культовые предметы, и мелкие предметы быта (иглы, крючки, булавки).
Даже такие необходимые предметы, как подковы, стремена и металлические элементы конской упряжи не появились тогда, когда в жизнь человека прочно вошли лошади и металл, т. е. примерно в 4-м тысячелетии до н. э. Археологических подтверждений этому нет. Из металлов в то время была уже хорошо известна бронза, но она не годилась ни для подков, ни для стремян. Лошади работали некованными, хотя о необходимости сохранения рогового башмака от стирания люди уже хорошо знали. Чтобы защитить конские копыта, животных длительное время держали на сухом каменном полу. В результате копытный рог высыхал и становился крепким. Но мера эта была половинчатая — ее хватало ненадолго. Поэтому в древние времена случалось, что военные действия прекращались, поскольку копыта лошадей противоборствующих сторон были стерты и болели [3].
Но существовали и другие способы решения этой задачи у разных народов в разные времена. Так, японцы обматывали копыта лошадей циновками из соломы или материей, татары — кожаными ремнями, киргизы укрепляли копыта роговыми накладками. Но подковы как таковые появились не сразу — поначалу это были железные накладки, своего рода башмаки, которые крепились к ногам животных ремнями. Впервые такая конская «обувь» из железа была обнаружена в Зальцбурге при археологических раскопках римской крепости I в. В такие башмаки, называемые «солеа», «обували» лошадей римской и греческой конницы. Но широкого распространения эта «обувь» не получила — ремни то слишком сильно стягивали ноги лошадей, что препятствовало их быстрому передвижению, то, в случае, если ремни были закреплены слабо, часть «башмаков» могла слететь, и животные начинали хромать. Появление настоящей подковы, крепившейся к копыту гвоздями, относится приблизительно к V в. В VI в. лошадей уже подковывали германцы, славяне, вандалы [4].
И только в начале 1-го тысячелетия до н. э. древние металлурги освоили приемы литья в разъемные металлические формы. Элементы конской сбруи и наконечники стрел изготовлялись путем литья в кокиль — разборную форму для литья многократного использования. Так, для производства строгих удил, трензеля которых состояли из нескольких соединенных звеньев, использовали сложную технологию, при которой на каждое звено формировался отдельный литник — отверстие, трубка для впуска металла. При этом применялась их складная форма по крайней мере из четырех частей.
Второе предположение заключается в том, что по мере развития сельского хозяйства металл стал необходим для изготовления более качественных орудий труда. Но и здесь мы не видим убедительных доказательств гипотезы. Археологические раскопки свидетельствуют, что на первоначальном этапе цель выплавки металлов заключалась отнюдь не в изготовлении орудий труда. И не так быстро металл завоевал признание наших предков, которые на протяжении еще долгого времени продолжали пользоваться каменными орудиями наряду с медными и бронзовыми.
Должно было пройти несколько тысячелетий, чтобы медь, (а позже также и бронза и железо) прочно вошли в производство и хозяйство наших предков. Археологи обнаружили, что первыми изделиями из меди были не топоры, молотки, ножи, мотыги и другие орудия труда и предметы вооружения, а украшения, иглы, шильца. Первое появление медных изделий в значительной степени было связано с изготовлением украшений из золотых самородков и малахита. Получается, что в течение нескольких тысячелетий металлы выполняли главным образом сакральную, религиозную, а не производственную функцию. Предметы могли использоваться в ритуальных целях и служили амулетами.
Также существует еще одна гипотеза, что наиболее вероятные пути открытия технологии плавки связаны с гончарным делом. Безусловно, после того, как появились печи для обжига керамики, людям стало легче освоить плавку меди. Гончарные печи могли обеспечить температуру выше 1400 °C, то есть достаточную, чтобы выплавить из руды металл. Но археологические раскопки дают нам иную информацию.
Раскопки памятников докерамического неолита на Ближнем Востоке, в Анатолии, Восточном Средиземноморье вплоть до Иранского Хузистана и в горах Загроса показало, что местное население было знакомо с металлами и навыками их обработки еще в VIII–VII тысячелетиях до н. э.
Вот эти памятники так называемого «докерамического неолита» (конец VIII–VII тыс. до н. э.) — Чайеню-Тепези и Чатал Хююк в Анатолии, Телль Рамада в Сирии, Телль Магзалия на севере Месопотамии, Али-Кош на юге-западе Ирана. Обитатели этих поселений не знали керамики, пользовались лишь каменными, деревянными или плетеными из лозы сосудами, обмазанными глиной и водонепроницаемыми битумами. Казалось бы, речь идет о культуре, связанной с каменным веком. И вдруг «отсталые» поселенцы начинают обрабатывать медь! Здесь собрано около двухсот мелких медных бусин, трубчатых пронизок, пластинчатых подвесок, единичных шильев и рыболовных крючков. Почти все они выкованы из самородной меди.
Хотя два этих культурных изобретения, медь и керамика, вполне могли существовать независимо друг от друга. То есть керамику могли обжигать, не достигнув знания литья металла. И наоборот, металл могли плавить, когда в хозяйстве отсутствовала керамика, хотя, несомненно, придумать технологию плавки метала человеку было легче, если он уже овладел обжигом глиняных изделий.
Поначалу самородную медь ковали вхолодную, используя для ее обработки каменные орудия. Но очень скоро медь стали нагревать и отжигать между циклами холодной ковки. Просто человек понял, что при холодной деформации медь становится хрупкой и на изделиях возникают трещины. Чтобы предотвратить их образование, медь стали нагревать до температуры в несколько сот градусов. Металлографическое исследование находок в Чайеню-Тепези показало, что здесь использовали оба способа кузнечной формовки меди [5].
Согласно современному пониманию археологических записей, использование медных минералов развивалось на Ближнем Востоке в три основных этапа. На первом этапе природные куски малахита использовались для производства пигментов и украшений еще в Мезолите в Анатолии [6]. Бусины из зеленых минералов были найдены также в нескольких Натуфийских и докерамических неолитических стоянках Южного Леванта [7]. Малахитовые глыбы были обнаружены в Халлан-Чеми и Чайеню-тепеси, как и в Юго-Восточной Анатолии, и датируются ок. 10 500–8800 до н. э. [8].
На втором этапе самородная медная чеканка обычно характеризуется мелкими декоративными элементами. В Анатолии 7-го тысячелетия до н. э. докерамического неолита Б, были найдены бусины и другие декоративные предметы, которые были сделаны из чеканной самородной меди. Такие находки были в Ашыклы-Хойюке и Невали — Чори [9]. Некоторые находки из Чайеню свидетельствуют о возможном раннем нагревании в процессе производства [10]. Аналогичные находки известны из докерамического неолитического поселения Телль-Халула в Сирии [11] и в Али-Коше в Иране [12].
Третья фаза, датируемая концом 6-го тысячелетия до н. э., включает выплавку и плавку руд для извлечения меди, то есть представляет собой гораздо более сложный процесс, чем просто использование самородной меди. Ее присутствие было обнаружено в различных местах на Балканах [13] и в Южной Анатолии [14], в Мерсин-Юмуктепе и Дегирментепе (Турция) [15]. В Тал-и Иблисе в Иране
