Стоящий позади меня Гербрухт выхватил у врага топор и обрушил на него. Решив, что я ранен, поскольку пригнулся, Гербрухт яростно завопил, протиснулся мимо меня и обрушил массивное оружие со всей своей силищей. Меч поразил его в верхнюю часть груди, но скользнул вверх, когда топор Гербрутха раскроил надвое шлем противника вместе с черепом. Меня фонтаном обдала кровь, и мозги брызнули на шлем. Поднявшись, я прикрыл Гербрухта щитом. Слева от меня рвался вперед сын, наступив врагу на лицо. Мы смяли передние два ряда Рагналла, и его воины подались назад, пытаясь увернуться от наших окровавленных щитов и мокрых клинков, от нашей яростной страсти к резне.
И я снова услышал лязг и крики и хотя не мог видеть, что случилось, почувствовал дрожь от столкновения слева от меня и понял, что другие присоединились к битве.
— За шлюху! — прокричал я, — за шлюху!
То был неистовый клич! Нас охватила радость битвы, упоение резней. Слева от сына бился Фолькбалд, не уступающий в силе Гербрухту. Вооружившись тяжелой секирой на коротком древке, он подцеплял и опускал вражеские щиты, чтобы мой сын нанес удар сверху. Копье скользнуло под мой щит и ткнулось в стальные полоски сапога. Придавив наконечник ногой, я вогнал Осиное Жало промеж щитов и ощутил, что попал.
Я что-то бессвязно вопил. Финан змеей наносил отрывистые удары между щитами. Увечил предплечья врагов, пока те не роняли оружие, а потом одним ударом вспарывал грудь. Фолькбалд отбросил расколотый щит и, выкрикивая фризские проклятия, рубил тяжелой секирой, крушил сталью шлемы и черепа врагов. Он нагромоздил целую кучу окровавленных трупов и приглашал врагов прийти и принять смерть. Где-то впереди, невдалеке, я заметил стяг Рагналла и вызвал его на бой.
— Рагналл! Ублюдок! Рагналл! Никчемный кусок дерьма! Приди и умри, выродок! За шлюху!
О безумие битвы! Мы боимся его, радуемся ему, барды воспевают его, но когда оно огнем воспламеняет кровь, всё превращается в истинное безумие. Безудержное ликование! Исчезают все страхи, чувствуешь себя непобедимым, видишь как отступает враг, знаешь, что даже боги дрогнут пред твоим клинком и окровавленным щитом. Я все вопил свою безумную песнь, боевой клич безудержной резни, который заглушал вопли умирающих и стоны раненых. Наш страх подпитывает безумие битвы, выливаясь в свирепость. В стене из щитов побеждает тот, кто более свиреп. Тот, кому удастся обратить свирепость врага в страх.
Я хотел убить Рагналла, но не видел его. Я мог видеть лишь края щитов, бородатые рожи, клинки, мужчины рычали, кто-то выплевывал свои зубы вместе с кровью, мальчишка звал мать, другой плакал и дрожал, лежа на земле. Раненый застонал и перевернулся на траве, и я решил, что он пытается поднять сакс и ткнуть меня, и Осиное Жало метнулось вниз, прямо ему в глотку, теплая струя крови ударила мне в лицо. Я дернул клинок вниз, проклиная противника, и высвободил его, увидев, что справа ко мне приближается какой-то коротышка.
Я перехватил сакс и нанес косой удар, противник упал и вскрикнул «Отец!». Это оказался мальчишка, а не мужчина.
— Отец! — теперь кричал уже мой сын, что потянул меня назад.
Поскуливая и дрожа, мальчишка с окровавленным лицом истерически рыдал, задыхаясь от боли. Я поставил его на ноги. Я не знал. Я только видел, что он приближается справа, и ударил, ему было явно не больше девяти лет, может, десять, а я наполовину отрубил ему левую руку.
— Все кончено, — сообщил мне сын, удерживая мою руку с мечом, — все кончено.
Не вполне кончено. Воины по-прежнему бились в стене — щит против щита, клинки еще вздымались и опускались, но люди Рагналла обратились против него. Ирландцы вступили в битву, но на нашей стороне. Набросившись на оставшихся воинов Рагналла, они вопили свой боевой клич, пронзительный крик. Воины, чьих жен мы отпустили, тоже повернулись против Рагналла, и от его тысячи воинов осталось очень немного, может, двести или около того, и они были окружены.
— Довольно! — выкрикнул Сигтрюгр. — Довольно! — прокричал он с седла. В руке он сжимал окровавленный меч и кричал на людей, пытавшихся убить его брата. — Довольно! Пусть живут!
Его брат находился среди тех немногих воинов, кто еще сражался за него, немногочисленная окруженная группа воинов, опустивших сейчас оружие, ведь битва окончилась.
— Присмотри за мальчишкой, — велел я сыну. Малец скорчился над телом отца, истерически рыдая. Прямо как я у Эофервика, сколько с тех пор лет прошло? Я посмотрел на Финана. — Сколько тебе лет? — спросил я.
— Слишком много, господин.
На его лице была кровь. С седой бороды тоже капала кровь.
— Ты ранен? — спросил я, и он покачал головой. Он был по-прежнему в шлеме своего брата с золотым обручем, на котором осталась вмятина от меча. — Поедешь домой?
— Домой? — удивился он.
— В Ирландию, — я посмотрел на обруч. — Король Финан.
Он улыбнулся.
— Я дома, господин.
— А твой брат?
Финан пожал плечами.
— Ему придется до конца дней жить с позором. С ним всё кончено. А кроме того, — он перекрестился, — не должен брат убивать брата.
Сигтрюгр убил собственного брата. Он пообещал жизнь тем, кто сдастся, а когда они покинули Рагналла, сразился с ним. Это была честная битва. Я ее не видел, но Сигтрюгр получил порез мечом на бедре и сломанное ребро.
— Драться он умел, — радостно сообщил он, — но я лучший.
Я посмотрел на собравшихся на поле воинов. Сотни воинов.
— Теперь они твои, — сказал я.
— Мои, — согласился он.
— Ты должен вернуться в Эофервик. Раздай земли, но убедись, что у тебя достаточно людей для защиты городских стен. Четыре человека на каждые пять шагов. Некоторые из них могут быть мясниками, пекарями, кожевенниками и поденщиками, но разбавь их воинами. И захвати Дунхолм.
— Захвачу, — он взглянул на меня, ухмыляясь, и мы обнялись. — Спасибо, — сказал он.
— За что?
— Что сделал свою дочь королевой.
На следующее утро я увел своих людей. В битве мы потеряли шестнадцать человек, хотя еще сорок не могли передвигаться из-за ран. Я обнял дочь и поклонился ей, ведь она и в самом деле стала королевой. Сигтрюгр попытался всучить мне свою толстую золотую цепь, но я отказался.
— У меня достаточно золота, — сказал я, — а тебе теперь придется его раздавать. Будь щедрым.
И мы поскакали прочь.
Шесть дней спустя я встретился с Этельфлед. Мы увиделись в Большом зале Честера. Там был и Цинлэф, как и Меревал, Осферт и юный принц Этельстан. Присутствовали и воины-мерсийцы, те, кто не стали преследовать Рагналла к северу от Ледекестра. Среди священников стояли Цеолнот и Цеолберт. Мой сын, отец Освальд, тоже там был, участливо склонившись к вдове епископа Леофстана, сестре Гомери, она же Мус. Она улыбнулась мне, но от моего взгляда улыбка тут же потухла.
