— Рад видеть вас в добром здравии, Николас. Как вас снабжают в монастыре?
— Вполне пристойно, не считая того, что заставляют соблюдать все их несносные посты. Но приор Соммерфельд, вполне разумный человек, и втихаря дает нам послабления. А у вас как дела?
— Слава Свету, все благополучно. Потеряли только одного, да и тот — новичок. Подробностей рассказывать не буду. Скажите-ка, Николас, — я понизил голос, — про наш подкоп никто не проболтался?
Рейсснер красноречиво ткнул себя в горло большим пальцем руки, показывая, что будет с тем, кто не удержит язык за зубами.
— Клянусь Светом, такому не бывать, не будь я Мельхиор Теодор Николас Рейсснер! Уж заставить своих ребят держать язык за зубами я смогу даже безруким! Да тут и болтать-то не с кем! Нас поселили в отдельную казарму, и вина не дают, из-за постных дней!
— Ого! А вы, оказывается, Мельхиор, а не Николас?
Райсснер смущенно зажмурился, как от яркого солнца в лицо.
— Не нравится мне "Мельхиор". Ну какой я "Мельхиор", не говоря уж о "Теодоре"? Только третье имя мне и подходит, то что дал мне отец. Его и ношу!
Ну да, правильно. Первое имя тут присваивает Церковь, второе - мамаша, третье - отец. Выбирай любое и носи на здоровье! Чего я пристал к человеку?
— Ладно, Мельхиор... Да шучу, шучу! Чем вы тут заняты, Николас ?
— Дав раза отбивали приступы разных банд. Сопровождали грузы монастыря до ворот, проводили конвои с продовольствием. Надо бы очистить ближайшие улицы, поставить наши баррикады и не пускать на них этот сброд. Но, у нас для этого мало сил!
— Теперь — больше. Были ли потери?
— Один выбыл. Сильно покалечен проклятым мужичьем! Но выжил, ведьмино снадобье помогло!
— Тише! Понятно. Кто наши враги?
— Тут недели две назад началось Кхорн знает что. Помните наших попутчиков из Теофилбурга, Хозицера и Руппенкоха? Вот их семьи все и начали. Да вот пусть его пресветлость приор расскажет вам, он-то лучше тут все знает!
К нам действительно спешил невысокий седовласый светоша в фиолетовых одеждах с тремя символами небесных светил на толстой цепи — знак посвящения в таинства девятой степени.
— Как замечательно! Наши силы прибывают! Хвала Свету и всей благости его!
Он порывисто обнял всех офицеров и благословил Знаком Света, благочестиво закатывая глаза к изукрашенному сводчатому потолку.
— Вы устали с дороги! Извольте отдохнуть в дормитории, а мы пока устроим славный ужин!
— Всенепременно! Однако, мне нужно ознакомиться с обстановкой. Что происходит в Теофилбурге? Когда я оставлял ваш славный город четыре недели тому, тут все было в полном порядке!
— Да, — грустно произнес приор. — Пойдемте же, и я расскажу вам все в подробностях.
Мы прошли в спальню монахов и растянулись на кроватях и сундуках. Несколько братьев принесли в больших кувшинах эль, сидр и верджюс.
— Всем ли вы довольны, господа, — участливо осведомился приор.
— Все замечательно, — заверил я его, — но что же, все-таки, случилось? Что за напасть поразила ваш город?
Светоша грустно сделал жест смирения перед Светом.
— Скандальные и крайне неприглядные события развернулись в нашем Теофилбурге! Не думал, что доживу до такого... Вы, кажется, были знакомы с господином Хозицером? И советника штатфогта Ханса Руппенкоха тоже наверняка встречали? Эти два почтенных и уважаемых семейства — Хозицеры и Руппенкохи — всегда были дружны, даже подворья их стоят по соседству. Однако, четыре месяца тому назад они скоропостижно отправились с торговым караваном в неизвестном направлении. И когда пришло сообщение о гибели названных господ в глухих дебрях Оркских земель, то наследники, как положено, в установленный день вскрыли их завещательные распоряжения. И сразу как будто взбесились!
Тут надо пояснить следующее. Каждый раз после окончания ярмарок мы устраиваем торги по уборке города. В частности, мы продаем содержимое городских нужников. Урину всегда разбирают кожевенники и делают это регулярно. Они просто оставляют там свои вазы, которые и наполняют мочой посетители городских клозетов. Иную же часть обычно покупают мелкие владетели или поселяне, чтобы вывезти фекалии на свои поля. Но тут, совершенно неожиданно, в торг вмешались семейства Хозицер и Руппенкох! Никогда до этого случая они не интересовались столь низменными вещами! Первые вообще не владеют землями, а у Руппенкохов поместья в районе Мортенау, что, согласитесь, слишком далеко, чтобы везти туда даже такое прекрасное удобрение, как содержимое выгребной ямы!
Все иронично заулыбались. Лишь приор остался серьезен и печален.
— В этот раз страсти разгорелись не на шутку. Торг, обычно ограниченный пятью-шестью гротенами, вдруг пошел на рейксталеры, а потом и на дублоны! И семейство Руппенкохов выиграло его с суммой сорок шесть дублонов! Сорок шесть! Вы представляете? За несколько фургонов дерьма! Все альтманы были просто в ужасе от такого падения нравов, хотя деньги, конечно, пришлись городскому совету очень кстати!
Светоша благочестиво помолчал, держа руки в жесте Извинения Свету Всепрощающему, затем продолжил, излагая события с неподдельным изумлением. Произошедшее так поразило его, что даже через три недели он все еще не мог привыкнуть к нему!
— Дальше случились события еще более невероятные. Ночью кто-то вытащил дерьмо из женской части уборной. И Руппенкохи обвинили Хозицеров в этом похищении! В городе началась настоящая война! Часть стражи стоит за Хозицеров, часть — за Руппенкохов. Причем семейство советника имело наглость потребовать назад свои деньги от Совета господ! Мы им указали, что содержимое мужского отделения совершенно не пострадало. А женское, намного меньше размерами, его даже и не чистили никогда со времен постройки нужника, тоже вынесли только частично — больше раскидали туда-сюда. Как будто искали что-то.
— Дерьмовая история, — иронично заметил Литц.
— И теперь в городе, не прекращаясь ни на миг, идут жестокие бои! Вновь вспыхнули старые обиды; проснулись группировки, чьи споры и конфликты, казалось, давно забыты! Обе семьи и примкнувшие к ним союзники набрали банды черни, притащили в город нанятых в деревнях поселян и теперь бесчинствуют, каждый день устраивая битвы на городской площади. Той самой площади, где должен идти торг! Сколько скамеек и лавок изломано, сколько товара испорчено! Ужас!
— И что теперь? — спросил Линдхорст. — Как тут поступить? Каковы наши задачи? Что собирается делать штатфогт и Совет господ?
— Пока вам нужно сохранять имущество церкви от любых на нее посягательств. Штатфогт Кирштенбаум послал за подмогой. Скоро должен подойти отряд от герцога, который наведет порядок во всем городе. Надеюсь на вас, господа, и уповаю, что вы поможете в столь благом деле, хоть мы и не оговаривали этого при найме!
— Всегда рады послужить Свету, — заверил я его. — А по деньгам, уверен, договоримся!
— Прекрасно. А пока, пойдемте ужинать. В честь вашего прибытия, совпавшего с окончанием поста, у нас будет настоящий пир! Вы будете представлены аббату!
Мы все пошли в рефекторий мимо хозяйственных построек монастыря. Внутри огромного помещения с побеленным сводчатым потолком уже хлопотали послушники и монахи. Столы были накрыты чистыми холщовыми покрывалами; отдельный стол под балдахином с двумя толстыми свечами предназначался для аббата. Он появился вскоре, предшествующий послушником с масляным светильником в руке. При появлении аббата все встали и поклонились ему.
Аббат, дородный черноволосый мужчина с красным мясистым лицом и едва заметной сединой, приветствовал всех благословляющим жестом.
Едва мы присели, послушник — помощник аббата — подошел к нам и шепотом предложил присесть за стол настоятеля. Отказаться было нельзя, да и не было причины, так что я с Линдхорстом и Рейсснером оказался за аббатским столом прямо напротив хозяина. По правую руку его сидел приор, по левую, по случаю военного положения — комтур.
— Отведайте дичь, — широким жестом хозяина предложил аббат, — и самое лучшее вино из наших запасов — вот это, рейкское, восьмилетней выдержки.
