так и есть, — сказал Джек Рауз.
— Мы не посылаем фотографии, мистер Кензи, — сказал Фредди. — Наши послания более конкретны.
Джек и Фредди смотрели на нас с циничной хитринкой в глазах, а Кевин Херлихи расплылся в глупейшей улыбке шириной с каньон.
— Значит, у моей задней двери слабый замок? — спросила Энджи.
Фредди пожал плечами.
— Так мне доложили.
Рука Джека Рауза потянулась к засаленной твидовой кепке на голове, он приподнял ее, глядя в сторону Энджи.
Она улыбнулась, глядя то на меня, то на Фредди. И только тот, кто знал ее долгое время, мог определить степень ее ярости. Она принадлежала к категории людей, чей гнев мог быть обуздан только путем снижения физической активности. Судя по ее застывшей позе, я был уверен, пять минут тому назад она благополучно миновала весьма опасный внутренний риф.
— Фредди, — сказала она, от чего тот часто заморгал. — Вы подчиняетесь клану Имбрулья в Нью-Йорке, я не ошибаюсь?
Фредди смотрел на нее широко раскрытыми глазами.
Пайн расслабил свои ноги.
— А клан Имбрулья, — сказала она, слегка наклонясь через стол, — отчитывается перед кланом Молиак, который, в свою очередь, по-прежнему считается нижестоящим по отношению к клану Патризо. Верно?
Глаза Фредди все еще были спокойны и вялы, левая рука Джека застыла на полпути между столом и чашкой кофе, а рядом с собой я слышал глубокое напряженное сопение Кевина.
— И вы — я имею право на этот вопрос — посылаете человека найти слабину в охранной системе квартиры единственной внучки мистера Патризо? Фредди, — сказала она и, потянувшись через стол, дотронулась до его руки, — как думаете, мистер Патризо сочтет такие действия уважительными по отношению к себе или нет?
Фредди процедил:
— Анджела…
Она похлопала его по руке и встала.
— Спасибо, что уделили нам время.
Я тоже встал.
— Приятно было повидаться, ребята.
Стул Кевина издал громкий скрежет, когда он вскочил и, глядя на меня враждебным взглядом, преградил мне путь.
— Сядь, черт тебя побери, — сказал Фредди.
— Разве не слышал? — повторил я. — Сядь, черт тебя побери.
Кевин улыбнулся, проведя почему-то кистью руки по губам.
Уголками глаз я видел, что Пайн снова скрестил ноги.
— Кевин, — сказал Джек Рауз.
Выражение лица Кевина говорило о долгих годах мучительной классовой ненависти и настоящем махровом психозе. Я видел маленького, чахлого, грязного заморыша, умственное развитие которого остановилось где-то между первым и вторым классом и так никогда и не поднялось выше. И еще я видел в них кровь.
— Анджела, — сказал Фредди, — мистер Кензи. Пожалуйста, сядьте.
— Кевин, — еще раз повторил Джек Рауз.
Кевин положил руку, которой стирал свою улыбку, мне на плечо. Что-то пробежало между нами в те секунды, пока она лежала там, и ощущение было неприятным, тревожным, грязным. Затем он кивнул, будто отвечая на мой вопрос, и отступил к своему стулу.
— Анджела, — сказал Фредди, — не могли бы мы…
— Всего хорошего, Фредди. — Она обошла меня сзади, и мы вышли на Принс-стрит.
* * *
Мы дошли до машины, которую оставили на Коммершиал-стрит, на расстоянии всего одного квартала от дома Дайандры Уоррен, и Энджи сказала:
— Мне еще надо кое-что сделать, поэтому я вернусь домой на такси.
— Уверена?
Она взглянула на меня как женщина, которая только что покинула сходку мафиози и у которой нет ни малейшего желания вступать в пререкания.
— А ты что собираешься делать?
— Думаю поговорить с Дайандрой. Возможно, смогу выведать что-то еще об этой Мойре Кензи.
— Я тебе нужна?
— Да нет.
Она оглянулась назад на Принс-стрит.
— Я ему верю.
— Кевину?
Она кивнула.
— Я тоже, — сказал я. — У него действительно нет причины лгать.
Она повернула голову и взглянула вниз на Льюис Уорф, где единственный огонек горел в квартире Дайандры Уоррен.
— Так где же тот, кто держит ее в таком состоянии? Если не Кевин, то кто послал это фото?
— Никакой зацепки.
— А еще детективы, — сказала она.
— Ничего, выясним, — сказал я. — В этом мы кое-что смыслим.
Я взглянул вверх и увидел, что вниз по Принс-стрит спускаются двое мужчин. Они шли по направлению к нам. Один был низкорослый, худой, крепко сбитый, на нем была засаленная кепка. Другой был высок, худощав и, вероятно, хихикал, когда убивал людей. Они дошли до конца улицы и остановились у позолоченного «диаманта» прямо напротив нас. Когда Кевин открывал дверцу машины для Джека, он смотрел прямо на нас.
— Этот парень, — подсказал мне внутренний голос, — очень не любит вас обоих.
Повернув голову, я увидел Пайна, сидящего на капоте моей машины. Он взмахнул рукой, и мой бумажник стукнул меня в грудь.
— Нет, — сказал я.
Кевин обошел переднюю часть своей машины, все еще глядя на нас, затем влез в нее, и они двинулись вверх по Коммершиал, затем вокруг Уотерфрант-парка и исчезли на повороте Атлантик-Эйв.
— Мисс Дженнаро, — сказал Пайн, наклоняясь и вручая ей кошелек.
Энджи взяла его.
— Это был прекрасный спектакль. Браво.
— Благодарю.
— Но не стоит повторять его дважды.
— Нет?
— Было бы неразумно.
Она кивнула.
— Да.
— Этот парень, — сказал Пайн, глянув туда, куда скрылся «диамант», и затем вновь на меня, — способен причинить много горя.
— Тут я вряд ли могу что-то сделать, — сказал я.
Он плавно слез с машины, будто был не способен совершить резкое движение или споткнуться.
— Мне это знакомо, — сказал он, — и смотрел он на меня точно так же, хорошо еще, это не передалось его машине. — Он пожал плечами. — Но я — это я.
— Мы привыкли к Кевину. Знаем его с детского сада.
Пайн кивнул.
— Лучше б тогда и убили. — Он прошел между нами, и я ощутил ледяной холод в груди. — Спокойной ночи.
Он пересек Коммершиал и стал подниматься вверх по Принс-стрит. На улице повеяло свежим ветром. Энджи поежилась в своем пальто.
— Не нравится мне это дело, Патрик.
— Мне тоже, — сказал я. — Совсем не нравится.
Глава 5
Мы сидели на кухне у Дайандры Уоррен, и лампа была единственным лучом света в ее темной квартире, где мебель, заполнявшая пустые места, напоминала громадные, неуклюжие тени. Огни соседних домов заглядывали в ее окна, но почти не проникали внутрь, а на противоположной стороне гавани огни Чарльзтауна рассекали черное небо на желтые квадраты.
Была относительно теплая ночь, но в квартире Дайандры было холодно.
Дайандра поставила вторую
