Наиболее любопытные, старавшиеся отгадать, каковы отношения между молодыми супругами, чтобы по ним судить о будущем, и не сумевшие этого сделать, обращались с расспросами к Кохану, так как известно было, что он знает своего пана лучше самого себя и на лице его читает то, чего другие прочесть не могут.
Но Рава, занимавший в это время должность подкомория, внимательно ко всему присматривался, серьезно всех выслушивал, но ни с кем не делился своими впечатлениями и никому не отвечал на задаваемые ему вопросы.
В числе гостей, явившихся со всех концов королевства, находился и Мацек Боркович, прибывший в столицу из Великопольши в сопровождении многочисленной свиты, чтобы принести поздравление королю. Мацек и брат его Ян выступили с особенной пышностью; оба, одаренные необыкновенной физической силой и ловкостью, искусные в рыцарских упражнениях, принимали участие во всех турнирах и играх, выделяясь своей дорогой одеждой, лошадьми и сбруей.
Боркович, желая уничтожить существовавшие подозрения относительно его преступных замыслов по отношению к королю, везде являлся первым, принимал участие во всех забавах, старался быть на виду у Казимира, постоянно попадаться ему на глаза и чем-нибудь угодить ему. Но ему как-то не везло: король относился к нему равнодушно, холодно, ничем не высказывая ему своего расположения, а только с любопытством приглядывался издали.
Во время турнира, на котором присутствовали новобрачные, Мацек Боркович в блестящим рыцарском вооружении рисовался перед королевой, стараясь остановить коня ближе к ней и обратить на себя внимание.
Ядвига, конечно, не могла не увидеть его и не узнать, но чем сильнее он старался быть замеченным, тем упорнее она избегала его взгляда и делала вид, что не замечает его и не узнает. Она всякий раз вздрагивала, когда его громкий голос раздавался вблизи ее, и отворачивала голову в тревоге и беспокойстве.
Среди всех гостей, присутствовавших во дворце, Боркович казался самым веселым и самым счастливым. Все те, которые его хорошо знали, удивлялись происшедшей в нем перемене. Неоржа, которого король простил и разрешил доступ ко двору, глядел на Борковича, как бы не доверяя своим глазам и ушам. Ему казалось, что этот человек вступил на новый путь и отрекается от своего прошлого; но если б он заметил ироническую улыбку, появлявшуюся иногда украдкой на губах Мацека, то вывел бы совершенно иное заключение. На третий день вечером свадебный пир и угощение народа приняли такие широкие размеры, что, несмотря на тщательный надзор, маршалок и другие распорядители не могли удержать дворцовую прислугу в дисциплине и порядке. По случаю такого незаурядного торжества придворные слуги и челядь, которые прислуживали гостям, высыпали на двор и площадь, чтобы полюбоваться народными развлечениями и принять в них участие.
Конрадова, оставшаяся одна в комнатах королевы, была в отчаянии, что служанки вышли из повиновения, оставляли двери раскрытыми, и к ней беспрестанно приходили совершенно посторонние лица. Одетая в свое самое дорогое платье, расстроенная и в скверном расположении духа, она сидела в ожидании зова королевы, который мог последовать во всякий момент, так как она знала, что юная госпожа не может обойтись без нее. Склонив голову на свои худые руки, она о чем-то задумалась. Вдруг она услышала осторожные шаги и легкий скрип чуть-чуть открывшейся двери. Она привстала и увидела сквозь щель пару глаз, внимательно рассматривавших ее и комнату. Грозно сдвинув брови и насупившись, старая воспитательница хотела было громко крикнуть и обругать нарушившего ее покой, как вдруг дверь отворилась настежь, и перед ней предстал Мацек Боркович.
Конрадова, узнав его, не могла скрыть беспокойства и страха, которые овладели ею при виде этого навязчивого господина, с которым ее связывало столько неприятных воспоминаний. У него было веселое, торжествующее, даже дерзкое выражение лица; он вошел со смехом и приблизился к старухе, дрожавшей от испуга.
– Чего испугались? Не бойтесь, это я, – сказал он. – Как видите я послушался вашего совета; наша княжна стала королевой, но я имею больше прав на нее, нежели муж и король. Я и не думаю отказаться от своих прав, я, наоборот, хочу ими пользоваться.
Старуха от ужаса онемела.
– Господь с вами! В уме ли вы? – произнесла она голосом, дрожащим от волнения. – Опомнитесь! Зачем вы сюда пришли? Какие у вас права?
– Какие? Ладно, – возразил Мацек дерзко, – о них вы так же хорошо знаете, как и я! Разве не вы помогали мне и княжне устраивать тайные свидания?
– Замолчите!.. – воскликнула старуха, затыкая себе уши. – Какие там свидания? Пока она с вами оставалась наедине, то даже нельзя было успеть прочесть: "Отче наш"… – Конрадова продолжала все более и более возмущенная: – Мало ли кто, подобно тебе, у княжны руки целовал, так после этого каждый станет заявлять на нее права? Ты одурел, что ли?
– А это что? – сказал Боркович, с улыбкой показывая кольцо с драгоценным камнем. – Разве вам не знакомо это колечко, и вы не знаете, кому оно принадлежало, кто мне его подарил, когда и кто мне помог в этом деле? Послушай, старая карга, или ты должна и впредь мне служить и помогать, или я все расскажу и тебя погублю. Меня, Мацека Борковича, все знают и называют дерзким. Да, я дерзкий! Шутить не люблю!
Старуха закрыла лицо руками и начала всхлипывать.
– Ты напрасно не реви, – воскликнул Мацек; – если я раз на что-нибудь решился, то не отступлюсь от своего намерения и не брошу его! Я согласился на то, чтобы она стала королевой, пусть ею и будет, но со мной она не должна порвать отношений. Мне дано слово…
Конрадова, казалось, слушала. Закрыв одной рукой глаза, она второй делала ему знаки, чтобы он замолчал.
Боркович, возбужденный выпитым вином и кипевшей в нем страстью, не мог успокоиться и не уступал.
– Чего ты желаешь? Чего, – кричала в отчаянии старуха, – очевидно, ты правду говоришь, что хочешь меня погубить.
– Гибели твоей не желаю, – сказал Мацек, – но ты должна мне служить и помогать.
– Чем же я могу тебе помочь? С ума ты спятил, что ли? – говорила старуха, понизив голос до шепота и оглядываясь по сторонам в страхе, не подслушивает ли кто-нибудь их разговор.
Боркович понял ее опасения и, приблизившись к ней, на ухо ей сказал: – Я должен увидеться с королевой! Понимаешь ли ты это? Ты должна этому содействовать! Тебе ничто не поможет, и ты не смеешь отказать. Конрадова молчала.
– Король сегодня или завтра тайком уедет из замка. Ядвига останется одна, – воскликнул Боркович и от волнения так сильно сдал руку старухе, что она вскрикнула, – и ты должна меня провести к ней. Бог мне свидетель, что я свое решение исполню. Я должен увидеться с королевой с глазу на глаз, ты это устроишь и будешь охранять, чтобы никто не помешал свиданию. Я рискую своей головой, я это знаю, но так оно должно быть, или я тебя погублю…
Старуха громко рыдала, а Мацек в ожидании ее ответа спокойно стоял и оглядывался по сторонам.
– А если меня тут застанут, – прибавил он со смехом, – тогда скажу, что пришел ради вас. Я надеюсь, что для вас не будет позором иметь такого любовника, как я.
Эта шутка еще больше возмутила Конрадову, и она с негодованием указала ему на дверь, но Боркович не трогался с места.
– Да ведь это безумие, – наконец, промолвила старая воспитательница, – ведь королева тут на виду у всех, и на нее столько любопытных глаз устремлено.
– Ну так что? – произнес Мацек. – Именно теперь самая удобная минута. Весь двор в гости ходит, как в чаду, от вина и веселья. Никому и в голову не придет мысль, чтобы кто-нибудь осмелился прокрасться к королеве. Скорее допустят, что Боркович, не найдя молодой, спьяна пошел развлекаться к старухе.
Напрасно Конрадова отказывалась и гнала его вон; он настаивал на своем.
– Я не уйду отсюда, пока не заручусь твоим обещанием, – произнес он, – я не понапрасну пришел сюда. Хотите, или не хотите, но вы должны мне помочь, иначе я расскажу историю о перстне, хоть бы даже пришлось на этом сломать себе шею.
В ответ на его слова продолжали раздаваться плач и вздохи старухи.
– Говорю тебе, – повторил он, – что король сегодня или завтра притворится больным и тайком уедет к своей любовнице Эсфири. Королева останется одна, и ты должна меня впустить к ней. Никакие твои просьбы не помогут, – прибавил он, – но я не дам себя прогнать. Вероятно, и она испугается, как и ты, и тоже не захочет, но ты передай ей все, что я тебе сказал.
– Однако, хороший же вы друг! – крикнула Конрадова. – Вы только за этим и вымолили перстень, чтобы потом с помощью его угрожать?
– Иначе зачем он мне понадобился бы? – расхохотался бесстыдно Мацек. – Разве я похож на немца или француза, которые из любви к женщине способны носить на груди какой-нибудь лоскуточек ленточки, полученный от нее в знак внимания? Для меня все женщины равны, – продолжал он с диким хохотом, –хотя она и королева, но для меня она женщина! А если она меня знать не захочет…
