Здесь было несколько теплее. Квадратная площадка по периметру была усажена колючими голыми кустами, и ветер запутывался в их ветвях. Лайтонд сначала принял их за юных, только-только отпочковавшихся дубокраков. Эльф невольно шарахнулся назад. Но у этих растений отсутствовали подвижные, цепкие воздушные корни, которые позволяют дубокракам передвигаться по земле. Перед Верховным магом Фейре были обыкновенные розовые кусты. Зима обнажила колючки, обычно кокетливо спрятанные за листьями, и стряхнула с кустов цветы, потому Лайтонд и не узнал растения сразу.
Эльф внимательно осмотрелся. В четырех углах террасы на высоких цоколях стояли статуи. Лайтонд узнал Владыку Дыхания Арды и Владыку Вод. Верховный маг Фейре отметил типичную для Дангля манеру работы. Великий скульптор был родом из Железного Леса. Изображения богов, что сейчас стояли перед Лайтондом, мало чем отличались от статуй в храме Бьонгарда. В дальнем от себя конце площадки Верховный маг Фейре заметил Йаванну. Великая богиня представала перед гостем в ипостаси Смотрящей в Ночь. Лайтонд даже догадался, почему Лакгаэр заказал изваяния Данглю. Только авари украшали тела своих богов татуировками – как и свои собственные. В хитрых завитушках на правой щеке Манвэ и изящном сплетении линий на левой руке Йаванны были запечатлены заклинания. Они и превращали статуи в могущественные артефакты. Лайтонд перевел взгляд. Так и есть, филигрань, украшавшая трезубец Ульмо, тоже не была не простым сочетанием полосок.
Изваяния являлись резервуарами магической силы стихий – Воздуха, Воды и Земли. На роль хранилища для Чи Земли больше подошла бы статуя Аулэ. Дангль с удовольствием изобразил бы этого бога, весьма почитаемого в Железном Лесу. Но религия эльдар запрещала изображать пособника Врага. Лакгаэру пришлось обойтись статуей Йаванны, верной подруги Аулэ.
Для того, чтобы усилить магические свойства артефактов, скульптор укрепил в изваяних драгоценные камни. В нагруднике Владыки Дыхания Арды находился крупный, размером с куриное яйцо, ночной рубин – лучший природный накопитель Чи Воздуха. Из-за несущихся по небу рваных туч было довольно темно, несмотря на ранний час, и камень приобрел нежно-розовый оотенок. Темно-зеленый изумруд, одно из самых емких вместилищ Чи Воды, переливался в основании трезубца Ульмо. В пряжке, скреплявшей свободную тунику Йаванны, подмигивал теплым глазом красный сапфир – камень, издревле используемый для накопления Чи Земли.
Площадка была выложена терракотовой плиткой. В центре находилось изображение гексаэдра, обозначенное более светлым цветом. Лайтонд понял, что перед ним знаменитый телепорт Лакгаэра. В отличие от обычных телепортов, лицензия на устройство которых избавила Хиалталлина от хлопот о хлебе насущном, этот портал не нуждался в координатах и в громоздком устройстве географической привязки, а так же в маячке, делавшим его заметным для других телепортов. Он работал от мыслеобраза, то есть мог перенести эльфа в любую точку мира – при условии, что телепортируемый там уже бывал и мог ее представить.
Четвертую фигуру, стоявшую в западном углу террасы, скрывали разросшиеся кусты. Лайтонд глубоко вдохнул и сделал шаг к ней. Эльфа позвали на террасу именно тяжелые, холодные, эманации Цин, которые она излучала. Некоторое время Верховный маг Фейре не мог решиться, и лицемерил сам с собой, делая вид, что разглядывает статуи богов. Исходя из магической логики, эта статуя должна была являться сосудом для Чи Огня. Лайтонд знал, что в ней запечатлено Чи всех четырех Стихий, плюс еще кое-что. Последняя, четвертая статуя являлась преобразователем всего Чи, которую удавалось накопить остальным артефактам.
Эльф раздвинул ветви. Колючки впились ему в ладонь, но он не обратил на это внимания.
На мраморном цоколе стояло изваяние высокой и стройной женщины. Длинная рубаха Разрушительницы ниспадала мягкими складками. Как и положено, на талии рубаху перехватывал пояс, на котором висел расшитый карман. Скульптор не отступил от правды жизни и украсил шитый карман треугольниками, ромбами и квадратами – любимым узором мандречен. Вплести в геометрический узор несколько зловещих рун, которые даже Лайтонд не рискнул бы прочесть вслух, было делом техники – и Дангль блестяще справился с этой задачей. Одна рука женщины скрывалась в кармане, вторая просто висела вдоль бока. Пряжка на поясе изображала ящерицу с загнутым, как у скорпиона, хвостом. На месте жала был укреплен искусно обточенный по форме кусочек черного горного хрусталя. Не настоящая Игла Моргота, упаси Илуватар, а безопасная имитация страшного артефакта, которым пользовались Разрушители, призывая Цин. Черный горный хрусталь считался единственным минералом, пригодным для манипуляций с мертвой силой. Капюшон был отброшен на плечи, и женщина смотрела на море голубыми аквамаринами глаз. Лайтонд знал, почему Лакгаэр так расщедрился – остальные боги пялились на пришельца слепыми мраморными белками.
Скульптура была вместилищем Чи Хозяйки Четырех Стихий, которой и являлась Разрушительница Пчела. Как известно, жизненная энергия наилучшим образом сохраняется в объекте, максимально похожим на источник данного Чи.
Лайтонд рассматривал статую со смешанным чувством. Она была цела и в прекрасном состоянии. Если бы Пчела умерла, артефакт разрушился бы. После бунта Детей Волоса прошло уже больше двухсот лет. Большинство Разрушителей были полукровками. Многие из них были еще живы. Чего стоил Игнат, вынырнувший в Бьонгарде после создания Цитадели и преподавания в Зойберкунстшуле! Но мать Лайтонда была чистокровной мандреченкой, а человеческий век намного короче эльфийского. Однако статуя бесстрастно смотрела на него своими яркими голубыми глазами. Лайтонд провел рукой по лбу и ощутил влагу – кровь из уколотого пальца. Эльф коснулся окровавленным пальцем постамента.
– Несмотря ни на что, рад тебя видеть, – сказал он.
Лайтонд произнес это негромко – слова потерялись в вое ветра и грохоте прибоя. Даже Лакгаэр, вышедший на лестницу и заметивший своего гостя в розарии, ничего не услышал.
Старая ведьма, мешавшая варево в котелке за тысячу верст от Лайтонда, вздрогнула и выронила ложку. Она выпрямилась, опрокинув котелок. Горячая смесь плеснула ей на колени, но женщина ничего не почувствовала. Она запустила левую руку в шитый бисером карман, висевший у нее на поясе. Вторая рука бессильно свесилась вдоль тела.
Лайтонд обнял колени статуи.
– Мама, – сказал он и прижался лицом к холодному мрамору.
Лицо статуи покрылось мельчайшими капельками – неверное, осела влага, принесенная морским ветром.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
