Серпилиан вообразил покрытый травами луг, который в течение тысяч лет периодически вытаптывают. Он представил себе, как зеленые ростки с трудом тянутся к свету, чтобы их тут же безжалостно раздавили, только бы не отдать на прокорм злобным созданиям варпа.
Ослабит ли Император в конце концов свою сокрушительную хватку, разрешив себе умереть? Позволив таким образом траве вдруг дать ровные, высокие и сильные всходы — ростки сверхлюдей? А до той чудесной эпохи — жесточайшее подавление?
— Дай мне не превратиться в еретика, — пробормотал Серпилиан. — Я не должен стать еретиком.
Поразмыслив, он стёр последнюю запись.
За время службы Серпилиан попадал в разные ситуации достаточно, чтобы убедиться в мудрости Императора. Он участвовал в таком количестве беспощадных актов, был зачинателем стольких деяний неизбежной жестокости… Самый последний: на Валхалле-2, где поработители вторглись из варпа и разожгли яростное восстание против Империума.
— Вселенная, — поведал он диарию, — жестокое, дикое и непрощающее место. Поле битвы. А самые чёрные враги притаились в варпе, словно тигры, готовые броситься на человечье стадо. Если внимание тигров привлёк даже один, то могут вырезать всё остальное стадо — или, того хуже, совратить и обратить ко злу.
Разве самому Серпилиану иногда не приходилось действовать как зверю, руководя жестокими расправами на службе у тирана?
Серпилиан особенно не гордился своим независимым мышлением. Он скорее сожалел об этих вторжениях непрошенных сомнений. С другой стороны, подобные черты личности придают уму определённую гибкость и остроту, дабы лучше служить делу Императора и человеческой расе.
Облачение инквизитора отражало этот независимый нрав. Длинный килт из серебристого меха, кираса с радужным отливом, вид которой приводил на ум панцирь гигантского экзотического жука, и кроваво-красная мантия с высоким воротником. На обоих указательных пальцах сидели диковинные перстни джокаеро: в одном — уменьшенный игольник, в другом — крошечный лазпистолет. Более традиционное оружие инквизитор носил при себе скрытно. На шее болтались амулеты, производящие при движении изгоняющую бесов музыку.
Серпилиан был высок, смугл и худощав. Вислые чёрные усы напоминали жвалы какого-нибудь насекомого. На правой щеке было наколото недремлющее око.
Задолго до того, как дверь каюты открылась, впуская командора Хакарда, Серпилиан уже ждал его прихода. Инквизитор хорошо умел чувствовать присутствие других и прекрасно знал, кто и где находится, в весьма приличном радиусе. Необычное следствие этого умения позволяло ему предчувствовать вторжения из варпа. Вот почему «Верность человеческая» прибыла в солнечную систему Дельты Хомейни. Вскоре после отлёта с Валхалла-2, Серпилиану приснился тошнотворно приторный, вкрадчивый голос, ни мужской и ни женский, который обхаживал яркий юный разум где-то очень далеко. И тот юный разум был… особенным, в том смысле, в каком был особенным разум самого Серпилиана в юности, только, похоже, гораздо — гораздо-гораздо — сильнее. Потому, даже через световые годы и невообразимые переменчивые течения моря варпа, Серпилиан услышал… нечто, что нашло отклик в его собственной душе, что заставило насторожиться его инстинкты, словно зловещие нити мрачной судьбы связали его с этим разумом и этим призрачным, обольстительным голосом.
Костяные руны Серпилиана вкупе с прорицанием корабельного навигатора на картах Таро указали на голубую звезду, четвёртую по яркости в созвездии Хомейни…
— Корабль занял орбиту родительской планеты, — почтительно доложил Хакард, с едва заметной укоризной, которую вряд ли осмелился бы озвучить. — Я решил, что будет дипломатичнее не давать приказ капитану выйти на орбиту самой луны, не засвидетельствовав по сети своё почтение губернатору.
На подбородке Хакарда белел рубец шрама, похожий на след от удара. Татуировка на щеке изображала череп, насаженный на кинжал. Зубы командора были выкрашены в чёрный цвет в знак того, что всякая его улыбка будет мрачной. Алый знак дворянства — символический силовой топор — украшал правый наколенник так, что, припадая на колено в молитве перед образом Императора, командор смиренно попирал собственный герб. Рука в перчатке блуждала возле имперского орла, выписанного пурпуром на лавандовом форменном нагруднике, словно подчеркивая беспрекословную преданность.
Серпилиану было известно, что после боевых действий на Валхалле-2 командор охотнее вернулся бы на базу Приносящих Бедствия, чтобы привезти домой своих мёртвых и пополнить личный состав.
Даже космодесантникам Приносящих Бедствия с трудом удалось подавить беспорядки, учинённые поработителями. Потери были тяжёлые. Уцелело всего три взвода воинов. Возможно, миссию на Валхалле-2 лучше было бы поручить одной из грозных команд терминаторов, вот только ни одной из них не было в доступности. Воистину, ресурсы Империума растянуты до предела. По пути к Дельте Хомейни, во время остановки на заправку у мира с высокой гравитацией, Серпилиан реквизировал два взвода великанов-огринов в качестве боевой поддержки и, вдобавок, одинокого, повёрнутого на механике сквата, так как своего техножреца Приносящие Бедствия потеряли на Валхалле-2. Получилась весьма мудрёная смесь.
— Да, это разумно, командор. Вы засвидетельствовали и моё почтение?
Подобным образом Серпилиан обычно подчёркивал свой личный авторитет, когда чувствовал себя в осаде сомнений.
— Это я сделал, милорд инквизитор. Губернатор Веллакотт посчитал себя обязанным упомянуть, что поддерживает планетарные силы в соответствующем состоянии на случай нападения чужаков и что проповедники на луне искореняют псайкеров с полным рвением.
— Ты мог бы описать его как независимо мыслящего губернатора?
— Он не стал учинять нам таких препятствий. Нам радушно предложено приземлиться и провести своё расследование.
— Тем лучше для него.
— Губернатор лишь предположил, что нам не потребуется много десантников, чтобы справиться с луной фермеров, где явно нет никакой опасности.
Серпилиан фыркнул:
— Какой там уровень опасности — решать мне. Самая страшная опасность зачастую та, что таится от глаз.
— Губернатор предположил — в самых вежливых оборотах, вы понимаете, — что, возможно, рвать в клочья этих человеческих кроликов — ниже нашего достоинства. Я даже решил, что у него имеются некие лёгкие подозрения, что наши силы истощены. Возможно, его придворный астропат сумел подслушать наших, хотя я в этом сомневаюсь. Подозреваю, у губернатора есть свои грешные причины опасаться за собственную династию.
— Например, перебои с уплатой имперских налогов?
— Веллакотты контролируют лучшие гроксовые фермы этого звёздного сегмента. Большая часть мяса и другого продовольствия поступает на Дельту Хомейни-2. Это безжизненный рудный мир, где добывают редкие металлы для Империума. Вероятно, у них есть свои тайные финансовые отношения.
— Которые нас совершенно не касаются.
— Это я и подразумевал, просто не высказал вслух.
— Командору Космодесанта следует разбираться во многих вещах, не так ли?
— Благодарю, милорд инквизитор.
Серпилиан счёл необходимым поинтересоваться:
— Как боевой дух на корабле?
Приносящие Бедствия во время операции на Валхалле-2 потеряли и капеллана. Хакард замешкался.
— Говорите начистоту. Я не обижусь.
— Огрины… они воняют.
Серпилиан попытался привнести толику юмора в разговор:
— Огрины славятся своей вонью. Если ты не можешь вынести запах чьего-то тела, то как вытерпишь в бою вонь горящего мяса?
— Мои люди будут сражаться вместе с недолюдью — с честью. Но огрины им не очень по душе. Нас вынудили делить корабль с этими вонючками. Могу я предположить, милорд инквизитор, что вы настояли на реквизиции огринов потому, что, будучи недолюдью и обыкновенными громилами, они — более подходящее пушечное мясо, чем мы?
Серпилиан моментально скривился. То, что имел в виду Хакард, опасно близко граничило с немыслимой дерзостью. С другой стороны, Серпилиан сам разрешил командору высказаться, разве нет? Большие потери среди бравых воинов в последней операции — неважно, насколько оправданные — слегка замарали щит личной чести инквизитора. Космодесантники с готовностью отдают свои жизни. Однако они не берсерки-самоубийцы. Замена их на «расходных» недолюдей несколько задела гордость Приносящих Бедствия, которые посчитали это чуть ли не просчётом со стороны Серпилиана. Добрый меч не чистят землёй, а сломанный — не чинят с помощью дерева.
Пробормотав короткую молитву, Серпилиан выудил из-за пояса мешочек. Дыша глубоко и размеренно, чтобы войти в поверхностный транс, он высыпал костяные руны на отполированную столешницу чёрного дерева. Эти кости фаланг пальцев рук и ног, вдоль и поперёк изрезанные заклинаниями, принадлежали когда-то беглому псайкеру-магу, которого Инквизиция казнила пять столетий назад. Теперь эти останки помогали Серпилиану: служили удобным каналом для психического дара, фокусом для его способностей.
