…Платовский летучий корпус, который уже в самом начале войны нанес несколько сильных ударов по легкой (польской) кавалерии Великой армии и умаливший ее численно, изменил многое. Наполеоновскому командованию пришлось «перекраивать» предназначение французской и союзной кавалерии, участвовавшей в Русском походе.
Во-первых, Наполеону пришлось использовать для боевого охранения (что являлось прямой задачей легкой кавалерии – полки уланские, гусарские, конно-егерские, шеволежер-пикинеров) использовать тяжелую кавалерию. Однако кирасиры, карабинеры и драгуны оказались не готовы исполнять не свойственные их функциональной готовности боевые задачи.
Во-вторых, легконные команды как никто лучше годились для фуражировки. Кормить лошадей той части Великой армии, которая оказалась на постое в обезлюдевшей Москве, необходимо было зерном и сеном. Если запасов зерна в брошенном жителями огромном городе нашлось достаточное количество, то сена не было. Для его поисков французам приходилось предпринимать рискованные экспедиции по Московской губернии, что зачастую дорого обходилось им. Партизаны, как армейские (прежде всего казаки,) так и местные, спуска иноземцам – мародерам и фуражировщикам – не давали.
И в-третьих, потери в конском составе в первых конных стычках, на поле Бородина (в день 26 августа кавалерия Наполеона «надорвалась») и в ходе «московского сидения» привели к тому, что кавалерийские части Великой армии к концу 1812 года стали в своем большинстве безлошадными.
К примеру, если маршал Мюрат в конце сентября имел в четырех резервных кавалерийских корпусах до 12 тысяч всадников, то к 18 октября их было уже только 8 тысяч, из которых половина коней не имела. Когда французская армия оставляла Москву, в ее рядах на запад уже шло 4 тысячи спешенных кавалеристов. Причем эта удручающая картина для французов и их союзников ухудшалась с каждым последующим днем.
В конце сентября падеж лошадей, как верховых, так и обозных, в главных силах Великой армии, «ходившей на Москву», принял необратимый характер. Тот конский состав, поступавший в кавалерию в самых малых количествах, не соответствовал самым необходимым требованиям к нему. Известно и другое: трофейные лошади, далекие по своим качествам взрощенных в степях коней, для казачьих полков не годились. Для их «ремонта», то есть восполнения боевой убыли конского состава, пригонялись табуны с Задонских, Сальских степей.
…После катастрофического поражения при Красном император Наполеон повел остатки Великой армии через Дубровну к городу Орше, где надеялся усилиться за счет корпусов, отходивших от Полоцка и этапных гарнизонов. Там же находились провиантские магазины. Генерал-фельдмаршал М. И. Голенищев-Кутузов составил новый армейский авангард из 12 батальонов пехоты (почти целая дивизия) и двух «доброконных» казачьих полков, вверив его генерал-майору А. П. Ермолову, человеку волевых решений, настойчивому и бесстрашному. Вновь вперед от Главной армии ушли летучие отряды.
Атаману Матвею Платову главнокомандующим была поставлена задача «употребить все способности для открытия настоящего направления Наполеона: пойдет ли он на Борисов или Сенно?» Полководец теперь каждый день нуждался в оперативной информации, полной и своевременно доставляемой в армейский штаб обычно казачьими вестниками. Они возвращались назад с новыми приказаниями.
…Наполеон, начальник его штаба маршал империи Бертье, корпусные командиры требовали от подчиненных им генералов доставлять им пленных, пусть будут это не казаки, а просто простые крестьяне. Требовалось знать, что происходило вокруг отступавшей Великой армии: силы преследователей, замыслы атамана Платова, названия дорог и куда они ведут, местоположение сел, где можно было поживиться провиантом и фуражом, места речных переправ – мостов и бродов, и многое другое.
Но «языков» удручающе для наполеоновского командования все не находилось. Рассылаемые для этой цели отряды, даже пешие, чаще, чем было раньше, сами становились добычей казаков, роившихся тысячами и сотнями вокруг заснеженных и обледенелых дорог. Мемуарист А. де Коленкур так описывал сложившуюся ситуацию, когда колонна гвардии во главе с императором выходила из Смоленской земли:
«Мы не встречали нигде ни одного крестьянина, никого, кто мог бы служить нам проводником. Никаких способов получить сведения! Несколько польских отрядов из гвардейского корпуса, посланных на поиски, возвратились после стычки с казаками. Они оттеснили казаков и зарубили нескольких из них, но наткнулись на большой неприятельский корпус, что вынудило их отступить, и они не захватили ни одного казака, который мог бы дать нам сведения о войсках, находившихся так близко от нас.
Мы были подобны людям, сидящим в секрете, которым разрешили только выйти подышать вольным воздухом; мы не знали, что происходит вокруг нас…»
Летучий казачий корпус на Смоленщине усилил свое давление на неприятеля. Генерал от кавалерии граф М. И. Платов демонстрировал высокое искусство изоляции вражеских колонн друг от друга. Его казаки производили постоянные набеги на дороги, пересекая их в промежутках не только между двигавшимися дивизиями, но даже между полками, если между ними образовывался в походе какой-то разрыв. Каждое такое появление казачьего полка или нескольких на виду у врага сказывалось на подавленном состоянии духа наполеоновских войск. Казаки все чаще и чаще сопровождали их на безопасном расстоянии ружейного выстрела. Французская кавалерия в крайне редких случаях реагировала на такие «пресечения» пути.
Главнокомандующий, понимая, что на Смоленщине главная тяжесть борьбы с бегущим неприятелем ложится на плечи генералов Милорадовича и Платова, решил усилить (но на крайний случай) силы последнего. 3 ноября генерал-фельдмаршал, имея главную квартиру в деревне Юрово, отправил донскому атаману следующее письмо:
«Милостивый государь мой Матвей Иванович!
Изъявляя Вам мою искреннюю признательность за действия Ваши, я Вас покорнейше прошу и впредь употреблять все средства для нанесений вреда неприятелю.
Генерал-адъютанту Кутузову предписал я следовать от Духовщины в направлении к Бабиновичи и быть в готовности подкреплять Ваш отряд в таком, однако ж, только случае, когда крайняя необходимость того востребует, ибо сей корпус по назначению его императорского величества должен действовать отдельно, почему прошу Ваше превосходительство, не присоединяя к себе казачьи полки, в состав оного вначале поступившие, предпишите им находиться в команде генерал-адъютанта Кутузова.
Остаюсь с истинным почтением и преданностию Вашего высокопревосходительства покорный слуга».
Летучий отряд генерал-адъютанта П. В. Кутузова (Голенищева-Кутузова), о котором идет речь в письме главнокомандующего, был отрядом, которым до своего пленения в октябре командовал Ф. Ф. Винценгероде. Новый начальник был известен как боевой генерал, кавалерии ордена Святого Георгия 3-й степени. В начале войны он собрал на дорогах между Москвой и Вышним Волочком 788 молодых ямщиков с лошадьми и сформировал из них ополченский Тверской-ямской казачий полк, который принял участие в войне с французами.
Армейский партизанский отряд будущего генерала от кавалерии П. В. Голенищева-Кутузова прославился тем, что разбил отступающий Баварский корпус (вернее – его остатки) под командованием генерала графа фон Вреде.
…При появлении армейских летучих отрядов в Белоруссии катастрофа Великой армии на Березине стала приближаться более «ускоренно». Лучшим примером тому стало нападение партизан Дениса Давыдова на город Копыс и взятие его с боя:
Казачий разъезд, высланный вперед от летучего отряда, перехватил вражеского курьера с рапортом маршалу Бертье от командира кавалерийского депо Бланкара. Полковник Ахтырского гусарского полка, прочитав донесение, понял, что депо идет в отрыве от главных колонн французов, имеет не самое сильное прикрытие и вполне может стать добычей его партизан. Денис Давыдов так описал Копыское дело:
«…Девятого (ноября) поутру мы помчались к Копысу. Почти половина депо была уже на противоположном берегу (Днепра), другая половина, оставшаяся на сей стороне, намеревалась вначале защищаться против вскакавших в главную улицу гусаров моих и донского полка Попова 13-го; но сколь скоро Чеченский с Бугским своим полком пробрался вдоль берега и явился в тылу оной, среди города, у переправы, – тогда все стали бросать оружие, отрезывать пристяжки у повозочных лошадей и переправляться где попало вплавь на противоположный берег.
Мгновенно река покрылась плывущими и утопающими людьми и лошадьми. Берега оной и сама она завалилась фурами, каретами и колясками. В улицах началась погоня и резня беспощадная, а с противоположного берега открылся по нас сильный ружейный огонь. Желая дать время рассыпанным по городу казакам моим окончательно очистить улицы от неприятеля, я остановился с резервом на площади у самого берега…
