— Карродунум? — эхом откликнулся я. — Что за Карродунум?
— Поселение, которое было здесь задолго до начала строительства Кракова. Это его огни на Вавельском холме, видишь? О Карродунуме писал во втором веке Клавдий Птолемей из Александрии, а больше, кажется, никто. Но это неважно. Важно, что город помнит, чем был когда-то. И иногда любезно показывает избранным гостям. Он не понимает, что мы можем испугаться. Вообще не ставит вопрос таким образом. Многие города хорошо знают, что такое человеческий страх, некоторые на нем жиреют, но Краков не из их числа. Он правда не понимает. Не сердитесь на него.
— Я и не сержусь. Но проснулся бы с удовольствием, честно говоря. Прямо сейчас.
— Просыпаться, когда сочтешь нужным, — полезное умение. Плохо, что вы им до сих пор не овладели. Но сейчас оно вам не пригодилось бы. Вы совсем не похожи на спящего. Я в этих вещах более-менее разбираюсь.
— То есть все это безобразие — наяву?
— С моей точки зрения — да. Но не стану ее вам навязывать. Решайте сами.
— Но все это, — я развел руки в стороны, — настоящее?
— Даже не знаю, что вам сказать. Доверьтесь своим ощущениям. Потрогайте дерево, например.
Я послушно положил ладонь на ближайший древесный ствол. Он был холодный, влажный и шершавый. Впрочем, оконное стекло в тамбуре поезда, к которому я вчера то и дело прислонялся лбом, тоже было холодное, и что с того? Это совершенно не помешало мне несколько минут спустя проснуться в купе, а потом еще раз, и еще.
— На самом деле, конечно, один черт, — вздохнул я. — Сон, явь, как ни назови, а пережить это все равно придется.
— Разумный подход.
— А вы кто? — спросил я. — Часть всего этого? То есть к чудесному видению полагается экскурсовод?
— Хорошая идея, — обрадовался обладатель жокейской кепки. — Будь моя воля, я бы, пожалуй, именно так все и устроил. При каждом чудесном видении — по экскурсоводу. Насколько стало бы проще. Но на мой счет вы заблуждаетесь. Я — не «часть всего этого». И тем более не экскурсовод. Такой же залетный гость, как вы. Правда, вы попали сюда, можно сказать, нечаянно, а я — осознанно. Более того, мне пришлось приложить определенные усилия. Например, допить ваш кофе — верный способ взять след, не терять добычу из виду и оказаться рядом в самый что ни на есть подходящий момент.
— Так это все-таки вы были в кафе у Гражины, — почему-то обрадовался я.
— Конечно. Я и кепку специально оставил, чтобы вы меня сразу опознали.
— Но зачем? — спросил я.
Не то чтобы меня сейчас действительно всерьез волновала причина поведения человека, который, что бы он сам ни говорил по этому поводу, скорее всего, мне снится. Но надо же как-то поддерживать разговор.
— Пришло время кое-что обсудить. А днем, в кафе, была неподходящая обстановка. Вас полностью захватили байки Гражины, ее пирожки, суета вокруг ключа и неразбериха в вашей собственной голове. Немудрено, на вашем месте я бы чувствовал себя примерно так же. А вот Карродунум — самое подходящее место для деловой беседы. Я имею в виду, здесь вы будете более внимательным слушателем, чем в любом другом месте. И более доверчивым.
— Это еще почему?
— Обстановка обязывает. Находиться здесь весьма познавательно, но довольно опасно, и вы это чувствуете. А для человека, наделенного скептическим умом, существует только один способ принять чудесную природу мира в качестве новой системы координат: оказаться в ситуации, когда чудо — единственный способ выжить. Шансы и в этом случае невелики, но они все же есть.
Он немного помолчал и, внезапно сменив серьезный тон на беспечный, добавил:
— К тому же где и говорить о ключах, замках, дверях и порогах, если не в месте, где смыкается наше и иное… Вы из-за цитаты так на меня уставились? Меж тем я просто повторяю ваши слова. Сегодня в кафе вы рассказывали Гражине про Гекату, которую, предположительно, изображает рисунок на двери в подвале вашего дома. Должен сказать, круг интересов этой достойной дамы мне чрезвычайно близок. Конечно, Геката занимается порогами, перекрестками и пределами профессионально. А я скромный любитель. Но абонемент на посещение мест, где смыкается наше и иное, у меня, можно сказать, в кармане. У вас уже тоже, кстати. Но вы еще не оценили преимущество такого положения. Это нормально, поначалу никому не нравится. Еще успеете войти во вкус.
— Погодите, — остановил его я. — Вы хотите сказать, теперь так, — я выразительно махнул рукой в сторону огней на холме, — будет всегда? В смысле, изо дня в день? За каждой дверью вместо полезного и понятного города Кракова меня будет поджидать очередной Карродунум? А вместо Праги какой-нибудь мифический Пелег?[37] А вместо Вильны — по-походному прикорнувший на холме князь Гедиминас? Или еще какая-нибудь доисторическая дрянь?
— Я не знаю, что такое «всегда», — мягко сказал человек в кепке. — И вы забудьте. Сейчас — так. А завтра наступит какое-нибудь другое «сейчас». Возможно, оно будет похоже на сегодняшний день, возможно, на позавчерашний. Но скорее всего вообще ни на что не будет похоже. Это все, что я могу вам сказать по данному вопросу.
— И на том спасибо, — вздохнул я. — Ни хрена не понятно, конечно. Это меня совсем не радует. Но, по крайней мере, вы хоть выглядите как человек. И говорите нормальным человеческим языком, да еще и по-русски. И матерные стихи при этом не орете. В моем нынешнем положении это, надо понимать, огромная удача.
— Вовсе нет. Закономерное следствие вашего выбора. Некоторые люди в подобных случаях выбирают услышать во тьме рык хтонического чудища, наделать в штаны и пропасть пропадом, а потом проснуться в холодном поту и как можно скорее забыть все, что привиделось, включая ценную информацию. Ее, собственно, в первую очередь. Но у вас хватило здравого смысла устроить себе встречу со мной. Ну и с Краковом нам обоим повезло. Покладистый, добродушный город. Такой не станет навязывать гостям собственный сценарий. А теперь, если не возражаете, давайте прогуляемся к Висле. Берег реки — прекрасное место для серьезных разговоров. Что бы ни было сказано, вода все унесет. А в лесу любое слово может упасть в землю и прорасти спустя годы. Не знаю, как вы, а я пока не готов принять на себя ответственность за грядущие всходы. Поэтому осторожность не помешает.
Я подивился столь причудливой теории, но возражать не стал. К реке так к реке. Почему нет.
Какое-то время — полчаса, никак не меньше — мы шли через лес. Я совершенно не чувствовал направления и уж точно не смог бы найти обратную дорогу, но спутник мой, похоже, прекрасно ориентировался в этой чаще, куда почти не проникал скудный свет лунной четвертушки, кривой, как отрезанный тупым ножом ломоть сыра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
