– Я вообще-то грибы люблю. Ты их пробовал?
Тревор покачал головой.
– Ну… идей всяких от ни.полно, это уж точно. – Зах поглядел на Тревора, потом на пакет. – А на потом немного взять можно?
Кальвин отвел пакет.
– Немного можешь купить. Я не намерен их отдавать за так тем, кто не собирается с нами закидываться.
Взгляд Заха встретился со взглядом Кальвина. Хотя этих двоих, вероятнее всего, тянет друг к другу, сообразил вдруг Тревор, то, что здесь происходит, не исчерпывается влечением. Это было как если бы они понимали друг друга, как понимают друг друга две особи одного вида, особенно если это хищники.
– -Идет. – Зах вытащил горсть двадцаток. – Сколько?
– Ну… а какого черта! – Терри, Эр Джи и Виктория – все уставились на Кальвина с упреком, стоило ему заговорить о деньгах. -.А, плевать! Просто бери горсть.
Запуская руку в пакет, Зах почти смеялся.
– Спасибо, Кальвин. Это действительно мило с твоей стороны.
Если бы взглядом можно было убить, в коридорчике, без сомнения, лежало бы два трупа, но на ином уровне они явно наслаждались ситуацией. Два последних дня Тревор провел, ныряя в личность Заха как в незнакомую реку, жадно давая ей захлестнуть себя, подчиняясь ее течениям. Теперь он начал догадываться, что у этой реки есть тайные притоки и странные глубокие омуты, которые он, возможно, даже вообразить себе не сможет.
Завернув грибы в кусок туалетной бумаги, Зах отдал их на хранение Тревору. Тот запихнул сверточек поглубже в карман, потом вытер пальцы о футболку. Он вовсе не был уверен в том, станет ли он есть эти гадкого вида штуки. Бобби любил галлюциногены, но отказался от них вскоре после того, как перестал рисовать. И Крамб принимал все и всяческие наркотики, хотя в недавнем интервью “Комикс джорнел” заявил, что они повлияли на его манеру рисования.
Но о чем думал Тревор раньше? Подстегивание сознания кофеином помогало ему бродить по краям его прошлого, но в сердце его он еще не проник. Может, пора начать изменять биохимию мозга, обнажить сами его клетки. Может, тогда он узнает достаточно, чтобы, если Заху придется уехать, он сам мог уехать вместе с ним.
Второе отделение “Гамбоу” начала с трсш-версии старой кажун-песни “Бумага у меня в башмаке”. Зах выкрикивал какие знал слова поверх грома гитар и барабанов, то, чего не помнил, придумывал на ходу, ухмыляясь во весь рот меж автоматных очередей строк. Живя в Новом Орлеане, он терпеть не мог даже звуков музыки кажун., но петь эту песню здесь – словно снова вернуться домой.
Зал танцевал вовсю. Со сцены танцующие казались сплошной качающейся массой голов, размахивающих рук, закинувшихся блаженством лиц. Зах заметил, что красивый рыжеволосый мальчик по-прежнему в центре первого ряда, но теперь он переключился на Кальвина. Гитарист все встречался с ним глазами, играл на него. Мальчишка танцевал так, что его белая футболка стала прозрачной от пота. Сквозь промокший хлопок Заху видны были розовые точки его сосков.
Вот видишь, хотелось ему сказать Кальвину, ты красавчик, у тебя сногсшибательный успех, у тебя есть наркотики, ты играешь крутую гитару. Ты не смог бы уехать домой один, даже если бы захотел.
Они перешли на еще один джем, на сей раз медленный, темный и опасно непристойный. Футболка с треугольным вырезом соскользнула с плеча рыжего мальчишки, обнажив бледное плечо. Несколько девчонок в крохотных топах, танцуя в первом ряду, раскачивали худыми руками над головой – будто качались тонкие ветви деревьев. Зах поймал себя на том, что размышляет о коже. Кожа может быть сказочно эротической тканью: гладкой под руками, солоноватой на язык. Ее цвет способен внушить ненависть. Ее можно спустить кнутом или испортить загаром.
Крепче сжав микрофон, он скрючился над ним, почти касаясь его губами.
Под вечер оделся в ее шкуру
Ребра ее и кастрюлю свалил.
Сердце запек под картошку фритюром
И в банке руки ее засолил
Он увидел, как хохочет в зале Тревор: глаза зажмурены, рот широко открыт – мгновение беззастенчивого самозабвения. Зах коснулся губами микрофона.
– О-оо, Эд, дружочек ты мой, – простонал он – А что же
делать с ее головой?
Ребятишкам это понравилось. Не отлипая от микрофона, Зах подбросил залу пару знойных тактов из “Саммертайм” Распахнешь свои крылья, улетишь в небеса.
Слишком скоро они подошли к последней песне. Зах выложился как мог: окончил на полу на коленях, сжимая микрофон, воя в него, выдавливая из легких всю до последней капли энергию, залезая за блюзами глубоко себе в душу. Кто знает, когда еще придется спеть перед залом? Он должен выжать из этого шанса все, чтобы хватило надолго.
А потом все кончилось. Вот он уже за сценой, слушает рев толпы за тонкой стенкой. Терри, Эр Джи и Кальвин хлопают его по спине, поздравляют, заверяют, что готовы взять его в группу, если он решит задержаться в городе. После того как они снова подкурились и остальные начали упаковывать аппаратуру, Зах разыскал Трсвора, в одиночестве стоящего на краю толпы.
Некоторое время они поболтались в баре. Вскоре там появились и остальные члены группы, чтобы искупаться во всеобщем внимании после концерта. Кругом толпились друзья, надеясь, что их примут в круг. Ребятишки подходили с комплиментами, улыбками, голодными взглядами.
Зах увидел, как Кальвин разговаривает с рыжим мальчиком, танцевавшим перед сценой. Лицо мальчишки было оттонировано так же изящно, как тонкая акварель: ресницы того же огненного золота, что и волосы, губы – бледно-розовые, под и над глазами – тончайшие лавандовые впадины. Вот он сделал широкий жест рукой, надменно опустил взгляд.
– Не знаю, – услышал его слова Зах. – Последний раз, когда я закидывался, грибы были старые и меня стошнило.
– Эти совсем свежие, – заверил его Кальвин. – Я сам их вырастил.
– Ну – Глаза мальчишки встретили взгляд Кальвина. – Думаю, буду, – улыбнулся он.
– Пойдем со мной за сцену Мы тебя хорошенько заправим
Зах смотрел, как они уходят из бара вместе. По каким-то причинам мысль о том, что два эти восхитительных существа займутся галлюцинаторным сексом, почему-то наполнила его счастьем.Поглядев на сидящего рядом Тревора, он подумал, что и сам ничего не имеет против безумного галлюцинаторного секса.
– Хочешь поедем отсюда? – спросил Зах и не смог удержаться от смеха, увидев на лице Тревора выражение безмерной, почти абсурдной благодарности.
2О
Сидя у кухонного стола, Тревор и Зах пили воду из-под крана из только что вымытых стаканов. Сперва из крана бежала лишь ржавая струйка, но когда они оставили ее на пару минут, хлынул прозрачный ровный поток. Зах не мог не вспомнить гнилую кровь и тягучую вязкую сперму, которые извергались из крана в ванной, но вода в кухне на вид и на вкус казалась вполне нормальной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
