к своему Сокрушителю, а горел во тьме без богов…
Чья-то рука… Хотя, почему чья-то? Рука Марка подлезла под шею, помогая повернуться на бок.
«Таз на полу. Если тошнит — смело наклоняйся вниз…»
— Иди в пекло… — прошипел Гилл, сглатывая вязкую, едкую слюну. Каждый раз он надеялся, что привыкнет, что реакция организма притихнет, но нет — каждый раз, как первый. Хорошо, что не ел — рвать его было не чем, хоть желудок снова и снова содрогался в болезненных судорогах. А эта белоснежная тварь еще и придерживала за плечи, еще и стакан с водой подала: «Выпей — станет легче!»
— Катись откуда выполз…
«Кайл…»
Гилл оттолкнул и стакан, и руку, его удерживающую. Вода окатила рубашку, впрочем, та и так была мокрая от пота.
— И что в этот раз ты стер? Чего я лишился?!
«Кайл, прости. Я сделал это ради твоей защиты.»
— Катись… В пекло… — Гилл все же смог сесть. Марк тут же отошел в сторону. — Вот поэтому… Вас и убивают во время становления дара…
«Да, я помню, ты до сих пор жалеешь, что успел тогда.»
Маркус сложил руки на груди и прислонился спиной к столу, разглядывая Гилла — тот прикрыл глаза, его до сих пор штормило. В голове бил, не переставая, колокол боли. Тошнота ворочалась в животе, утихомириваясь.
— Так… Проклятье Ривза помню. Визит к Ренарам помню. Похороны Ривза… Нет… Отправка тела в Олфинбург… Не помню. Блек — помню. Ты его арестовал… Фейн? Шекли? Не помню…
«Ты не помнишь, потому что ничего важного и не было. Тело Ривза до сих пор тут. На Фейна и Шекли ничего нет. Продолжаем следить. Близко к ним не подходим — помнишь же, что это опасно?»
— Так… Душитель? Ничего не помню… Что с Душителем?
«Ничего. Ты хотел привлечь к расследованию неру Ренар, но мы посовещались и решили, что это преждевременно. Что-то еще?»
Гилл открыл глаза и встал, чуть пошатываясь:
— Ответь на один простой вопрос…
«Слушаю.»
— Кто сторожит сторожей, Марк? Кто?!
Тот честно ответил: «Сторожей сторожу я.»
— А кто сторожит тебя?
«А меня сторожат боги, совесть и ты. И да, я помню — ты жалеешь, что тогда успел. Твое право прикончить меня, когда я зайду слишком далеко по твоему мнению, у тебя по-прежнему есть. И я по-прежнему обещаю, что не буду сопротивляться.»
Гилл с трудом дошел до двери:
— Катись ты… Никогда больше не подойду к тебе…
«Подойдешь — ты единственный, кто остановит меня, когда я свихнусь, а я свихнусь, как все эмпаты и менталисты — невозможно жить в постоянном ментальном шуме и сохранить разум. Нельзя знать, что ты — венец эволюции эфира, и не попытаться это воплотить в жизнь.»
— Катись в пекло, Марк… — Гилл протянул руку к дверной ручке, но дверь открылась сама. На пороге стоял секретарь Маркуса Брендон:
— Отец Маркус… Вам телефонировали из полиции. Нер комиссар Ренар просит вас прибыть на Малого брата — там обнаружено логово чернокнижника. Велеть разогревать котел паромобиля?
Маркус качнул головой:
— Спасибо, не надо. Меня подвезет лер Гилл.
Тот обжег его яростным взглядом, но тут же взял себя в руки:
— Последний раз. Лишь из-за неры Ренар — она попала в эти неприятности только из-за тебя.
«Спасибо, Кайл!»
«Вали в пекло, Марк! Я серьезно. Последний раз. Только ради страны и коро… В пекло и короля! Только ради чести.»
Глава 31 Маркус и его секреты
Дом, к счастью, был телефонизирован — не возникло проблем с вызовом экспертов, санитаров, детектива Стилла и отца Маркуса. Доктора привел местный патрульный констебль — почти поднял из кровати пожилого карфианина, живущего поблизости. Впрочем, осмотрев неизвестного альбиноса, лежащего на простом топчане в пустой камере, доктор Сато развел руки в стороны:
— Простите, я ничем не могу помочь. У пациента крайняя степень истощения, сепсис, пролежни… Очень запущенный случай. Даже при хорошем уходе и лечении он не проживет больше седьмицы, и то не приходя в сознание. Слишком поздно.
Эван сухо сказал:
— Понятно. — Значит, вся надежда была на отца Маркуса и адеру Вифанию. Обидно выжить после таких издевательств от рук чернокнижника и умереть, будучи освобожденным. Эван осторожно принялся вливать свой эфир в пострадавшего — вдруг поможет. И Дрейк, и Брок говорили, что эфир универсален, что глупо зацикливаться только на родовых огненных техниках, когда можно куда как больше. Сейчас Эвану отчаянно хотелось в это верить.
Сато принялся собирать свой небольшой саквояж, складывая туда фонендоскоп и инструменты, которыми он обследовал пролежни.
— Мне очень жаль, но помочь мужчине невозможно, — еще раз повторил доктор, поправляя сползшие на кончик носа круглые очки. — Запущенный случай.
Он вздохнул и достал из саквояжа бутылек черного стекла:
— Выпаивать по чайной ложке каждые полчаса. Поддерживающее лекарство. Не спасет, но хоть до больницы живым парня довезете. И денег не надо. Созидатель, да храни этого парня… — добавил Сато, накладывая на искалеченного парня священный треугольник. — Больше ничем помочь не могу.
— Спасибо, — поблагодарил его Эван, тут же прося стоящего рядом констебля: — пожалуйста, раздобудьте ложку.
— Будет сделано, — коротко ответил констебль и отправился на поиски.
Эван проводил его взглядом, еще раз посмотрел на умирающего парня и все же спросил доктора:
— Вам известен подобный ритуал, доктор Сато?
Седой, худой, как жердь, мужчина взорвался:
— Ритуал?! Это варварство, а не ритуал! Вот уж не думал, что, покинув Карфу, столкнусь с чем-то подобным. — Он с трудом взял себя в руки и гораздо тише сказал: — Вы не знаете, но в Карфе, особенно в западной, это просто какой-то кошмар… Полвека назад такого бы не допустили. Полвека назад альбиноса убили бы сразу при рождении или родная мать продала бы, избавляясь от проблемы. Сейчас под влиянием принятого закона, распространяющегося на всю Карфу, положение альбиносов стало меняться, порождая вот такие извращенные формы — теперь мать, растя сына или дочь альбиноса, заранее выбирает, что лучше продать колдунам: руку или ногу ребенка. Закон же говорит — нельзя убивать альбиносов, он не говорит, что их нельзя калечить. Это какая-то дикость, если честно.
— И никто не пытается с этим бороться?
Сато вздохнул:
— Закон — это и есть вся борьба. Защиту последние десятилетие дает только храм.
— Дореформаторский? — уточнил Эван.
Сато отрицательно качнул головой:
— Тальмийский. После окончания Тальмо-Арнийской войны за протекторат над странами западного побережья Карфы, храм заявил, что предоставит убежище каждому альбиносу, обратившемуся за помощью. При условии, конечно, принятия истинной веры. В устье Ойры даже построили город-крепость под названием Приют.
