночь та являлась ей в кошмарах. Иногда она приходила в образе свекрови, подающей похлебку с запахом ядовитых трав. Иногда в образе мужа, замахивающегося на Зарию тяжелым кулаком. Иногда в образе безобразной старухи, тянущей к жертве костлявые руки, смыкающиеся на горле и душащие, душащие, душащие…
Зария должна была умереть. Давно. Еще тогда, в переулке, когда вмешалась Василиса. А вместо этого чернушка неожиданно для себя стала свободной. Как? Разве можно обмануть судьбу? Разве предназначение не является единственным? Неужто жизнь не такая, какой ее заранее упредили Боги? Столько вопросов, мыслей, столько нужно понять, но Зария, словно околдованная, сосредоточилась совсем на другом…
