Пока все, еще не отойдя от состояния шока, прокручивали в голове только эти два слова, телерадиотрансляция продолжилась. Но теперь те, кто мог не только слушать, увидели перед собой изображение совсем иного плана. Полностью человеческие черты вместе с прической и плечами наполовину скрывались в искрящемся тумане. Но губы существа почти не раскрывались, глаза смотрели, не моргая, да и жестов никаких он не делал. Зато те слова, что он «говорил», доносились до ума каждого землянина. И некоторые из преступников после осознания высказываний расвалунга покончили жизнь самоубийством или скончались от инфаркта. Ну а те, кто не убоялся гнева справедливости, потом позавидовали мертвым.
Ковели гневался. Обличал и обвинял. Укорял. Высказывал свое презрение к низости и подлости. После короткой, но тяжелой для сознания любого человека паузы он запретил любое кровопролитие и межгосударственные войны.
А затем поклялся, что исправит ситуацию на родной планете. Развеет тот позор, который плотной тенью окутал прекрасную Землю. Не пропустит в великий космос семена укоренившихся злодеяний в душах разумных существ. Обещал в самом скором времени поменять все основные законодательства и начать планомерные казни всех преступников. Причем высказался ясно и однозначно: любая мразь, совершившая преднамеренное жестокое преступление, будет уничтожаться самой страшной и болезненной смертью. Отныне каждый человек, поднявший оружие или отдавший приказ это сделать, будет рассматриваться как преступник и судиться соответственно. И смертную казнь только в редких случаях могла отменить немедленная явка с повинной.
Пока ни одно имя названо не было. Пока ни один преступник не казнен. Но последними «словами» расвалунг Ковели пообещал: «Через несколько часов казни начнутся! А до этого времени даю всем преступникам шанс осознать свои злодеяния и самим решить свою участь. Места среди остальных разумных для отщепенцев не будет!»
Пока переваривали последнее сообщение, на экранах появилось изображение довольно красивой, но не менее строгой и надменной женщины. Она представилась как госпожа Абелия, добавив себе необъяснимый титул «ситанесса», и стала давать более подробные разъяснения землянам. Вначале она долго и подробно рассказывала людям, кто такие расвалунги, где они произрастают и чем занимаются в течение всей своей жизни протяженностью в пятьдесят тысяч лет. Как дотошно и скрупулезно изучают все мыслимые и немыслимые законы галактик и становятся со временем высшими судьями посвящения. Как так получилось, что среди самых почетных и наделенных величайшей властью разумных созданий оказался сын планеты Земля. Напоследок ситанесса несколько смазанно описала ту ментальную силу расвалунгов, которую они получают вместе со свечением во время инициации. И добавила буквально несколько слов о сути казней. Но и этого хватило для новой волны самоубийств среди преступников.
Потом госпожа Абелия перешла к более тщательному изложению событий вокруг Хардийской империи. При этом намекая, что пересмотр государственных границ еще весьма далек от своего завершения.
Изменения на Земле перешли в созидательную фазу.
Глава 29
ШЕСТЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ НАЗАД, БЕНЗИК
Ни представления, ни кровавой мести не получилось. Царь Качевенон уже с раздражением допивал пятый кубок вина, когда к нему стали прибывать вестовые с первыми необнадеживающими докладами:
– Левое взгорье оставлено противником без всякого боя. Никого в пределах видимости не оказалось.
– Правый фланг занят без единого промедления. Враг не обнаружен.
– Лучники заняли все пространство между взгорьями, но толпы убегающего в их сторону противника так и не появилось.
Все доклады завершались одним и тем же вопросом:
– Что предпринимать дальше?
Подобное поведение вначале показалось очень странным и опять насторожило как самого царя, так и нескольких его наиболее грамотных в тактике и стратегии современников. Приказали тщательно осмотреть все обочины дороги на предмет скрытых в земле ловушек и засад. И только когда убедились в отсутствии оных, со всей надлежащей осторожностью войско двинулось вперед. Никаких неприятных сюрпризов в пути не оказалось. И лишь выйдя на очередной оперативный простор для кавалерии, один из советников воскликнул в озарении:
– Они ведь просто задержали нас в пути!
– А что это им дало? – продолжал злиться царь.
– Таким образом, мы можем не успеть к месту безопасной и удобной ночевки. Это раз! – стал перечислять советник. – Если разместимся лагерем в открытом поле, враг наверняка ночью предпримет массированную атаку со всех сторон. А потом и скроется в любой стороне полной темени. Это два! И три: любое наше промедление – это повышение обороноспособности крепостной стены. Да и всего города в целом.
Качевенон постарался удержать раздраженное пожатие плеч и презрительную улыбку. Своих воинов ему жалеть не приходилось – чем больше их сдохнет под стенами, тем больше добычи достанется ему лично. То, что в ночи могут скрыться нападающие партизаны, тоже погоды не делало. Все равно такие наскоки Харди в итоге не спасут. А вот удобства ночного лагеря упускать не стоило.
Поэтому он скомандовал:
– Силы распылять не будем. Вперед, в прежнем ритме! Разве что в пределах видимости нужной нам долины отправим вперед первую тысячу кавалерии. Пусть все тщательно проверят.
Затем небрежно отшвырнул свой кубок в сторону виночерпия и, не скрывая раздражения, пополз в спальную часть своей повозки, устланную подушками:
– А меня не будить до самых сумерек! Буду отсыпаться! Здесь тоже сказалось мышление одного из советников, который рассчитал, что к Харди войско приблизится завтрашним вечером и, скорее всего, с ходу приступит к штурму. Поэтому царь и намеревался значительно изменить свой режим бодрствования, практически переходя на ночной образ жизни. Ему всегда нравился грабеж при неровном свете пылающих факелов и разгорающихся пожарищ.
Дальнейшее продвижение египетского войска прошло без единого осложнения. И как только сумерки стали сгущаться, поставили огромный лагерь и начали устраиваться на ночлег. Военачальники не оставили врагу практически ни одной лазейки для неожиданной ночной атаки. Выставлялись усиленные посты, сооружались временные заграждения, вокруг долины рыскали десятки усиленных отрядов кавалеристов. Да и за внешним периметром всего лагеря всю ночь горели внушительные костры.
Когда повозка с египетским царем остановилась, самодержец взобрался на облучок и горделиво осмотрелся в отблесках завершающегося дня. И его внимание сразу привлекли гигантские, хорошо видимые издалека столбы черного дыма. Недоуменно хмыкнув, он обратился к собравшимся у его ног советникам:
– С чего это они так коптят?
– Скорее всего, подают сигналы друг другу или своим союзникам.
– Ага! Значит, и союзники у них, возможно, появились?
– Да пусть хоть всех соберут! Нам они не противники. Царь опять уставился на дымы, бормоча в задумчивости:
– Ну ладно, вот те два столба – это сигнал самому городу, что мы уже близко. Но вон тот столб, на юге, для кого он предназначен?
– Прикажете проверить?
– А что в том направлении?
– Пять сотен нашей тысячи лучников заняли оборонительные позиции у истоков этого ручья уже несколько часов назад и лично проверили чистоту проточной воды. Медики тоже проверяли своими средствами. То есть по всей длине ручья раскинуты наши войска. Если противник предпримет атаку с той стороны, он встретит достойный отпор. Да и нас предупредят сразу – световыми сигналами.
– Тогда оставьте все как есть, не будем поддаваться на провокации. Разве что к источнику отправьте сотню-другую, на всякий случай.
– Принято к исполнению, ваше величество.
Качевенон Солнечный посмотрел на спешно возводимый царский шатер, слез с облучка и отправился к месту своего ночного бдения, на ходу поманив жестом к себе двух самых доверенных советников, с которыми намеревался в последнюю ночь перед штурмом еще раз пройтись мысленно по нарисованным на громадной схеме контурам крепостной стены. Его лазутчик в свое время поработал на славу.
Но уже возле самого шатра еще раз оглянулся на юг, лихорадочно перебирая в уме все варианты такой сигнализации. В итоге произнес пророческое суждение:
– Утром все станет ясно.
На самом деле таким странным костром хардийцы давали сигнал своим трем добровольцам, засевшим в неприступных пещерах. Через одну из редких щелей они могли наблюдать верхушку дальней возвышенности, и именно это натолкнуло капрала на гениальную мысль использовать эту дырку в скалах для подачи сигнала к началу потравы. В крайнем случае, если операция «Торможение» окажется сверхэффективной и египетское войско войдет в Долину сна в темноте, действовать следовало без всякого сигнала – как только наступит ночь. На случай остановки противника на дальних подступах были разработаны и опробованы другие сигналы.
