Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Сам-знаешь-кто, упоминаемый на видео Варгаса, уже умер. Хуан давным-давно позаботился об этом. Он сбежал от своих поработителей в пятнадцать лет. А четыре года спустя выследил их и убил леденящими душу способами. Видео было всего лишь отвлекающим маневром, имевшим целью направить следствие по ложному пути. Хуан заплатил Варгасу за съемку.
— Он не сдох тогда только потому, — говорил Хуан, — что не задавался вопросом, зачем мне нужно видео. Он меня и не вспомнил. Представляете? Наркоманы воистину лишены любви Господа.
И вот теперь мы здесь. Хотелось бы знать зачем. Хуан — пропащий человек, заслуживающий и жалости, и гнева. Своими неестественно сияющими глазами он посмотрел на Бонни:
— Почему ты просила о встрече со мной, малышка?
В течение разговора Бонни оставалась безмятежной. Она словно вовсе не замечала Хуана. Бонни открыла блокнот, положила его на стол и начала писать. Я зачарованно наблюдала. Закончив, Бонни передала блокнот мне: дескать, прочти вслух.
— Она спрашивает, знаете ли вы ее историю.
Хуан заинтригованно кивнул:
— Конечно, знаю. Это вдохновляющий акт боли. Заставить ребенка смотреть, как насилуют и убивают его мать… шедевр, созданный настоящим художником, понимающим вкус страданий!
— Заткнись, скотина! — крикнула я, дрожа от ярости.
Бонни погладила меня по руке, забрала блокнот и снова принялась писать. Я с ненавистью смотрела на Хуана. Бонни улыбнулась мне и вновь протянула блокнот. Я прочла, и сердце замерло у меня в груди.
— Она… — я откашлялась, — она спрашивает, хотели бы вы узнать, почему она не говорит. Настоящую причину? Она считает, вы это оцените. — Я повернулась к Бонни: — Пойдем-ка домой. Не нравится мне эта затея.
Она вновь погладила меня по руке. Спокойная и невозмутимая. «Доверься мне», — говорили ее глаза.
Хуан облизнул губы. Уголки его глаз дернулись.
— Думаю, мне это очень понравится, — сказал он.
Бонни улыбнулась ему, забрала блокнот и стала писать. Потом протянула его мне, но прежде чем я начала читать, перехватила мой взгляд. В глазах моей девочки я увидела озабоченность и даже мудрость, несвойственные ее возрасту, и абсолютное спокойствие, словно она говорила: «Возьми себя в руки и ничего не бойся».
Я прочитала написанное — и все поняла. Мои глаза расширились от удивления, дыхание перехватило, а минуту спустя я залилась слезами. Я была близка к обмороку.
Хуан учуял мою боль, его ноздри затрепетали.
— Скажите скорее, — попросил он.
Я беспомощно взглянула на Бонни. Меня охватило отчаяние.
«Подарок Хуану? Так и есть. Ему это понравится… Но почему, почему Бонни хочет сказать ему эти ужасные, жуткие слова?»
Бонни подошла ко мне, отерла мои слезы. «Давай, — говорила ее улыбка, — доверься мне».
Я глубоко вздохнула.
— Она написала… — Я замолчала. — Она решила, раз ее мама не может говорить, значит, и она не будет.
Хуан был поражен не меньше меня, но по другой причине. Он открыл рот, откинулся на спинку стула и, едва дыша, быстро-быстро заморгал. «Радость от страданий».
Я взглянула на Бонни.
— Нам не пора? — спросила я. Душа моя была опустошена. Мне захотелось прийти домой, забраться под одеяло и плакать.
Бонни подняла указательный палец. «Еще немного», — говорили ее глаза.
Она повернулась к Хуану и улыбнулась своей изумительной, неподражаемой, безмятежной улыбкой. Лицо Сары — тогда, в кухне, — выражало прямо противоположные эмоции. Хуан нахмурился. Он почувствовал себя неуютно.
— Теперь я передумала, — сказала Бонни ясно и четко. — Я решила, что пора вновь заговорить.
От неожиданности я вскочила со стула, и он с грохотом упал.
Бонни тоже поднялась, взяла блокнот под мышку, а меня — за руку.
— Привет, Смоуки.
Теперь пришел мой черед онеметь.
— Пойдем домой, — сказала Бонни и повернулась к Хуану: — Горите в аду, мистер Хуан!
«Понимает ли он?»
Бонни показалась мне ангелом, которым был когда-то Хуан. Чистым, безмятежным ангелом. Я не заметила в девочке ни жалости к Хуану, ни интереса к его прошлому — лишь понимание его нынешней сути. Бонни заставила его пережить приступ злорадства, рассказав о своих страданиях, — и тут же предстала непокоренной, несломленной, чем ввергла Хуана в отчаяние, а мне подарила ощущение победы.
В комнате для допросов, в обществе серийного убийцы, я ощутила себя счастливой. Вот что Бонни хотела донести до нас — до Хуана, до меня, до каждого: хоть зло и существует, злодеи одерживают победу лишь с нашего позволения.
Именно в эту минуту я поняла, что не поеду в Квонтико. Я прекратила метания. И жизнь вновь засверкала яркими красками. Так будет всегда. Надо только дать ей волю.
Глава 63
Я сидела перед компьютером Мэта. В руках я держала бокал с текилой, всегда готовой мне помочь. Жидкая храбрость. Я взглянула на бокал и нахмурилась. Бонни спала. Насколько же эта девочка сильная, особенно по сравнению со мной. Я устыдилась собственной слабости, поставила бокал на стол и взглянула на монитор.
«Раз2трислезыу3».
Пять дней. Вот сколько времени прошло с моей первой встречи с Сарой до поимки Хуана. Эти пять дней кажутся мне годами.
У меня появился новый шрам, и имя ему — Сара. Он невидим, как самые глубокие раны, которые часто приводят к смерти души. Тело стареет, увядает и умирает. Но и душа способна постареть. И шестилетний в одно мгновение может стать шестидесятилетним. Однако в отличие от тела душе под силу обратить свое старение вспять. Душе под силу ожить.
Путешествие Сары глубоко ранило меня. А мое собственное состарило слишком сильно и слишком быстро. Шрамы не просто напоминают о старых ранах. Они стали свидетелями моего исцеления. Я смирилась с тем, что всегда буду чувствовать боль при мысли о Мэте и Алексе. Так и должно быть. Единственное, что поможет мне навсегда освободиться от любимых образов, — забвение. Но я никогда не откажусь от этой благословенной боли.
Я смирилась с тем, что никогда не избавлюсь от страха, порой даже жуткого страха, за Бонни. Все родители боятся за своих детей, у меня же причин бояться на семерых хватит. Я изранена, изуродована прошлым, но я жива и уверена: я буду счастливой, жизнь вновь засияет яркими красками.
Мало того, я ничего не прошу. Надеюсь, но не прошу. Мы с Бонни избавились от многих вещей. Мы превратили комнату Алексы в мастерскую для Бонни. Осталось последнее: «Раз2трислезыу3».
Я вдруг поняла: страх набрать этот пароль — не просто страх перед неизвестными фактами. Вы любите человека, живете с ним, вступаете в брак. И всю жизнь познаете его. Каждый день, каждый месяц и год я открывала что-то новое в Мэте. Потом он умер, открытия прекратились. До этой минуты.
Если я наберу «Раз2трислезыу3» и кликну папку с заголовком «Личное», я найду что-нибудь хорошее — или не очень хорошее. В любом случае информация эта станет последним открытием. Я боялась завершенности.
«Может, оставить на будущее? Сохранить до того дня, когда я стану седой, старой и буду скучать по нему?» Не обращая внимания на текилу, я подалась вперед и щелкнула мышкой по папке. Я набрала пароль и логин и, увидев иконки, поняла: это фотографии. Все они были пронумерованы. Я навела курсор на одну из них и остановилась. «Что я увижу, если щелкну по ней?» На мгновение, всего на мгновение, я решила все удалить. Но передумала. Я кликнула по первой фотографии, и она развернулась передо мной. Я открыла рот от удивления. «Это же мы. Мы с Мэтом. Мы занимаемся любовью!» Я погрузилась в воспоминания. Фотография сделана сбоку, поэтому наши тела видны в профиль. Моя голова запрокинута, веки опущены в исступленной сосредоточенности. Мэт смотрит на меня сверху, его рот слегка приоткрыт. Это не художественный кадр, но и не порнография. Это любительский снимок.
Мы с Мэтом достигли периода в отношениях, который, я знаю, бывает у многих семейных пар. Когда секс обретает особую прелесть и становится предметом сосредоточенного изучения. Вы ищете что-то новое, экспериментируете, немного отходя от своих привычных, комфортных поз. В конце концов вы находите компромисс, позу, которая возбуждает вас, но не вызывает стыда. Подобные эксперименты не всегда приятны. Иногда они даже могут показаться унизительными. Мы с Мэтом пробовали фотографировать друг друга обнаженными и во время секса. Подобные эксперименты возбуждали нас поначалу, но недолго. Не потому, что мы стали стыдиться — просто мы прошли этот этап. Попробовали из любопытства и занялись другим.
Я просматривала наши фотографии одну за другой, вспоминая каждое мгновение. Вот мои фотки, которые я снимала сама, пытаясь быть пикантной (но выглядела глупо). Я нашла одно фото Мэта, на котором он сидел, прислонившись к спинке кровати, и улыбался. Я закрыла глаза. Мне не нужно было смотреть на фотографию. Я видела улыбку, растрепанные волосы, блеск в глазах. Я увидела член Мэта и вспомнила, как однажды мне пришло в голову, что я знаю его, как никакая другая женщина. Ведь он был во мне, на мне… да где он только не был. Я дотрагивалась до него и хихикала и даже сердилась, когда он становился слишком требовательным. Он лишил меня девственности.
- Красный дракон - Томас Харрис - Маньяки
- Красный ангел - Роксана Лонгстрит - Маньяки
- Четверо слепых мышат - Джеймс Паттерсон - Маньяки