И не успел Ингвар даже рот открыть, как над столами грянула буря восторженных воплей. Кмети кричали, колотили по столу чашами, рукоятями ножей и кулаками; многие вскочили, будто уже рвались в бой.
– Но где ты возьмешь ему невесту? – с трудом перекричал их Ингвар. – Твои сестры все замужем, племянницы малы еще.
Эльга помедлила. У ее сестры Вояны в Шелонь-городце была дочь, у сестры Уты в Киеве были дочери, но старшей из них едва сравнялось десять лет от роду. Согласятся ли Ута и Мистина обручить незрелую девочку с этим длинным парнем, похожим больше на волка, чем на жениха…
И тут ее взгляд упал на Прибыславу, с вытаращенными глазами наблюдавшую за всем этим.
– Вот! – Эльга указала на девушку. – Вот у меня невеста.
– Ты что это, мать? – ахнула изумленная Ростислава.
Сама Прибыслава только рот открыла.
– Она моя внучка двоюродная! – Эльга перевела взгляд на Ингвара, потом на Лютояра. – Значит, княжьего рода. Чем не невеста ему?
Эльга была еще молода, чтобы иметь родных внучек, но дело обстояло именно так: сорокалетняя Ростислава приходилась ей племянницей, а ее дочь – двоюродной внучкой.
– Может, мать с отцом не рады такому зятю? – нахмурившись, Эльга нашла взглядом воеводу Острогляда, мужа Ростиславы. – Может, им не по нраву, что их дочь смолянской княгиней будет?
Острогляд только открывал рот, не в силах взять в толк, чего от него хотят.
– Может, ты, воевода, не желаешь, чтобы князь со своим врагом разделался, а дружина добычу хорошую взяла?
Кмети загудели, на лицах появилось недовольство. На Острогляда устремилась сотня хмурых глаз: дело повернулось так, будто лишь его упрямство отделяло князя от торжества, а их всех – от добычи.
– Да что же это… зять… будто с дерева слетел! – бормотал ошеломленный Острогляд. – А, мать?
Он посмотрел на жену, ища у нее совета.
– Да вот прямо он уже и князь! – Ростислава опомнилась немного и кинулась на защиту дочери. – Пока что он волк лесной, а не князь смолянский! Будет князем – пусть сватается, только не с этими молодцами, – она кивнула на пятерых вилькаев, составлявших пока ближнюю дружину Лютояра, – а с лучшими мужами земли смолянской! А так, абы как, абы кому, я мою дочь не отдам. Ее ведь не в дровах нашли – она самому Олегу Вещему правнучка!
Лютояр неотрывно смотрел на Прибыславу. Глаза его горели: даже в самых смелых мечтах он не видел, что невеста для него найдется прямо тут, при Ингваре. А такая девушка могла бы прельстить не только того, кто прожил жизнь в лесу и видел женщин два раза в год, больше издали.
Наткнувшись на его взгляд, Прибыслава потупилась.
– А ты, Прибыня, что скажешь? – будто поддразнивая, обратилась к ней Эльга. – Неужели забоишься такого жениха – волка лесного?
– Я… – Девушка посмотрела сперва на княгиню, потом снова на Лютояра: тот тронул ус и улыбнулся.
А не считая волчьей шкуры на плечах, ничего пугающего в нем не имелось: был он высок ростом, хорошо сложен, а лицом если не красив, то и не дурен. Улыбка у него была живая и располагающая, и хотя веяло от него чем-то диким, чуждым, но… род человеческий угас бы еще в дремучие веки, если бы девушки боялись чужих парней. А ведь наоборот: чем непривычнее, тем сильнее влечет.
– Я не боюсь! – Прибыслава расправила плечи и ясным взором глянула на Эльгу. – Если ты, княгиня, прикажешь, отец с матерью повелят, я… пойду за него!
Дружина снова закричала, приветствуя ее смелость. Лютояр встал и низко поклонился в благодарность, а потом подмигнул ей: дескать, не пожалеешь.
Если бы здесь был воевода Мистина, он бы живо придумал удобный для всех выход и взял бы на себя переговоры – брань никогда не висла на скользком вороте его шелковых рубах. Но тут Ингвар и сам сообразил, как поступить.
– Даешь слово твое девичье? – обратился он к Прибыславе, наклонившись вперед.
Та оглянулась на родителей; Острогляд открыл было рот, но Эльга средито махнула на него. Прибыслава глянула на Эльгу: та смотрела выжидательно.
– Даю… – не слишком смело выговорила девушка, боясь не угадать, чего от нее требуется.
– Тогда мы все послухи, да, ребята? – Ингвар окинул дружину взглядом. – Если станет сей… Станибор, Ростимилов сын, смолянским князем, Остроглядова дочь идет за него. А коли так, то он мне родич и я за его права как за свои перед чурами постоять обязан. Да, ребята?
И ребята вновь заорали, вскакивая с мест и поднимая чаши, будто хотели дотянуться до самих богов и с ними тоже выпить.
Получив тревожное известие, Сверкер немедленно разослал гонцов по всем окрестным гнездам, приказав собирать ополчение. И люди шли куда охотнее, чем он мог ожидать: не каждый десятый, а половина взрослых мужчин каждого рода, каждой веси являлись к Свинческу, так что уже через три дня все постройки были забиты, люди спали в клетях для товаров и в кузнях. Сверкер сам объезжал ратников, приказал варить пиво и печь пироги, выставлял съестные припасы. Старейшин что ни вечер звали к нему в гридницу пировать.
– Мы должны защитить нашу землю от этих жадных псов! – говорил он смолянам. – Иначе все вы будете рабами киевлян, вас убьют, ваших жен и детей продадут булгарам, хазарам и ромеям. Я – ваш единственный истинный князь, и мы должны встать друг за друга, как родные братья!
– Мы истинного своего князя не выдадим, в том клянемся перед богами и чурами! – за всех отвечал Краян, поднимая рог с пивом над головой.
– Клянемся! – дружно отвечали смоляне. – За истинного князя нашего, смолянского, горой встанем!
Будь у него время на раздумья, Сверкер мог бы заподозрить неладное и прикинуть, заслужил ли такую преданность со стороны Озеричей, Былиновичей, Толинежичей. Озеричи, имевшие законную причину держать на него обиду, тем не менее на зов явились первыми. Его не насторожило даже то, что среди ополченцев вовсе не было молодых парней – явились крепкие женатые мужики, хотя обычно на рать отправляют отроков.
Князья и старейшины поспорили сперва, стоит ли спешить врагам навстречу. Но склонились к тому, чтобы ждать здесь. Населенные места начинались на северном берегу Днепра, а на южном, вдоль верховий Сожа, кривичей и радимичей разделяли почти необитаемые леса, которые не было никакого смысла оборонять. Ну и пусть киевские русы помесят снег еще дней десять, пока от устья Вихри доберутся сюда. Выгоднее было накопить силы на месте.
В последнюю ночь Сверкер не спал, без устали объезжая свое войско. Князья-гости привели с собой не так уж много кметей: человек по десять-пятнадцать, у полоцких их было три десятка на троих. Ополчение смолян численно даже превосходило объединенные дружины семи князей, хотя вооружением и выучкой, как водится, сильно им уступало.
И только когда дозорый разъезд сообщил, что Ингвар с войском заночевал всего в переходе от Днепра, Сверкер объявил: пора выдвигаться навстречу.
После знакомства с последним законным наследником Велеборовичей киевская дружина не сразу тронулась в путь. Ингвар со старшей дружиной и Лютояр еще долго обсуждали что-то, отрок Горностай был отослан вперед – предупредить верных людей. Только дней через десять дружина покинула Становище. Отныне их путь лежал по замерзшему руслу Сожа на север – так можно было выйти почти к Свинческу, таким путем Лютояр и приехал сюда.
Перед выходом киевское войско неожиданно выросло в числе. Вадимер Голова и его родичи не просто слушали, разинув рот, как выплывший прямо из Нави внук смолянских Велеборовичей просит Ингвара помочь вернуть наследие предков. Ранее они не знали, что киевский князь и собирался отсюда в смолянские пределы, но теперь заприметили здесь удобный случай для себя. Новые угодья под пал и пашню нужны всем и всегда. Именно по зимам малые дружины, состоящие из отроков и свободных в эту пору от работы мужиков, отправляются на разведку, выискивая свободные и пригодные участки. Нередки и столкновения между подобными дружинами, кровавым дождем орошающие снег над будущими пашнями. Соваться же в область чужого племени и вовсе считалось подвигом, о котором потом пели гусляры по зимам.
И теперь Вадимер Голова объявил Ингвару, что готов представить дружину десятков из двух-трех, которая поддержит киевлян в походе, а взамен получит право выбрать любые участки к югу от Днепра. Большую часть этой дружины составляли те же Любудичи и их ближайшие соседи Богушичи, но Вадимер также обещал кликнуть сватьев, на что ему требовалось еще дней семь-восемь.
У Ингвара была мысль оставить Эльгу и женщин в Становище под охраной небольшой дружины, но княгиня решительно воспротивилась. Сидеть в глуши заснеженного леса, посреди чужих земель, не зная, как там складываются дела у ушедшего сражаться мужа, – на такое она согласия никогда бы не дала. Ингвар не настаивал: в чужой земле тын Становища давал не более надежную защиту, чем дружина посреди поля.
