Несмотря на полное отоваривание продовольственных карточек в марте 1942 г., немедленного и резкого улучшения настроений не произошло. В первой мартовской сводке 1942 г. отмечалось, что в Ленинграде по-прежнему достаточно распространены пораженческие настроения, которые сводились к тому, что:
а) Красной Армии кольцо блокады не прорвать, весной из-за трудностей подвоза продуктов продовольственное положение вновь ухудшится;
б) выдаваемых продуктов недостаточно, смертность сохраняется на прежнем уровне. Город надо сдать, потому что весной его немцы все равно захватят.
Лейтмотивом многих высказываний была усталость от войны и желание прекратить бессмысленные, как многим казалось, мучения. Корреспонденция, прошедшая через военную цензуру, свидетельствовала об ужасных страданиях, которые выпали на долю ленинградцев300.
Как мы уже отмечали, война многое и очень быстро изменяла в людях. Февральские представления о том, что голод был результатом «вредительства Попкова» уже в марте сменились осознанием того, что дело даже не только в длительной блокаде, а в отсутствии запасов продуктов в целом во всей стране. Часть населения отмечала, что голод в СССР есть прямой результат политики коллективизации. В этом была одна из причин нежелания некоторой части горожан эвакуироваться из Ленинграда («если эвакуироваться, то только к немцам»). В большинстве зафиксированных агентурой УНКВД высказываний виновником голода называлось советское руководство:
«...Наше правительство и ленинградские руководители бросили нас на произвол судьбы... С продовольствием везде плохо. Весь скот уже забит на мясо. Политика коллективизации сельского хозяйства потерпела крах» (инженер Ленинградского электротехнического института П.);
«...Это наши руководители виноваты в том, что на Украине погибло от голода 12 миллионов человек. Они виноваты в том, что много людей умерло от голода в Ленинграде... Оставаться в Ленинграде можно только при условии, если сюда придут немцы» (учительница средней школы М.)301.
Несмотря на некоторое сокращение смертности в марте (в феврале в среднем в сутки умирали 3200—3400 человек, а в в первую декаду марта 2700—2800 человек в сутки), настроение населения по данным Военной цензуры оставалось таким же, как и раньше:
«...Живу я в городе смерти, люди мрут как от чумы. Из нашей группы не осталось в живых ни одного парня. Сама я еле жива, жду такой же участи. Очень тяжело сознавать, что не сегодня так завтра погибнешь. Сейчас одна мечта — набить чем-нибудь желудок»;
«...Нечеловеческая и мучительная голодная жизнь. От грязи все обовшивели. Нам кажется, что Ленинград нашими вождями брошен на произвол судьбы»;
«Не верь тому, кто говорит, что ленинградцы держатся стойко и чувствуют себя хорошо, несмотря на трудности. На самом деле ленинградцы падают от голода... Мужчины и подростки все вымерли, остались одни почти женщины. Пока блокаду прорывают, Ленинград пустой будет»;
«...Не верь никаким слухам о «санаторном питании». Мы уже утратили всякие надежды на избавление от голода...»;
«...Такого кошмара еще не было в истории. Люди грязные и худые бродят по улицам. Умирали без боя и много еще умрет — не вынести»302.
Опасения по поводу перспектив продовольственного снабжения Ленинграда в связи с прекращением функционирования «дороги жизни» отмечались органами УНКВД вплоть до конца марта 1942 г.303 Продовольственные трудности и общая усталость обусловили появление новой версии выхода Ленинграда из войны — в городе распространились слухи о том, что советское правительство якобы ведет переговоры о передаче Ленинграда Англии или нейтральным странам:
«...Скоро Ленинград сдадут в аренду англичанам. Англичан Ленинград интересует как портовый город. Когда здесь будут хозяевами англичане, жизнь будет замечательной».
«...Предполагается объявить Ленинград вольным городом. Поэтому многих эвакуируют и наводят в городе чистоту и порядок...»304.
Осознание бесперспективности нахождения в блокированном городе породили у подавляющего большинства желание уехать из него. Партийные информаторы сообщали, что «сейчас у населения наблюдается большая тяга эвакуироваться из Ленинграда». Володарский РК отмечал, что рабочие завода им.Кагановича сами просят их эвакуировать или командировать на другие заводы вглубь страны305 .
Отношение населения к эвакуации из Ленинграда немцев и финнов весной 1942 г. могло быть своего рода лакмусовой бумажкой для определения эффективности проводившейся властью в течение долгого времени активной пропаганды по повышению бдительности, выявлению возможных пособников противника, воспитанию ненависти к противнику. Архивные материалы не дают возможности привести статистические данные о реакции ленинградцев на это мероприятие — органы НКВД сообщали о «понимании» подавляющим большинством горожан принимаемых мер. Однако на деле речь шла, скорее, о безучастном отношении к происходившей высылке потенциально нелояльных. В ряде же случаев высылка немцев и финнов объяснялась с антисемитских позиций — «это проделки евреев с целью завладеть лучшими квартирами». Таким же образом трактовалось и появление критических замечаний со стороны рабочих о «нарушении национальной политики и национального равенства», а также «несправедливости» в отношении тех, чьи мужья и сыновья были призваны в РККА306. Таким образом, продолжала работать «мина замедленного действия» — декларативные заявления самой демократичной в мире Конституции давали основания для критики подавляющего большинства проводившихся властью политических мероприятий.
Хотя открытой критики непосредственно Сталина ленинградцами в документах УНКВД и дошедших до нас дневниках практически нет, однако материалов, которы звучали укором советскому лидеру, оставалось достаточно. Во-первых, это заявления, в которых выражалось негативное отношение к политике государства в целом, начиная, пожалуй, с коллективизации и, заканчивая неспособностью власти обеспечить Ленинград продовольствием. Во-вторых, это положительная оценка деятельности политиков других стран, деятельность которых традиционно советской пропагандой подавалась или в негативном свете, или в лучшем случае нейтрально. Речь идет, прежде всего, о Рузвельте и Черчилле. Применительно к последнему, например, отмечалось его огромное мужество как лидера нации взять на себя ответственность за военные неудачи английской армии и способность заявить об этом «всемирно, все-народно»307, не создавая при этом никаких «теорий» и «стратегических планов», объясняющих причины поражений. В-третьих, признание населением того, что немцы по-прежнему сильны и одна из их сильных сторон — дисциплина и организованность, чего напрочь были лишены советские органы власти и управления на всех уровнях.
Немецкая разведка оценивала настроения населения Ленинграда как «очень противоречивое». С одной стороны, улучшение снабжения, снижение смертности, усиленная пропаганда и сообщения о победах оказывали воздействие на горожан, но, с другой стороны, с приходом весны связывались самые мрачные ожидания — народ говорил об ухудшении снабжения и голоде. В целом же, СД полагала, что население Ленинграда «по-прежнему готово защищать город»308.
Во второй декаде апреля среди лиц, получавших продукты по категории служащих и иждивенцев, выражались сомнения относительно возможности прорыва блокады и выживания309. Значительное распространение получили слухи о ведении секретных переговоров с Германией о заключении мира310, а также придании Ленинграду нового «международного» статуса под контролем союзников311. Таким образом, место слабой советской и неоправдавшей надежд некоторой части населения немецкой власти постепенно стали занимать «буржуазные демократии», хотя говорить о полном доверии к ним населения, конечно же, нельзя. Более того, появление подобных слухов означало лишь начало формирования новой тенденции, которая, как обнаружилось вскоре, доминирующей отнюдь не стала.
Накануне праздника 1-го мая УНКВД зафиксировало подъем настроения среди ленинградцев. Основной причиной этого было то, что в конце апреля все категории населения дополнительно получили «праздничный набор», состоявший из мяса, рыбы, сыра, табака, сухофруктов, чая и даже водки. В спецсообщении своему наркому Л.Берии УНКВД ЛО рапортовало, что «трудящиеся Ленинграда, отмечая бесперебойную выдачу продуктов и полное отоваривание карточек в апреле месяце, выражают благодарность партии и правительству»312.
В мае отрицательные настроения на почве продовольственного снабжения были зафиксированы главным образом среди домохозяек, получавших продукты по иждивенческим карточкам. Они говорили о несправедливости при распределении продовольствия, поскольку не по своей вине попали под сокращение и не работали. Некоторые выражали недовольство тем, что существовавшая система распределения обрекала иждивенцев на голодную смерть — кроме того, что продуктов выдавали недостаточно, в городе практически не было столовых, где бы иждивенец мог свободно получить еду. По-прежнему в городе сохранялись пораженческие настроения и сомнения в возможности снятия блокады:
