и вместо того, чтобы со смехом бегать по ржи, просто брела куда-то, при этом не покидая пределов поля.
Поймал, повалил в высокую рожь. Правда, почти сразу же об этом пожалел. Бланка была не чета Иренке. Да, в теле, и грудь почти как у той, первой в эту ночь его мавки, но до того вялая и неотзывчивая, что Ярош почувствовал себя неуютно. Будто не до конца остывший труп. И пусть он прекрасно знал, что мавки те же мертвячки, утопленницы, и оттого, чтобы не глядеть в белые выцветшие зенки, русалии приходятся на темные ночи, но до потех с настоящими мертвецами не опускался. Да и никто в их деревне, даже неразборчивый Броник! Он все-таки поцеловал Бланку в губы, просто чтобы проверить, что дышит. Да нет, живая! А что вялая, так этот кабан Броня отдавил ей все бока, намял косточки. И снова показалось странное. Словно не будь Брони, и Бланка сказала бы ему что-то такое, о чем девки обычно молчат даже после свадьбы. Ярошу и не надо было того вовсе, но он все равно ждал.
В общем, ночью Ярош был скорее доволен, чем нет. И ушел не первым и не последним, и девок уже после Бланки полапал вволю. В рожь больше никого не валил, сил не было, но до чего приятно просто хватать визжащих теплых девок, щупать через длинные рубахи, вдыхать резковатый аромат пота, травы и семени! Ох, какой урожай ржи будет по осени, боги приглядят! Про Бланку он наконец и думать забыл, спокойно добрался до дома да завалился на сеновале, как всегда делал летом, не желая спать в душной избе.
А вот проснулся Ярош совсем нехорошо. Сначала он почувствовал, что замерз, и попытался пошевелить руками и ногами, чтобы разогнать кровь. Не получилось. Испугаться как следует Ярош не успел, он понял, что связан. По совсем уж ранней юности они иногда шутили так с друзьями, но те лета давно прошли. Попытка осмотреться из-под ресниц не принесла успеха, его движения уже заметили.
– Проснулся, гаденыш… – проворчал над ним Габа, нависая так, что неба не было видно. Ярош распахнул глаза и понял, что про небо подумал не зря – его и впрямь выволокли с сеновала, оттого и холодно.
– Стрико Габа, что я вам сделал! – возмутился Ярош, надеясь, что его голос не звучит хныкающе. – Пустите!
– Теперь жениться придется… – будто не слыша его, пробормотал Габа, и огромные плечи его поникли. – Не такую свадебку я хотел, не такого зятя…
– Эй, подождите! – Ярош завертелся ужом, пытаясь избавиться от веревок. – Да развяжите меня, не сбегу, чай. Я-то что, это Бронька все!
Он еще не успел подняться, развязанный сердобольными соседками, как налетела мать Бронислава, похожая на пеструю дурную курицу, размахивающую крыльями.
– Ты моего Броню не трожь! – визгливо заорала она. – Он всю ночь с полатей не вставал, не то что вы, бесстыдники!
Ярош мог бы сказать, что знает: тетка Агата принесла Броньку как раз с русалий, вынудив Алеша жениться на Покров, пока пузо не полезло на нос. Но не стал. Алеш мужик тихий, он напоминаний таких не заслужил. Да и Бронька на него не похож. Ярош только голову повесил. Тетка Агата и побожиться могла, что Броня дома был. Разве что Бланка сама подтвердит, уж этого толстого борова от Яроша она точно отличила! Да, верно, не хотела, это Ярош мог понять. Но соврать ему в глаза? Вряд ли.
– Да спросите Бланку! – в сердцах выпалил он, выпутываясь из остатков веревок. Вот уж соседи удружили! Вечно так: как пить, так до змиев перед глазами, как бить, то до кровавых соплей, как вязать кого – так ровно гусеницу.
– Мы бы и спросили, да только утопла Бланка, – сказал кто-то, и Ярош замер. Почему-то сразу поверил, хотя точно знал: не могло так быть. Не могла на русалиях Бланка утонуть!
– Не могла на русалиях Бланка утонуть, – повторил он вслух, едва открывая непослушные губы. – Никто не может на русалиях утонуть!
– Не может, а она смогла… – проронил отец Яроша, и Ярош замотал головой, понимая, что это значит. Только сильное желание умереть поможет утопиться в мавкины праздники. Только не примет вода тела, выбросит на берег.
Ярош еще раз оглядел угрюмые лица соседей, мрачных братьев, отца… Матери не было. Впрочем, он и так уже понял, что его ждет.
– Да не я это Бланку обидел!.. – простонал Ярош, уже не задумываясь о том, насколько жалким звучит его голос. – Не я. Не губите!
Зря он это, конечно, никогда не помогало. Может, если бы чужой священник из соседней деревни пришел, Ярош еще на что-то надеялся бы, но тот малахольный оттого и жив до сих пор был, что обладал невероятным чутьем на беды и не являлся, когда не стоило. А такая свадебка точно не по нраву его богу. Не привечали такого самоуправства и родные боги Яроша и его соседей. Да только есть поверье: коли утонувшую девку отдать замуж, то она спокойно уйдет. Не обратится нежитью, не станет приходить к родным ночами, не станет пить людскую кровь.
То, что ни разу это не срабатывало, вере не мешало.
Насильно посаженный во главе стола Ярош наконец успокоился. Зато года три ни на ком другом его не женят, чем не повод порадоваться. Сейчас еще выпьет и закусит на удачу, а там… Ставни и двери в избе крепкие, чай не первый год семья тут живет. Походит Бланка вокруг дома «мужа», да и успокоится. Авось вспомнит про Броньку, тогда Ярош уж посмеется и помогать трусливому соседу отгонять нечисть не будет. Пусть тетка Агата своими воплями мавок гоняет!
Стол споро накрыли. Невыспавшийся Ярош только глазами хлопал, разглядывая смутно знакомых соседей и толком никого не узнавая. Хоть бы умыться дали, изверги!
Но всем было не до жениха. Пусть не подали ничего мясного, не то время, но вот рыбы к столу натащили. Не иначе как мавки опять развеселились и с телом выбросили подношение семье будущей сестрицы. Зато горячего питья было много. На травах, на ягодах… И каждый наливал жениху. Хорошо!
Невестушку же бабы за печью переодели в приготовленное девкой несколько зим назад платье, да там и оставили лежать до поры, чтобы ее вид не портил праздника. Праздник и впрямь пошел бодрее после того, как сливовая наливка тоже показала дно. Ярош совсем развеселился и подумал даже, что все обойдется. Со двора его не отпускали, но кто уйдет дальше, чем до ветру,
