– Не клевещи на себя – какой из тебя психопат?
– Какой-никакой, но по сравнению с ней даже я комок нервов. Сейчас она страшно рада, что ее дорогой президент развелся с этой неблагодарной особой, которая не могла вести себя достойно рядом с таким человеком.
– Представляю, что она обо мне думает!
– Ты недооцениваешь Клер. У нее ум не только расчетливый, но и управляемый. Это нам лезут в голову всякие дурные мысли, и мы ничего не можем с ними сделать. А в ее голову приходят только нужные, правильные и полезные вещи. Она знает, что ты мой самый близкий друг, и потому возлагать на тебя вины и грехи – неполезно. Это будет мешать нашим с ней отношениям. И ее ум дал себе команду. И теперь ты для нее трогательный, невинный барашек, а во всем виновато это чудовище, с которым так ошибся ее любимый президент.
Они уже подъезжали к Лозанне, а Немец так и не сказал, ради чего он его вытащил из Москвы.
– Ладно, про Клер я все уразумел, что дальше?
– Ишь ты, все он уразумел! Наш пострел везде поспел, – покачал головой Немец. – А ведь я, милый, женюсь…
– На Клер? – моментально сообразил Ледников.
Немец покосился на него.
– Догадливый.
– А ты как думал! Кстати, догадался-то я об этом давно. Я вот только одного не понимаю…
– Чего это?
Ледников устало прикрыл глаза и процитировал:
– «Эта самая Надежда не содержательница постоялой гостиницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей? Какой вздор!» Помнишь, как ты меня этому учил?
Немец вздохнул.
– Quelqu’un sans folie n’est pas si sage qu’il le croit. Человек, не совершающий глупостей, не настолько мудр, как он сам полагает… И потом, дом-то не петербургский, а парижский.
– Большая разница! – хмыкнул Ледников.
– Какая-никакая, а есть.
– Qui s’excuse – s’accuse, – наставительно сказал Ледников. – Кто оправдывается – тот сам себя обвиняет. Я ничего не имею против Клер. Хотя, честно говоря, был уверен, что ты женишься на прелестной княжне из каких-нибудь Рюриковичей.
– А уж как я был в этом уверен! – рассмеялся Немец. – Ну да мы люди простые, в отличие от некоторых по женам президентов не бегаем. Давай-ка мы с тобой кофейку для бодрости духа дерябнем.
Немец свернул к первому же придорожному кафе. Они прошли в третий, самый дальний зал, где никого не было, сделали заказ.
– Ну? – уставился Ледников в хитроумную физиономию Немца, когда официант, принесший кофейник, чашки и сливки, исчез. – Давай. Я уже созрел. Ты же не для того притащил меня сюда из Москвы, чтобы рассказать о своих жениховских заботах?
Немец невозмутимо отхлебнул кофе.
– Ты давно разговаривал с Николь?
– После того, что случилось, я с ней не разговаривал вообще.
– Понятно.
Немец наклонился над столом и внимательно посмотрел в глаза Ледникову.
– Ты помнишь, я рассказывал тебе о Франке Лефлере?
Ледников кивнул. Конечно, он помнил. В памяти сразу, как в оперативной сводке, всплыла нужная информация. Наследник громадного состояния… Человек с неограниченными возможностями… Чрезвычайно жесткий в делах… Николь была близка с ним до того, как ушла к президенту… Немец рассказывал, что Лефлер лично познакомил ее с господином президентом. Вроде бы президент именно тогда сказал друзьям свою знаменитую фразу: «Эта женщина будет моей!» И скоро Николь действительно рассталась с Лефлером, который стал другом президентской семьи. И получил от этого немалую выгоду. Типично французская история. Русским варварам такого не понять. После развода с президентом Николь вернулась к Лефлеру и собирается выйти за него замуж.
– Если я не ошибаюсь, у них с Николь скоро свадьба, – небрежно сказал Ледников. – Это последнее, что я видел о нем в интернете. Было еще какое-то интервью с Николь. Она рассказывала, как она счастлива… Наконец.
Немец слушал его, одобрительно кивая головой. Было непонятно, куда он клонит. Ну да долго ходить вокруг да около он не будет – не его стиль.
Немец откинулся на спинку стула, повертел в руках кофейную чашечку.
– Да, день их свадьбы уже назначен.
– Рад за них.
– Погоди радоваться. Помнишь, Зондер говорил об адвокате, который вывел его на заказчика, а потом погиб? Мэтр Фабиан Шальме?
– Ну помню.
– Так вот я нашел его жену и сына. Разговаривал с компаньоном. Я выяснил, на кого он работал в последнее время и чьи деликатные поручения выполнял. Затем я занялся электронным адресом, с которого Зондер получал указания. Поработал с провайдером, и тоже кое-что интересное удалось установить. Главное – обнаружились совпадения, которые наводят на вполне определенные выводы… А два дня назад ко мне завалился пьяный в лоскуты Можжарин и поведал страшную тайну. Неприятности, свалившиеся на президента в последнее время, заказаны не кем иным, как…
– Мсье Лефлером?
– Правильно. И это не пьяный бред. Мэтр Фабиан Шальме давно уже выполнял деликатные поручения именно Лефлера. А письма Зондеру посылали с компьютера в гостинице, принадлежащей Лефлеру. И получается…
– Какой занятный господин этот Лефлер, – покачал головой Ледников. – Когда ненавидит – заказывает убийство. Когда любит – женится. И все это одновременно. Незаурядный господин.
– Да, и беспорядки в пригородах, как ты помнишь, Зондер должен был устроить по заказу Лефлера. Для того, чтобы нанести еще один удар по президенту. С одной стороны – обвинить его в том, что он приказал убрать жену с любовником. С другой – с помощью погромов со стрельбой показать, что он ни на что не способен как президент. Лефлер, как видишь, мыслит широко.
– И что же из всего этого следует? – осведомился Ледников. Хотя уже давно прекрасно понял, что именно.
– Подумай, – тоном отца, помогающего ребенку готовить уроки, сказал Немец.
– Я так понимаю, обращаться в полицию – бессмысленно. Все концы обрублены, свидетелей нет. Показания Можжарина? Пьяная выдумка. Да он и откажется от них в случае чего. Если же учесть, что у Лефлера лучшие адвокаты… И для чего ты меня вызвал? Чтобы я замочил Лефлера сам? Незасвеченный ствол уже приготовил?
– Не пори чушь! – остудил его Немец. – Я сам понимаю, что до Лефлера официальным путем нам не добраться.
– Тогда что?
– Лефлер в кругу своих самых близких друзей только и говорит о том, что все годы, пока Николь была женой президента, он продолжал любить ее. И с каждым днем все сильнее. Причем он любит ее порой до ненависти, до желания убить.
– Бывает, – пожал плечами Ледников. – Тоже ничего нового.
– Вот как? – прищурился Немец.
– Еще Катулл писал: odi et amo… Ненавижу и люблю, – напомнил Ледников.
– Черт с ним, с Катуллом! Дело в том, что Лефлер от этой своей любви-ненависти свихнулся!
Сбрендил! Он и не может без Николь, и ненавидит ее за это. А еще сильнее за то, что она смела уйти от него к другому. Если же учесть, что он вообще психованный и когда ему вожжа под хвост попадет…
Ледников посмотрел в окно, где ветер с Женевского озера ласково трепал какой-то буйно цветущий куст. А в Москве, когда он улетал, обещали снег и сильное похолодание.
Бедная Николь, после всего, что было, выясняется, что она собралась замуж за человека, который заказал ее убийство. В том интервью, которое попалось Ледникову на глаза, она сказала, что именно Франк Лефлер мужчина всей ее жизни! «Я не думаю, что раньше кого-нибудь любила так, как люблю его. Наше расставание было самой большой ошибкой в моей жизни. Мое будущее – это Франк!» Это были ее собственные слова.
– Понимаешь, нет никаких гарантий, что, когда на Лефлера очередной раз накатит приступ ненависти, он не повторит попытку убить ее вновь, – сказал Немец. – Я подумал, что ты должен все это знать. Кстати, сейчас они в Монтрё…
– Кто? – не сразу понял занятый своими мыслями Ледников.
– Николь и Лефлер.
Ветер за окном становился все сильнее.
Когда Ледников позвонил Ренну в Париж, старик ему искренне обрадовался. Сказал, что и сам хотел звонить ему и просить, чтобы он поговорил с Николь.
– О чем, Петр Карлович? – поинтересовался Ледников.
– Вы должны уговорить ее отказаться от свадьбы с этим ужасным человеком.
Вот так.
– Почему?
– Он сделает ее несчастной. Я навел кое-какие справки о нем… Боюсь, он доставит ей много страданий. У меня дурные предчувствия.
– А почему вы сами не скажете ей это?
– Я говорил ей, но она… Она сказала, что мои страхи напрасны, что его оклеветали, что ему мстят из зависти.
– Может, так и есть?
– Нет. Предчувствия меня редко обманывают. Но мне она не верит. Ведь я старик, а старики всего боятся. Они могут только предостерегать, больше они ни на что не годны.
– А почему она должна поверить мне?
– Мне почему-то так кажется… А может, мне просто не на кого больше надеяться. Вы моя последняя надежда спасти ее от рокового шага. Николь вспоминает вас с благодарностью и любовью. Вы уже спасли ее однажды. Может, вам удастся сделать это еще раз… Мой друг, вы должны попытаться это сделать.
