После моего появления в доме Квентина Мориарти у его героя, слепого профессора философии Сократа Каваналли, возникла молодая юркая помощница Айрин, в которой я сразу же узнала свою собственную персону. Она была глазами и ушами Сократа, его ищейкой, верной нянькой и критичной слушательницей. При этом, дабы не разочаровать читателей и в особенности читательниц, отношения между Сократом и Айрин были сугубо деловыми, и ничто не окрашивало их в эротические тона. Того требовали издатели, считавшие, что герой только в том случае может стать всенародно любимым, если он совершенно один и не связан узами Гименея. Да и правила классического детектива, которых придерживался мой шеф, не дозволяли детективу влюбляться. Разве что в прелестную даму, которая на последних страницах романа оказывалась мерзкой убийцей и заслуженно отправлялась на электрический стул.
Как и в случае с Шерлоком Холмсом (согласно прихоти своего создателя сыщик поселился на Бейкер-стрит, в доме 221-бис, которого в годы написания первых рассказов не было и в помине, и туда приходили сотни и тысячи писем не только от почитателей творчества, но и от людей, оказавшихся в сложной жизненной ситуации и просивших совета у «дорогого мистера Холмса», полагая, что он — реальный человек, а не плод фантазии автора), на адрес моего шефа поступало немало корреспонденции для «достопочтенного профессора Каваналли». И чем стремительнее росла слава Квентина Мориарти, тем больше писем приходило в его лос-анджелесский особняк.
Скоро большую часть времени я занималась именно тем, что сортировала письма, отделяя зерна от плевел, то есть крики о помощи от восторженных посланий так называемых фанатичных почитателей. Знаю, что многие писатели не удосуживаются отвечать на подобные послания, или в лучшем случае посылают в ответ свою фотографию с автографом, размноженным типографическим способом. Но не таков был мой шеф. Он трепетно относился к несправедливости и не раз заявлял мне:
— Ирина, я не понаслышке знаю, что в мире много страждущих, для которых мой герой — последняя надежда. И именно в наших силах, чтобы, как в романах, зло было изобличено и понесло наказание, а добро восторжествовало. Запомни это!
Большая часть страждущих просила денег, обрисовывая свое трудное материальное положение. Прежде чем передать такие письма шефу, я тщательно их проверяла и сообщала о них Квентину, только когда была уверена, что их авторы не мошенники.
Гонорары мистера Мориарти были астрономическими, но и тратил он на благотворительность очень много. Причем предпочитал не выписывать чек для некой организации, чью деятельность проверить было сложно, а поддерживать материально конкретных людей.
Именно это — желание помочь страждущим или справедливости восторжествовать — так притягивало меня к шефу, но я знала, что никогда не посмею признаться ему в своих чувствах. Он же, казалось, после трагической гибели жены и ребенка навсегда закрыл для себя дверь, ведущую в страну, именуемую счастливой супружеской жизнью.
Время от времени среди писем попадались и истинные мольбы о помощи от осужденных или их родственников, которые, прочитав романы о похождениях профессора Сократа Каваналли, обращались к нему за помощью, считая моего шефа отчего-то его издателем или хроникером наподобие доктора Ватсона при Шерлоке Холмсе или капитана Гастингса при Эркюле Пуаро.
Такие письма привлекали особенно пристальное внимание моего шефа, и он, откладывая работу над новым романом, рассказом или пьесой, принимался за расследование.
— Я не могу бросить этих несчастных на произвол судьбы, — любил повторять он. — Кто, если не я, вернее, профессор Каваналли, поможет им? Ты ведь сама знаешь, Ирина, как легко оказаться невиновному на скамье подсудимых, а затем попасть в тюрьму или даже камеру смертников!
Часто Квентин изучал газеты, в особенности сообщения об уголовных процессах. И не только для того, чтобы черпать оттуда информацию и вдохновение для новых произведений, но чтобы, если понадобится, помочь жертвам произвола.
И не последнюю роль в импровизированных расследованиях, которые проводил мой шеф, играли мои видения. Я к тому времени успела пообщаться и с медиумами, и с ясновидящими, и с астрологами, но не доверяла их объяснениям, согласно которым я была «избранной» и могла заглядывать в «астральный мир». Мой шеф тоже с настороженностью относился к мистике, повторяя:
— Лет двести — триста назад электричество, самолеты и подводные лодки считались чертовщиной. Просто люди очень консервативны в своих суждениях, даже отъявленные либералы, и предпочитают поверить в волшебство и магию, нежели в прогресс науки и могущество человеческого разума. Легче списать все на потусторонние силы, на загробный мир и переселение душ, чем признать, что столкнулся с природным явлением, еще не изученным, не исследованным и не поставленным на службу людям. Придет время, и человек отправится к далеким планетам, сможет путешествовать во времени, продлит до бесконечности свою жизнь. Но не при помощи алхимии и философского камня, а посредством расшифрованных тайн мироздания!
Первым делом, в котором я приняла участие в качестве помощницы великого детектива и смогла посредством своего дара спасти человеческую жизнь, была causa Барни Леклерка.
Молодого человека, работавшего в большом магазине, Барни Леклерка, обвиняли в зверском убийстве его невесты Айседоры Джонсон. Никто не сомневался в виновности Барни, суд над ним закончился быстро. Присяжные без малейших колебаний единогласно вынесли вердикт — «Виновен», и Барни был приговорен к смертной казни на электрическом стуле.
В дни процесса над Барни Леклерком мой шеф и я были в Англии, где Квентин представлял свой новый роман (кажется, то был «Плач падшего ангела», в котором профессор Каваналли сам едва не становится жертвой хитрого убийцы). Заодно Квентин посетил Британскую библиотеку, где изучал старинные книги и рукописи, так как замыслил новое произведение, в котором важную роль играло старинное семейное проклятие и похищение уникальной инкунабулы.
Когда мы вернулись в Америку, то первым, о чем доложила нам миссис Ли, было сообщение: некая миссис Леклерк звонит каждый день и справляется, не вернулся ли еще мистер Мориарти из Европы.
Мы приняли миссис Леклерк, матушку Барни, на следующий день. А до ее визита шеф и я успели ознакомиться по газетам с делом ее сына.
Миссис Леклерк, невысокая бледная женщина, вся в черном, бросилась на колени перед моим шефом, чем немало смутила его, и, рыдая, провозгласила:
— Мистер Мориарти, спасите моего сына!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
