Вопрос – как обратно: как доставить Темуджина в 2014-й, где его ждал пьяный бог Хухэ Мунхэ Тенгер – Мансур Галипович Гатауллин. Агафонкин был Курьер и возил Объекты Доставки и Выемки, людей же не возил никогда. Потому, перед тем как отправиться в дорогу, Агафонкин решил посоветоваться с единственным человеком, который мог знать ответ: с Митьком.
Тот, последний, день в Огареве начался с неузнавания пространства вокруг: где я? – дивился Агафонкин, проснувшись и оглядывая комнату, отведенную ему до завершения путинского Назначения. Затем вспомнил и подумал было взять Тропу куда-нибудь подальше. Вздохнул и остался.
Когда Агафонкин появился на кухне, Митек ворчал, что молочная смесь, принесенная огаревской охраной для Матвея Никаноровича, вовсе не та, что просил. Он снял вкусно пахнущую сковородку с огня и принялся корить Агафонкина за растяпистость. И продолжал после завтрака.
– Простое дело, Алеша, Выемка: там забрал, сюда принес. Ну что тут сложного? Первый раз, что ли? – натирая богатый паркет столовой их коттеджа в Огареве восковой мастикой, оставлявшей легкий, но хорошо ощутимый запах этилацетата, ругал Митек Агафонкина, виновато стоявшего в дверном проеме с Матвеем Никаноровичем на руках. Матвей Никанорович сосредоточенно сосал большой палец, думая о важном.
– Сам не пойму, как эта юла потерялась, – врал Агафонкин (он, конечно, прекрасно понимал, как и где потерялась юла). – Была в кармане все время, а проснулся утром в Квартире – ее нет.
Митек поднял глаза от паркета, по которому аккуратно, не пропуская широких половиц, водил валиком, и посмотрел Агафонкину в глаза. Агафонкину стало стыдно, и он рассказал Митьку правду о том, где потерял юлу и как она оказалась у Мансура. И кому Мансур ее отдал.
– Есть человек, – успокаивающим, ложно-уверенным тоном заверял Митька Агафонкин. – Работает санитаром в Доме ветеранов. Говорит по-монгольски и согласен помочь объясниться с Темуджином. Я думаю взять его туда через интервенцию – если моя теория правильная.
– Теория – это система идей или принципов, являющаяся совокупностью обобщенных положений, – поправил Агафонкина всеведущий Матвей Никанорович. – А у тебя, Алеша, гипотеза, то есть догадка, требующая доказательства.
Агафонкину захотелось – случайно – его уронить. Вместо этого он поправил на голове младенца сползший набок чепчик и согласно кивнул:
– Конечно, Матвей Никанорович. Вот я и хочу доказать свою догадку. Что думаешь, Митек?
– Что думаю? – Митек оставил работу и оперся на древко валика, которым натирал пол. – Думаю, юлу найти нужно. – Он обвел рукой, включив в образовавшийся полукруг жеста их несвободу и связанные с ней неудобства. – Это – ничто. Мелочь. А вот если юла попадет в чужие руки… – Он не договорил и принялся тщательно натирать пол, в котором отражались и он сам, и светлая финская мебель, и слепившее глаза весеннее раннее солнце московского пригорода за чисто вымытыми высокими окнами.
День выдался славный: светлый, теплый, с мягким ветром, чуть тревожащим волосы, словно ласково гладят по голове. В такой день обрадовавшиеся хорошей погоде девушки спешат надеть короткие юбки.
В Огареве, однако, девушек не было – беда.
Агафонкин подождал, пока Митек стал натирать пол чуть менее тщательно – уже не так сердится, и решился спросить:
– Думаешь, смогу я обратно привезти человека? Туда, предположим, нас доставит Мансур. А обратно – по обычной Тропе? Я же Иннокентия там не брошу.
Ах, не знал Агафонкин, что готовит судьба. Впрочем, может, судьба и сама не знала.
Митек остановился и посмотрел на Агафонкина. Тому сделалось страшно: взгляд Митька был как туннель, втягивающий Агафонкина на Тропу. Словно Агафонкин мог шагнуть в этот взгляд. Словно Митек был бесконечным туннелем.
– Если с юлой будете возвращаться, вернетесь оба, – сказал наконец Митек. – Юла довезет.
Агафонкин возвращался с юлой. Он тщательно подготовил Тропу из События ДолинаРекиЧикой-ДеньШестойМесяцЦарганСарГод1184 – восемьсот тридцать лет, семнадцать смежных Носителей. Тропа выглядела сложной, но реалистичной: в одном месте, правда, – при смене Носителей в Золотой Орде начала XIV века – Агафонкин немного сомневался, но надеялся на удачу.
А на что ему было надеяться?
Семнадцать Носителей не понадобились. Не понадобилось ни одного: только Агафонкин прикоснулся к рукаву халата молодого борджигинского хана, чтобы взять Тропу, как его втянул туннель – словно был он не Курьер, а Объект Доставки, и его самого доставлял кто-то другой.
Он не знал, с ним ли Темуджин, нет ли, пока не вынырнул из туннеля Тропы во дворе своего дома: вплотную запаркованные машины, облезлые двери подъездов, весенняя мокрая грязь. Агафонкин оглянулся – понять, через кого он вернулся, но не нашел Вячеслава Владимировича Пругина, работника проектного бюро, находящегося в соседнем здании, который – по расчету Агафонкина – должен был служить их последним Носителем на этой Тропе: его не было рядом. Рядом не было никого, кроме Темуджина в длинном черном расшитом дээл, державшего завернутую в кусок овечьей шкуры юлу.
“Такого пустого двора я никогда не видел”, – удивился Агафонкин.
И тут же пространство перед подъездом наполнилось людьми. Они выскочили из запаркованных машин, из-за мусорных баков и откуда-то еще, где и не спрячешься, и окружили Агафонкина, отделив от Темуджина. Двое крепко держали молодого борджигинского хана за локти. Овчинка съехала, и был виден разноцветный бок юлы.
К Агафонкину не подходили: держались поодаль – кольцом.
Агафонкин видел, как невысоко над овалом двора поднялись встревоженные сизые голуби, покружили и сели подальше от плечистых, коротко стриженных мужчин. Он заметил, что в обеих арках, ведущих из двора в переулок, тоже стоят люди, и подивился, к чему вся эта суматоха. Оставалось спросить.
– В чем, собственно, дело? – спросил Агафонкин. – Я живу в этом подъезде.
Мужчина с чуть сбитым набок носом вместо ответа ловко вырвал у Темуджина юлу и отступил назад. Темуджин дернулся, но ему заломили руки за спину. Он смотрел на Агафонкина, ожидая помощи. Или хотел удостовериться, что тот его предал.
– В машину, – кивнул на Темуджина кривоносый. Он повернулся к Агафонкину: – Алексей Дмитриевич, в ваших интересах поехать с нами. Добровольно.
– Я без него не поеду, – сказал Агафонкин.
– Относительно гражданина не беспокойтесь, – заверил кривоносый, пока Темуджина сажали в черный джип неотечественного производства. – Его велено транспортировать отдельно. А относительно вас, Алексей Дмитриевич, сами понимаете, – улыбнулся он Агафонкину желтозубой улыбкой курильщика, – раз велено доставить – доставим. Но не хотелось бы применять силу: надеемся на вашу сознательность.
Кривоносому явно нравилось слово “велено”.
Агафонкин осмотрелся: он мог убежать – при посадке дотронулся до ближайшего человека и соскользнул в его Линию Событий, делов-то. Он, однако, не хотел оставлять юлу без присмотра. И понимал, что больше шансов найти и вызволить Темуджина, если он поедет с этими людьми.
Человек с юлой сел в маленький BMW, Агафонкина посадили в микроавтобус с затемненными стеклами окон. Машины тронулись, выезжая из молчавшего, притаившегося двора.
Куда? Оказалось, в Кремль.
Его ждал Сурков.
Он коротко извинился перед Агафонкиным и высказал надежду, что доставившие его сотрудники (чьи сотрудники?) вели себя корректно.
– Я был с… приятелем, – сказал Агафонкин. – Я хочу его видеть. Не буду ничего рассказывать, пока его не приведут.
– Так я вас ни о чем и не спрашиваю, – улыбнулся Сурков.
“Неплохо, – мысленно похвалил Агафонкин. – Один – ноль. Ведет команда Путина”.
– Где мой друг? – спросил Агафонкин.
– Отдыхает, – сказал Сурков. – Отдыхает с дороги.
Агафонкин решил больше не спрашивать: решил подождать.
Они помолчали, каждый в своей тишине.
– Еще раз, Алексей, – Сурков отпил чай, – я сожалею, что пришлось применить подобные меры: мне, поверьте, они не по душе. Просто у людей, принимавших решение, не было уверенности, что вы примете наше приглашение… э-э… добровольно.
– Это произвол, – сказал Агафонкин. – Посреди бела дня хватают на улице, кидают в машину…
Он не закончил, дав словам повисеть в комнате, стать зрительным образом – для наглядности.
– Это не произвол, – возразил Сурков. – Это – проявление государственной воли, без которой в России нельзя. Такая страна.
– Требует произвола?
Сурков вздохнул, словно говорил с младенцем:
– Россия, Алексей, – административное пространство, требующее ЧДВ.
– ЧДВ?
– ЧДВ – Человек Длинной Воли, – пояснил Сурков. – Так древние монголы называли вождей, бравших власть во время очередного кризиса цивилизационного цикла. Как сейчас. Оттого стране и необходим Человек Длинной Воли.
