Жак подозревал, что даже в спящем режиме эти силовые кулаки могут разжаться и схватить тело с пола, если ревнители в этих огромным металлических головах сочтут нужным…
— Как мы туда пройдём? — прошептал поражённый Гугол.
— Per via obscura et luminosa, — отозвался Жак. — По сияющему и тайному пути…
Время вывернулось.
Время переместилось.
Время существовало и не существовало.
Потусторонняя серебристая сила потекла через Жака, словно это он призвал её своими словами. Сила воспользовалась его разумом, как проводником. Жак ощутил, как сам ход времени сходит на нет и исчезает.
Вот так искажать время умели некоторые псайкеры высочайшего уровня. Но не Жак доселе.
Жак — никогда прежде.
Однако сейчас…
Он что, одержим?
Не демоном, явно. Но самим сияющим путём. Для него этот путь сейчас явился в виде светящегося следа стрелы сквозь искажённый рельеф. Стрела накопила на кончике такой заряд, что этот кончик временно пригвоздил к месту самую ткань времени, словно булавка — мотылька…
— Бегом! — крикнул Жак.
Как он и его ненормальная семья перелетели из одной точки пространства прямо в другую, словно птички-колибри исчезая и возвращаясь в реальность? После Жак решил, что они просто стрелой проскочили через замершую во времени Палату Славы, мимо застывших кавалеров и сквозь Арку Титанов между неподвижными грозными колоссами.
А сверкающая стрела всё так же пронзала ткань времени.
Пульсирующие трубы охватывали рёбрами стены обширной тронной залы позади. Мускулами трона служили толстые силовые кабели, от которых питались стегозавры гигантских механизмов. Воздух рвали бодрящий озон и горькая смирна и смягчали благоуханные, несколько приторные ароматы. Самые священные боевые знамёна, символы и золотые идолы окружали по бокам арену посвящения, где привязывались души псайкеров.
Отряды императорских кавалеров, охранявших просторный зал; шайка техножрецов, проводящих богослужения у механизмов; пышно разодетый кардинальский палатинат со своей свитой; верховный лорд Терры в красных одеждах со своим штатом, не говоря уж о несметных толпах астропатов, хирургеонов, схоластов, военачальников — все они замерли неподвижно.
Громадный, уходящий ввысь, опутанный трубами трон напоминал окаменевшего, покрытого метастазами ленивца, изваянного каким-то безумным мастером Адептус Титаникус. И Жаку показалось — хотя он не мог сказать, правда ли то, что он видит, или это просто иллюзия, рождённая тем самым сном псайкера, — что это колоссальное, священное устройство-протез, более драгоценное, чем всякое золото, служит рамой для иссохшего, мумифицированного лика Бога-Императора.
Который не зрил глазами, но видел разумом, видел гораздо дальше своей тронной залы, и дворца, и солнечной системы. Который не дышал, но жил много неистовей любого смертного, влача сверхнасыщенную психически жизнь в смерти.
— НАМ ЛЮБОПЫТНО, — пришла могучая и страждущая мысль, которая сама выходила за пределы времени.
— МЫ СЛЕДИЛИ ЗА ТВОИМ ПРОНИКНОВЕНИЕМ В НАШ ХРАМ, АТРИУМ И СВЯТИЛИЩЕ.
— Милорд, — Жак опустился на колени, — умоляю выслушать прежде, чем меня уничтожат. Возможно, я раскрыл крупнейший заговор…
— ТОГДА МЫ РАЗДЕНЕМ ТВОЮ ДУШУ ДОНАГА. РАССЛАБЬСЯ, СМЕРТНЫЙ, ИНАЧЕ НАВЕРНЯКА УМРЁШЬ В ТАКИХ МУЧЕНИЯХ, КОТОРЫЕ МЫ ИСПЫТЫВАЕМ ВЕЧНО.
Жак медленно вдохнул поглубже, усмиряя панику, которая трепыхалась под рёбрами, точно попавшая в силки птичка, и вручил себя Императору.
В голове у него заревел ураган.
Если история, которую он хотел поведать, была дремучим лесом, а каждое событие в этой истории — деревом, то в считанные секунды со всех деревьев сорвало листву, оставив лишь голые стылые ветки, оставив лишь примитивную, базовую жизнь без листьев памяти.
Из него выхолостили его историю, в мгновение ока вихрь из всех этих листьев всосала в себя утроба разума Повелителя.
Жак поперхнулся. Пустил слюну.
Он превратился в идиота, даже хуже, чем идиота.
Он не понимал ни где он, никто он, ни даже что значит быть кем-то.
Инквизитор распростёрся на полу. Всё, что его тело сейчас знало — это только боль, бурчание в животе, дыхание и свет.
Свет издалека.
Внезапно вся память потопом хлынула обратно. В тот миг каждый лист проклюнулся заново, заново озеленив лес его жизни.
— МЫ ВЕРНУЛИ ОБРАТНО ТО, ЧТО ВЗЯЛИ И ПОЗНАЛИ, ИНКВИЗИТОР.
Сотрясаясь, Жак вернулся в коленопреклонённую позу и вытер губы и подбородок. Секунды до этого были жутким преддверием ада, непостижимым и неизмеримым. Он снова превратился в Жака Драко.
— НАС МНОГО, ИНКВИЗИТОР, — голос прогремел у него в голове почти нежно — если «нежно» можно сказать про лавину, сносящую обречённую деревушку, если «нежно» можно сказать про скальпель, который срезает жизнь до голых, терзаемых болью костей.
— КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ УПРАВЛЯТЬ НАШИМ ИМПЕРИУМОМ…
— КАК И ПРОСЕИВАТЬ ВАРП…
— КАК ИНАЧЕ?
Мысленный голос Императора, если это действительно был он, разделился на несколько голосов, словно его величайшая неумирающая душа существовала по частям, которые едва держались вместе.
— ЗНАЧИТ, ГИДРА УГРОЖАЕТ НАМ?
— ПОДВЕРГАЯ ОПАСНОСТИ НАШ ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ ПЛАН ПРАВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ?
— МЫ САМИ ВЫДУМАЛИ ГИДРУ?
— ВОЗМОЖНО, КАКОЙ-ТО ЧАСТЬЮ НАС, РАЗ ЭТА ГИДРА ОБЕЩАЕТ СВОЙ ПУТЬ?
— НАВЕРНЯКА, НЕДОБРЫЙ ПУТЬ, ИБО КАК СМОЖЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ОСВОБОДИТЬСЯ ОТ НЕЁ?
— ТОГДА МЫ ТОЖЕ ДОЛЖНЫ СТАТЬ НЕДОБРЫМИ. ИБО МЫ ИЗГНАЛИ ИЗ СЕБЯ СОЧУВСТВИЕ ДАВНЫМ-ДАВНО. КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ ВЫЖИТЬ? КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ НАСАДИТЬ СВОЮ ВЛАСТЬ?
— ТОЛЬКО ЛИШЬ БЛАГОДАРЯ ТОМУ, ЧТО МЫ ЧИСТЫ И НЕ ИСПОРЧЕНЫ СЛАБОСТЬЮ. МЫ СУТЬ ЖЕСТОКОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ.
Скват подле Жака дёрнулся, словно услышав что-то. Раздался ли в голове у недолюда голос в этот момент? Жак подумал, что слушает спор могущественного разума-машины с самим собой так, как ни один имперский царедворец, наверное, не слышал, и ни один верховный лорд Терры даже не подозревал, что такое может быть. Осознавали ли Ме’Линди и Гугол эти голоса так, как слышал их Жак? Или он всё это вообразил, пойманный в какую-то иллюзию, порождённую варпом — очередной трюк этого запутанного заговора? Он чувствовал, как ткань времени пытается вырваться, и решил, что длиться этому странному стазису осталось недолго.
— НИЧТО, ОБЕРЕГАЮЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЗЛОМ, ДАЖЕ САМАЯ РЬЯНАЯ БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ. ЕСЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ РАСА ПАДЁТ, ОНА ПАДЁТ НАВЕКИ.
Наверное, Жак был слишком молод — на сотни, на тысячи лет, и его интеллект был слишком крохотным, чтобы понять множественный разум повелителя, который вечно обозревал всё, чьи мысли тараном били в разум Жака. А, может быть, разум повелителя стал хаотическим. Не искажённым Губительными Силами, за которыми следил, о нет, но разделившимся в себе, пока героическая хватка Императора за жизнь постепенно слабела…
— КОГДА НАМ ПРОТИВОСТОЯЛ ПОДДАВШИЙСЯ ПОРЧЕ, ОДЕРЖИМЫЙ УБИЙСТВОМ ГОР, КОТОРЫЙ ПРЕЖДЕ СИЯЛ ЯРЧАЙШЕЙ ЗВЕЗДОЙ, КОТОРЫЙ ПРЕЖДЕ БЫЛ НАШИМ ЛЮБИМЦЕМ — КОГДА СУДЬБА ГАЛАКТИКИ ВИСЕЛА НА ВОЛОСКЕ — РАЗВЕ НАМ НЕ ПРИШЛОСЬ ИЗГНАТЬ ВСЁ СОСТРАДАНИЕ? ВСЮ ЛЮБОВЬ? ВСЮ РАДОСТЬ? ВСЁ ЭТО УШЛО. КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ ЗАЩИТИТЬ СЕБЯ? ЖИЗНЬ — ЭТО МУКА, МУКА, КОТОРАЯ ДОЛЖНА ПИТАТЬ НАС. ОЧЕВИДНО, ЧТО МЫ ДОЛЖНЫ ИЗО ВСЕХ СИЛ ОСТАВАТЬСЯ ЖЕСТОКИМ СПАСИТЕЛЕМ ДЛЯ ЛЮДЕЙ, ОДНАКО ЧТО СПАСЁТ НАС?
— Великий владыка всего сущего, — простонал Жак, — ты знал о гидре прежде?
— НЕТ, И МЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИМЕМ МЕРЫ В ДОЛЖНОЕ ВРЕМЯ…
— И ВСЁ ЖЕ МЫ НАВЕРНЯКА ЗНАЛИ. КАК МЫ МОГЛИ НЕ ЗНАТЬ?
— КАК ТОЛЬКО МЫ ИЗУЧИМ ИНФОРМАЦИЮ ЭТОГО НАШЕГО ПОДРАЗУМА.
— ВНЕМЛИ, ЖАК ДРАКО: ЛИШЬ КРОХОТНЫЕ ЧАСТИЦЫ НАС МОГУТ СЛУШАТЬ ТЕБЯ, ИНАЧЕ МЫ ОСТАВИМ НАШ ИМПЕРИУМ БЕЗ ВНИМАНИЯ, КОТОРОЕ НЕ ДОЛЖНО ПРЕРЫВАТЬСЯ НИ НА МИГ. ИБО ВРЕМЯ ВО ВСЕХ ВЛАДЕНИЯХ ЧЕЛОВЕКА НЕ ОСТАНОВИЛОСЬ. НА САМОМ ДЕЛЕ ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕБЯ.
— МЫ ВЕЧНО БДЯЩИЙ ВЛАДЫКА, РАЗВЕ НЕТ? ТЫ НАДЕЯЛСЯ ДОБИТЬСЯ НАШЕГО БЕЗРАЗДЕЛЬНОГО ВНИМАНИЯ?
— КАК ИНАЧЕ МЫ МОГЛИ БЫ ОДНОВРЕМЕННО ПРИВЯЗЫВАТЬ ДУШИ ПСАЙКЕРОВ И НАДЗИРАТЬ ЗА ВАРПОМ, СВЕТИТЬ МАЯКОМ АСТРОНОМИКАНА И ВЫЖИВАТЬ, ПРИНИМАТЬ ИНФОРМАЦИЮ И ДАВАТЬ АУДИЕНЦИИ, ЕСЛИ БЫ НАС НЕ БЫЛО МНОГО?
— И ВСЁ РАВНО МЫ УПУСКАЕМ СТОЛЬ МНОГОЕ, СТОЛЬ ОЧЕНЬ МНОГОЕ! КАК ТО, ЧТО ПРИВЕЛО ТЕБЯ СЮДА.
— НАШ ДУХ НАПРАВЛЯЛ ТЕБЯ.
— НЕТ, ДРУГОЙ ДУХ — ОТРАЖЕНИЕ НАШЕЙ БЛАГОСТИ, КОТОРУЮ МЫ ОТБРОСИЛИ.
— МЫ — ЕДИНСТВЕННЫЙ ИСТОЧНИК БЛАГОСТИ, СТРОГИЙ И РЕШИТЕЛЬНЫЙ. НЕТ ДРУГОГО ИСТОЧНИКА НАДЕЖДЫ, КРОМЕ НАС. МЫ МУЧИТЕЛЬНО ОДИНОКИ.
Противоречия! Они боролись у Жака в голове точно так же, как, видимо, сосуществовали в собственном мультиразуме Императора.
