и Маргариты», люди столетиями стремились к Святому Граду, поклониться «Иерусалиму Земли Русской», его святыням, храмам, чудодейственным мощам, пройти по благодатной земле, прикоснуться к Вечности… И всё изменилось: вместо посещения киевских таинственных пещер, лицезрения мироносных икон бегут, стремятся на Андреевский спуск, притронуться, запечатлеться возле памятных мест, связанных с САМИМ Михаилом Булгаковым!!! Хоть на мгновение посидеть возле НЕГО на скамейке! Гения, запечатленного на селфи десятки тысяч раз «скамеечными соседями». Скамейка уже давно блестит, отполированная… А как можно ближе прикоснуться к литературной славе?! Чтобы стать, перевоплотиться хоть на мгновение в Ивана Безродного! Безусловно, здесь присутствует переоценка ценностей. И не без некоего «чертовско555го» характера творчества Великого Писателя. Налицо простое стремление современной молодежи и даже людей пусть и в пенсионном возрасте, но только-только начавших читать книги, просто запоздало познакомиться с художественной литературой. Господа, не почувствовавшие радость художественного чтения, – мне вас жалко! Так вот, освоив анекдотичность, шутовство некоторых потусторонних персонажей Затейника, поверхностный читатель не замечает глубинных пластов этих героев, мудрых и суровых, скачущих по лунной дорожке в свите Воланда, какими их представляет Булгаков в финале романа. Неискушенный потребитель легких, на первый взгляд, произведений не ощущает всю мощь воистину философских притч Михаила Афанасьевича. Как «редкая птица долетит до середины Днепра…», так и мало людей, понимающих всё величие творчества великого КИЕВЛЯНИНА. Ведь все гениальные произведения мировой литературы имеют несколько слоев восприятия и понимания сути вещей, в них происходящих. Как Библия!
Но именно «дьяволиадами» взял отечественного читателя Булгаков. Без «рогатого» тут не обошлось – как и в решении Министерства просвещения Украины в 2012 году заменить в школьной программе «Фауст» Гете на «Гарри Поттера». Для сотрудников важного и ответственного государственного органа эта замена не была тяжелой морально. Им, вряд ли читавшим и Гете, и Роулинг, достаточно было краткого содержания произведения. Есть вещи настолько серьезные, что по их поводу можно только шутить.
Киев начала ХХ века нельзя представить без Михаила Булгакова. И это не толькл мое мнение Позвольте, я приведу размышления Мирона Петровского, прекрасно знающего и Киев, и творчество Великого Писателя.
Петровский совершенно обоснованно считает, что появление Михаила Булгакова, писателя из Киева, не было ни чудом, ни случайностью. Чудо требует одноактности, оно по определению не может быть серийным, а Киев в конце описываемого периода непрерывно порождал явления отнюдь не городского масштаба и выводил персонажей воистину удивительных. До сих пор мало кем осознается тот факт, что русский символизм, определивший развитие отечественной культуры далеко за пределами так называемого «серебряного века», ведет свое начало из Киева, со статей и манифестов Николая Минского, Иеронима Ясинского и Виктора Бибика. Что три крупнейших отечественных философа – Николай Бердяев, Сергей Булгаков и Лев Шестов – киевляне по рождению или по воспитанию. Что философ из Киева Яков Голосовкер, перебравшись в Москву, сочинил, между прочим, роман о дьяволе, сжег его, а потом восстановил заново, подобно тому, как сделал это герой Булгакова. Словно писать в Москве романы о дьяволе, сжигать их, потом восстанавливать – необходимая принадлежность некой «киевской типологии»… Был ли Киев провинцией для «двух столиц»? Читатель моей книги не согласится с этим. Конечно, роль областных гнезд (Киев, Одесса, Витебск, Воронеж, Чернигов…) в определенные временные промежутки была значительной, но всё же не шла ни в какое сравнение с ролью столиц, чье мощное притяжение непрерывно захватывало всё лучшее, что нарабатывалось на периферии. Это и определило появление в Москве 1921 году Михаила Булгакова, за которым долго тянулась репутация «писателя из Киева».
Так вот, разберем вопрос: был ли породивший и воспитавший многих творческих людей Киев – провинцией? На него не ответишь ни ссылкой на административное деление, ни напоминанием о славном историческом прошлом или о количестве и качестве библиотек и фабрик, театров и монастырей, издательств и учебных заведений, элеваторов и церквей… Тут на первый план выходит самоощущение человека, живущего в этом пространстве. Всё остальное годится для проверки – нет ли в этом самоощущении заносчивости или уничижительности? Николай Бердяев бросил крылатую фразу: «Всё, что отдалено от Бога, – провинциально». Админделение и размер кружка на карте мало что решает, когда речь идет о столь высоких бытийных смыслах. Родина Булгакова являлась столицей его мира и творчества. Для понимания писателя не подходит концепция «двух столиц», тут нужно прибегнуть к представлению о трех – в духе Георгия Федотова: «Западнический соблазн Петербурга и азиатский соблазн Москвы – два неизбежных срыва России, преодолеваемые живым национальным духом. В соблазнах крепнет сила. Из немощей родится богатство. Было бы только третье, куда обращается в своих колебаниях стрелка духа. Этим полюсом, неподвижной православной вехой в судьбе России является Киев, то есть идея Киева». Из этого «третьего» и пришел писатель и внес в национальную литературу «идею Киева». Это город дал Булгакову необыкновенный дар – воспринимать общенациональную культуру, находясь в ней, и при этом как бы созерцать со стороны, охватывая взглядом его целостность.
Одержимость Киевом – едва ли не доминанта булгаковского творчества, а «идея Киева», сопрягающая, несомненно, всемирно-историческую, «сверхстоличную» судьбу города со столь же несомненной его каштано-акациевой провинциальностью, поражает, как бы наперед задает своей неразрывной несовместимостью основные структуры художественной мысли Булгакова. В конфликте между столицей и провинцией, в споре «двух столиц» играет выразительно «третью» – медиативную – роль. Есть нечто обнадеживающее в том, что популярность Булгакова стремительно росла как раз в ту пору, когда пролетарские и деревенские писатели вострили друг на друга литературные зубы.
Булгаков, Вертинский, Шестов, Бердяев, Куприн и многие другие светила ХХ века творчески формировались в самом начале его. Причем это происходило в киевской духовной питательной среде. Но эти «художественно-идейные движения» мало исследованы и описаны. Лишь в последнее десятилетие появились фундаментальные исследования, в первую очередь – Мирона Петровского. Он отметил, что у исторического познания есть своя дистанция, свой поступательный шаг, свой модуль: современность становится привлекательной для историка по прошествии примерно 20 лет. Приблизительно через такой срок, равный, как считают, времени вхождения в жизнь нового поколения, историческая наука «замечает», что текучее «сегодня» уже стало «вчера» и ее, науки, поле познания приросло новым участком. Сегодняшняя современность, ставшая вчерашней, осознается как место приложения усилий историка. Сегодня, скорее всего, не найдем хроникеров или панорамных описателей 1980-х годов, последних лет советской власти, при всей их красочности. Бытописатели найдутся, а вот с историческим и культурологическим анализами посложнее. Может попробовать? В подобном соответствии время 1900-1910-х годов для познания специалистов должно было пробить после Первой мировой, гражданских войн, революции, одним словом – после… Но, по словам Салтыкова-Щедрина, «история прекратила течение своё…». Нет, нет, не
