Послали за принцем Уэльским, и через некоторое время все дети пришли в комнату. Он улыбнулся им, но не сказал ни слова. Королева наклонилась над мужем и тихо прошептала ему по-немецки: «Это твоя маленькая жена». Принц Альберт едва заметно кивнул. Она спросила, не хочет ли он поцеловать ее. Он выполнил ее просьбу и затих, как будто уснул. «Я вышла из комнаты на минутку, — продолжала королева, — и села на пол, не в силах подавить в себе приступ отчаяния. Все попытки окружающих утешить меня делали только хуже». А в комнате принцесса Алиса повернулась к леди Огасте Брюс и прошептала: «Это предсмертный хрип». Принцесса позвала мать, которая, войдя в комнату, всплеснула руками и сказала: «Это конец. Я знаю это. Я уже видела это раньше».
«Я взяла его за руку, которая была уже холодной, и села рядом с ним, — писала королева в своем дневнике. — Все было кончено... Я встала, поцеловала его холодный лоб и громко вскрикнула: «О, мой дорогой!» После этого я опустилась на колени перед его кроватью и застыла, не в силах молвить ни единого слова. Я даже плакать уже не могла! Через некоторое время я легла на диван в Красной комнате, а все джентльмены входили ко мне, целовали руку и пытались хоть как-то утешить. Я старалась поговорить с каждым из них».
Один из придворных, воспитатель принца Артура сэр Говард Элфинстон, так описывал эту сцену: королева лежала на софе, принцесса Алиса опустилась на колени рядом с ней и держала ее за руку. Принцесса Елена громко всхлипывала, а принц
Уэльский стоял перед матерью, пораженный случившимся, но молчал. Элфинстон не знал, что сказать ей в такую минуту, а королева протянула ему руку и с невероятным усилием выдавила из себя: «Вы не покинете меня? Вы поможете мне?»
«Я был тронут ее горем, — записал Элфинстон в дневнике, — сказал несколько слов и поспешил удалиться, чтобы попрощаться с принцем-консортом. Он лежал в соседней комнате со спокойным и умиротворенным лицом. Принц ушел из жизни без борьбы и даже без единого слова... Он умер в той же самой комнате, что и король Вильгельм IV... За неделю до этого он сказал принцессе Алисе, что скоро умрет... Он даже не пытался бороться за жизнь с того самого момента, когда почувствовал себя плохо. Вероятно, в этом состоянии он часто вспоминал свое детство в отчем доме, слышал щебет птиц в лесной чаще Кобурга и представлял, что вернулся в свой милый, уютный и очень теплый родительский дом, который так отличался от холодной и угрюмой Англии».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1861-1901
37. СКОРБЯЩАЯ ВДОВА
«Никого не осталось из тех, кто мог бы обнять и прижать к своему сердцу».
Принц-консорт как-то сказал про королеву, что она «в большей степени живет прошлым и будущим, чем настоящим». После его смерти королева со всей глубиной своей страстной натуры отдалась прошлому и воспоминаниям о своем покойном муже. Она сама не могла забыть его и другим не позволяла. Даже своему самому младшему сыну, который в то время поправлял здоровье в Каннах, она написала следующее:
«Ты, несомненно, будешь сожалеть, если узнаешь, что твоя бедная мама сейчас убита горем и чувствует себя более несчастной, чем любое другое существо на этой грешной земле! Мне так не хватает твоего драгоценного и любимого папочки... Свою маму, мой дорогой малыш, ты найдешь страшно исхудавшей, постаревшей, ослабевшей, поэтому тебе нужно постараться хоть как-то успокоить меня, но, если откровенно, такая задача сейчас никому не по силам, поскольку никто не сможет заменить того, кого я потеряла».
Королева отослала мальчику две фотографии отца, которые рекомендовала ему поместить в рамки, но только не в черные, и попросила его всегда держать их перед собой. Кроме того, она послала ему локон умершего отца, который был упрятан в небольшой медальон. Мальчик должен был носить этот медальон на шее и всегда помнить о своем дорогом папочке. А еще она отправила юному принцу один из носовых платков отца, который всегда должен был находиться у него в кармане.
Траурные мероприятия коснулись не только родных покойного принца-консорта, но и придворных. При королевском дворе все должны были соблюдать траур и облачаться в траурные одеяния вплоть до конца 1863 г., а в 1864 г. все фрейлины и многочисленные служанки могли носить платья лилового, фиолетового, белого и серого цвета, не допуская никаких вольностей в одежде, впрочем, и лиловый цвет вскоре был не разрешен. Таким образом, придворным было строго-настрого запрещено носить яркие платья, в особенности если они модного покроя. А одежда самых близких придворных королевы не должна была отличаться более светлыми оттенками, чем одежда ее величества. По словам одной из придворных дам, все дамы при дворе «погрузились в самый мрачный траур из всех, которые когда-либо случались в королевском дворце».
Даже королевские слуги самого низшего разряда были обязаны до конца 1869 г. носить черные повязки на левой руке, а принцесса Алиса не снимала траур даже во время своей свадьбы с принцем Фридрихом Вильгельмом Людвигом Гессенским. Свадебная церемония проходила в июле 1862 г. и, по словам самой королевы, больше напоминала похороны, а не свадьбу. Траурные знаки появились даже на официальных бумагах королевы. Она приказала убрать все предыдущие официальные бланки и изготовить новые, с широкими черными полями, на которых простые буквы становились совершенно незаметными. Все многочисленные секретари королевы вплоть до ее смерти мучились с такой корреспонденцией и долго не могли привыкнуть к ней[38].
В первое же утро своего вдовства королева отправилась в комнату любимого мужа, чтобы еще раз взглянуть на его черты. Несмотря на строгое предупреждение врачей, она не смогла удержаться и поцеловала его одежду. После этого она приказала сфотографировать каждый угол его комнаты, чтобы сохранить на многие годы ее внешний вид в момент того трагического события, которое коренным образом изменило всю ее жизнь. Вскоре после этого лорд-гофмейстер издал специальный меморандум, в соответствии с которым комната принца-консорта «должна оставаться в своем нынешнем виде и никоим образом не подлежала изменению в будущем».
Кроме того, королева распорядилась, чтобы вся одежда покойного супруга каждый вечер лежала на его кровати, а в ванной комнате всегда стоял кувшин с горячей водой. Между двумя кроватями в комнате королевы был поставлен бюст принца Альберта, а над ним висел его большой портрет, украшенный вечнозелеными растениями. Помимо всего прочего каждый день служанка приносила на его подушку свежие цветы. А стакан, из которого принц Альберт принял свои последние лекарства, простоял на тумбочке более сорока лет. На рабочем столе принца-консорта сохранялись нетронутыми все его бумаги, как будто он сам должен был убрать их с минуты на минуту. По воспоминаниям Бенджамина Дизраэли, все посетители Виндзорского дворца должны были расписываться в его книге, как, впрочем, и в книге королевы, показывая тем самым, что они навестили принца-консорта.
На дверь Голубой комнаты по приказу королевы прикрепили табличку, извещавшую всех входящих о том, что в этой комнате все должно оставаться в том виде, в каком находилось при жизни принца-консорта. На самом же деле вскоре после похорон принца Альберта потолок его комнаты перекрасили и из нее убрали китайский фарфор, некоторые картины и даже мраморный бюст хозяина. Аналогичные таблички были прикреплены на дверях комнат Виндзорского дворца, а также в других королевских резиденциях. Сие должно было, по мнению королевы, напоминать гостям, что ко всему этому приложил руку принц-консорт. А сама королева сфотографировалась в задумчивой позе убитой горем жены, со скорбью взирающей на бюст покойного супруга. Перед тем как лечь спать, королева клала рядом с собой пижаму Альберта и долго гладила ее, словно прикасаясь рукой к мужу. Утром в ее спальню входила четырехлетняя принцесса Беатриса, как это было заведено еще при отце, когда девочка регулярно являлась по утрам, чтобы поболтать с ним. Однажды малышка вошла к матери и задумчиво посмотрела на нее. «Как жаль, — сказала она, — что я была слишком маленькой и не могла присутствовать на вашей свадьбе».
В Осборне все было так же, как и в Виндзоре. Лорд Кларендон, посетивший загородную резиденцию королевы в марте 1862 г., отметил, что иногда было «трудно поверить», что принц Альберт больше никогда не появится в этом дворце, так как все в нем напоминало о его существовании. Даже на рабочем столе всё было разложено в том порядке, к которому он привык: «Его ручки, книги, носовой платок и свежие цветы в вазе. Даже часы шли, как будто были заведены рукой прежнего хозяина».
В память о принце-консорте было воздвигнуто множество памятников и бюстов во всех местах, которые он когда-либо посещал. Так, например, в церкви Святого Георгия рядом с усыпальницей короля Генриха IV было установлено мраморное изображение принца, поддерживаемое крыльями четырех ангелов. Позже в память о принце здесь была построена мемориальная часовня. Огромный памятник принцу работы известного мастера Джозефа Дарема был возведен в Королевских садах в южном районе Кенсингтона, где, по словам королевы, ее муж провел последние месяцы своей жизни. Еще один бронзовый бюст принца-консорта, выполненный Чарльзом Бэконом, был установлен в Холборн-Сиркесе[39].
