– Да, сэр, – серьезно кивнула Делия. – Такое случается.
– Входим в квартиру Стивенсона.
Хотя Ева была уверена, что квартира пуста, она все же достала оружие.
– Это полиция, – объявила она, открыв дверь и осмотрев прихожую. – У нас есть ордер. Стоять на месте, руки за голову. Включаю свет.
Здесь было так же просторно, как и в квартире Фрайберн. Безукоризненно чисто и в то же время уютно. «Чувствуется рука женщины», – подумала Ева.
Добротная мебель, живые вьющиеся растения, симпатичные безделушки. Окна с жалюзи, сквозь которые было видно темное небо с грозовыми тучами.
Яркий свет озарил висевшие на стенах фотографии в рамках.
«Вот оно», – подумала Ева, но не подала виду и жестом отправила Пибоди налево, а Рорка направо.
Следовало удостовериться, что Стивенсона нет в квартире, а потом начать обыск.
– Это официальная операция Нью-Йоркской городской полиции, – громко сказала Ева, хотя знала, что в квартире никого нет. А потом закрыла дверь. Если она ошиблась и Стивенсон дома, не стоило оставлять ему свободным путь к бегству.
Она прошла в гостиную с уютным цветастым диваном и глубокими креслами. Проверила шкафы, обнаружив среди мужской одежды женское пальто, жакет, зимние ботинки и ярко-розовый зонтик.
Пройдя на кухню, Ева увидела на столе вазу с красными яблоками и четыре большие кофейные кружки того же цвета.
– Даллас… – В дверях появилась Пибоди. – Никого нет.
– Он собирается вернуться. – Ева взяла яблоко и повертела его в руках. – Это все еще его дом. Что ж, начнем.
Она позвонила Фини, попросила его взять с собой Макнаба, срочно приехать и обследовать квартирный телефон и электронику. Но поскольку Рорк был рядом, ждать их не имело смысла.
– Мне нужны все входящие и исходящие. Все, что позволит обнаружить его местонахождение, место работы, где он бывает и чем занимается. Я хочу знать, разговаривал ли он с кем-нибудь из жертв, не выходя из квартиры.
– Я знаю, что нужно делать.
– Как всегда. Пибоди, начни со спальни его матери. Нам нужно то, что связывает его с жертвами. Заодно поищи улики, которые подскажут, где он может находиться. Я займусь его комнатой.
Но сначала Ева обошла галерею. А вдруг на одной из фотографий запечатлен он сам?
Тут было несколько снимков его матери. Привлекательной женщины с мягкими волосами, добрыми глазами и доброй улыбкой. Ее всегда окружал нимб света. Специально или по чистой случайности?
Он ничего не делал случайно.
Были и другие лица и другие темы. Играющие дети. Мужчина в бейсболке, с пятнистой собакой на руках. Молодая женщина, лежавшая на покрывале среди моря цветов.
Но ни одна из фотографий, украшавших стены, не напоминала портреты жертв, стоявшие перед ее мысленным взором.
«А ты сам? – думала она. – Где тут твой портрет?»
Нужно будет попросить Фини провести поиск в массиве фотографий для удостоверения личности. На это уйдет время, драгоценное время, но вдруг им повезет?
Она прошла в спальню.
Там было так же чисто и опрятно, как и в остальных комнатах. Кровать аккуратно застелена, подушки взбиты. Одежда, висевшая в шкафу, была подобрана по цвету и типу.
Мания аккуратности, решила она, но вспомнила, что в шкафах Рорка царит такой же образцовый порядок.
«Он молод, – подумала Ева, изучая содержимое шкафа. – Модные рубашки, ботинки на воздушной подушке, гелевые сандалии, куча джинсов и штучных брюк. Ничего дешевого, но и ничего слишком шикарного. Живет по средствам, хотя и любит одежду. Любит хорошо выглядеть».
Имидж…
Она начала с письменного стола.
Все дискеты были озаглавлены и расставлены строго по алфавиту. Ева обнаружила описание Колумбийского университета и курс лекций профессора Лиэнн Браунинг за прошлый год.
Твое досье пополняется, Джерри, подумала она, укладывая дискеты в пакет для вещественных доказательств.
Потом она направилась к бельевому шкафу и начала рыться в аккуратно сложенных носках и нижнем белье. Там лежала завернутая в тряпку коробка с его драгоценностями.
Засушенный розовый бутон, отшлифованный кусочек гальки, корешок билета на стадион «Янки», обрывок материи – скорее всего, кусочек какой-то подстилки.
Картонная подставка, которой чаще всего пользуются в клубах. На ней красовалась голубая надпись «Устрой сцену». Ева сунула подставку в пакет с вещдоками и добавила к ней визитную карточку «Портографии».
Потом отошла и еще раз обвела взглядом спальню. Ты живешь здесь, но работаешь в другом месте. Жилье отдельно, мастерская отдельно. Это квартира матери. Место, где можно вкусно поесть и хорошо выспаться. Но для творчества оно не годится.
Давненько он здесь не был… Ева потрогала пыльную крышку ящика для постели. Наверное, у него слишком много было работы для того, чтобы приходить домой и отдыхать. Приходить домой, где тебя уже никто не ждет.
– Ева!
Она обернулась и увидела стоявшего в дверях Рорка.
– Уже закончил?
– Там было не так уж много. У него стоит автоматическая система, стирающая все, что было записано больше тридцати дней назад. Если вы реквизируете технику, то восстановите уничтоженные сообщения, но без специальных средств можно найти информацию только за последний месяц. Он не слишком общителен. Три недели назад заказал пиццу и цветы на могилу матери…
– Название кладбища? – прервала его Ева.
– Установил. Никаких входящих и исходящих от друзей, родственников или знакомых. На автоответчике остался голос его матери.
– Ну а его голос там есть? Нам нужен образец для анализа.
Что-то мелькнуло в глазах Рорка, и он быстро отвел глаза.
– Да, конечно. Это не проблема.
– Ты хочешь, чтобы я жалела его, потому что он лишился матери? Потому что сам не успел оправиться от горя? Извини, но сочувствовать ему я не могу. Он преступник, убийца! Нельзя сочувствовать тому, кто убил трех совершенно безвинных молодых людей.
– Нельзя. – Он вздохнул. – И все же у меня сжимается сердце, когда я вижу, что он сохранил вещи матери. В шкафах ее одежда, на автоответчике ее голос. Я, пока работал, время от времени смотрел на ее портрет. Ты понимаешь, что он сделал?
– А что он сделал?
– Превратил ее в ангела, в божество. Судя по отзывам, она была очень хорошим человеком. Но простой смертной. А он никак не хотел этого признавать. Он обожествил ее и убивает ради нее. Видит бог, она этого не заслужила.
– Ты жалеешь не столько его, сколько ее.
– Очень жалею. Она любила бы его в любом случае, верно? Может быть, она любит его и сейчас, несмотря на все, что он сделал?
– Не знаю, этого я не знаю.
– Вот и я не знаю, и никогда мы этого не узнаем… Фини пришел, – сказал он и сделал шаг в сторону.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
