Камилла отскочила от окна. Щеки ее пылали.
— Давай подумаем! Кого он знает в городке, кроме нашей семьи? Думаю, никого. Значит, он постучит к нам, и я ему открою! Мне нужно переодеться! Помоги мне, Мелина!
— Если так, то поторапливайся! Ты не причесана и почти раздета!
По комнате пронесся вихрь паники. Камилла заскочила в свою ванную, умылась холодной водой, причесала волосы и надела новое платье, купленное в Тюле на прошлой неделе.
— Мелина, пожалуйста, дай мне мою цепочку, золотую, и кулон с розовым камешком… и повязку для волос! Мама часто говорит, что с открытым лбом я похожа на принцессу!
Мелина осталась стоять у окна, сделав вид, что не слышит. В позаимствованной у Мари розовой блузке, подчеркивающей ее бюст, девушка выглядела ослепительно хорошенькой со своей перламутрово-белой кожей и гладкими волосами цвета воронова крыла.
— Ты права! — тихо сказала она старшей сестре, отходя от окна. — Красавец Гийом остановился возле нашей двери! И как назло, папы Адриана нет дома, чтобы нас защитить!
— Вот глупости! Послушать тебя, так мой Гийом — разбойник! Конечно, он не сделает нам ничего плохого! Подумать только! Минуту назад я переживала, что больше никогда его не увижу, и вот он здесь, в Обазине!
Девочки тихонько подошли к окну и затаили дыхание. Гийом бродил по площади с таким видом, словно искал кого-то. Когда Мари вышла из скобяной лавки, он сразу же направился к ней.
— Он говорит с мамой! — прошептала Камилла. — Господи, знать бы, что ему от нее нужно! Мелина, давай спустимся вниз — вдруг мама пригласит его зайти!
— А мне что там делать? — спросила Мелина, предчувствуя приключение.
— Ничего! Просто постой со мной рядом! А если Гийом войдет, иди в кухню! В общем, мне нужна будет свобода действий!
Камиллу даже затошнило от волнения. Она часто дышала, ладони стали влажными, колени дрожали; от смятения она порозовела, став еще более хорошенькой…
Мари очень удивилась, увидев Гийома Герена в Обазине. К тому же молодой банкир решительным шагом направился ей навстречу. Он приехал поговорить с ней, в этом не было никаких сомнений. На его лице читалась крайняя озабоченность. Что еще могло случиться? Мари недоумевала. Что ему понадобилось от нее, ведь он практически выгнал ее из своего кабинета в лиможском банке? Его присутствие здесь казалось ей по меньшей мере неуместным.
— Мадам Меснье! Мы могли бы поговорить? Это очень важно!
— Конечно! — ответила с легкой тревогой в голосе Мари. — Это надолго?
— Я не знаю…
— Если так, лучше останемся на улице! Я не хочу приглашать вас к себе, по понятным вам причинам.
Гийом кивнул в знак согласия. Мари же оказалась в затруднительном положении: она не хотела впускать его в свой дом, но понимала, что не сможет долго гулять с тяжелой корзиной, которая и так уже порядком оттянула ей руку. Да и о том, чтобы разговаривать стоя посреди центральной площади городка, не могло быть и речи!
— Послушайте, молодой человек! Предлагаю вам подождать меня здесь. Я только отнесу в дом покупки. А потом мы прогуляемся по берегу Канала Монахов, это недалеко отсюда. Там нам никто не помешает, и вы сможете рассказать, что привело вас в Обазин.
Гийом опешил: эта женщина не переставала его удивлять. Было бы естественнее, если бы она сердилась на него после той, первой встречи и говорила бы с ним куда менее любезно… пожалуй, даже с негодованием. Но вместо этого она вежливо и миролюбиво предлагает ему прогуляться! Опять он не знал, что и думать…
— Вы не боитесь, что я задумал что-то плохое?
Мари внимательно посмотрела на него. Во взгляде Гийома она прочла тревогу, но не ненависть и не коварство.
— Нет, я вас не боюсь. И полагаю, что вы не стали проделывать такой путь без серьезной причины! Дайте мне пять минут, и я буду готова вас выслушать.
Камилла и Мелина наблюдали за ними из окна. Сестры обменялись недоумевающими взглядами, когда мать оставила гостя посреди площади, а сама стремительно направилась к дому. Они видели, как она открыла входную дверь, услышали, что она вошла и почти тотчас же вышла. Камилле это ожидание было невыносимым! Она не удержалась и позвала из окна:
— Мам, куда ты?
Мари подняла голову.
— Не высовывайтесь так сильно! Я уйду ненадолго. Гийом Герен приехал со мной поговорить. Приготовьте обед и присмотрите за Нанетт. Я постараюсь вернуться побыстрее.
— А что сказать папе, когда он вернется?
— Правду, разумеется! Это совсем нетрудно. Я скоро!
Мари настолько была озабочена этой неожиданной встречей, что снова ничего не заметила — ни нарядного платья Камиллы, ни ее волнения. Она подошла к молодому банкиру, который бродил по площади, рассматривая близлежащие дома. Перед импозантным зданием аббатства он остановился.
— Я готова вас выслушать, мсье! — со вздохом сказала Мари. — Идемте! Берега Канала Монахов очень хороши в это время года. Местные девушки собирают там фиалки. Жаннетт и Мари-Эллен вчера принесли мне чудесный букет…
Гийом молча слушал. Мари говорила с ним так естественно, чуть ли не сердечно… и все же он перебил ее, не удержавшись от вопроса:
— Почему мы идем именно туда?
— Потому что там очень спокойно, особенно по утрам. Увидите, это очаровательное место! Вы ведь ищете покоя, не так ли?
Мари жестом обвела ставший за многие годы родным пейзаж. Воды канала блестели под лучами солнца. Одичавшие фруктовые деревья окутывала легкая дымка цветов.
— В Обазине, мсье, вера — не пустое слово! Святой Этьен основал здесь аббатство, монахи продолжили его дело. Здесь вера породила много чудес. Примерно год назад анонимные письма с обвинениями в адрес моего супруга и меня нарушили мир в нашей общине, но все уладилось, и знаете почему?
— Нет! — сказал молодой человек, который выглядел теперь еще более растерянным.
— Потому что аббат Бурду, наш священник, поднялся на церковную кафедру и своей проповедью направил своих прихожан на путь истинный. Он публично снял с нас все обвинения. Поэтому не судите меня бездоказательно!
Волнение Гийома стало более явным. Пришло время рассказать о цели своего приезда, однако нужные слова никак не находились. Наконец он сказал тихо:
— Я приехал и поэтому тоже. После той встречи с вами, в Лиможе, я много думал. Вы показались мне такой уверенной в себе и такой… спокойной! Я начал сомневаться. Вы не выглядели виноватой. И тогда я стал расспрашивать мать, которая в конце концов рассказала правду. Оказалось, что мой отец действительно сотрудничал с немцами в Тюле. Он был полицаем. Она хранила этот секрет, дабы не осквернять память о своем супруге и уберечь меня от душевных мук. Она хотела, чтобы я по-прежнему любил отца и уважал его. Какой удар! Я ведь привык считать его героем, которого несправедливо расстреляли! Прошло много времени, прежде чем я смог прийти в себя. И однажды утром сказал себе, что это наверняка не единственная ложь о нем! Хотите верьте, хотите нет, но мне необходимо восстановить справедливость. Для меня пришло время узнать, кем на самом деле был мой отец и что он успел натворить за свою жизнь…
— Я вам искренне сочувствую, — вежливо отозвалась Мари.
— Правду сказать, — продолжал Гийом, — у меня уже возникали некоторые сомнения, особенно после войны… Родители на время оккупации отправили меня в Овернь, к бабушке с материнской стороны. Когда отец умер, я так горевал, что с облегчением принял все объяснения матери. Она же была убеждена, что на него донесли. Еще до того, как мы с вами встретились в Лиможе, мне сказали, что это ваших рук дело. И я вас возненавидел, я вас презирал… и мечтал отомстить! Когда вы вошли в мой кабинет, то я подумал: вот оно, свершилось! Вы в моих руках! По рассказам вы представлялись мне жесткой, насмешливой… Но вы совсем не похожи на бессовестную, развратную женщину, которую мне описывали…
Мари остановилась как вкопанная. Она смотрела на Гийома с неподдельным изумлением:
— Я — развратная женщина? Это уж слишком! Я полагаю, что всегда вела себя достойно. Мне очень интересно, кто мог наговорить вам обо мне столько «лестного»?
