Разговаривая, Урсула с умопомрачительной скоростью перелистывала страницы.
– Кому же, как не вам, – заметил Зигфрид. – Ваш отец – тот самый Тургон, младший сын Финголфина, или я ошибаюсь?
– Вы абсолютно правы, – ответила Урсула. – Когда папу спрашивали, чтобы он сделал, если стал королем, он всегда говорил: «А я бы жил лучше, чем король» – «Почему?» – «А я бы еще немножечко шил», отвечал папа. Разрушители убили его и маму, брат вынес меня буквально из горящего дома. Я тогда была еще совсем маленькой девочкой… Ателье уцелело, как и мастерская Ульрика. Он у меня столяр, все эти великолепные манекены изготовлены им, кроме того, что в витрине – он привезен из Боремии. Брат использовал его как образец.
Кулумит ошеломленно посмотрел на хозяйку ателье. Ему доводилось близко общаться с коронованными особами, и портянки Рингрина пахли ничуть не лучше его собственных. Да и Ваниэль совсем не походила на небожительницу. Но встретить внучку первого короля Фейре в швейной мастерской – это было намного больше, чем мог вынести рыжий эльф.
– Ваш отец оставил вам хотя бы лавку, – заметила Глиргвай.
Темная эльфка поняла, что стесняться уже нечего – их глаза и волосы изобличали в них партизан громче плаката, повешенного на шею. Если Урсула до сих пор не вызвала жандармов, то, значит, не настолько уж швея была верна имперским воззрениям. Да и Лакгаэр, наверное, предупредил ее, с кем придется иметь дело.
– Все мои родственники сгорели вместе с нашей деревней, я их даже не помню, – продолжала девушка. – А у вас есть брат. Это очень много.
– Какой ужас! – воскликнула Урсула. – Но как же вы… ?
Она замялась, не зная, как спросить, чтобы не перейти границы хорошего тона.
– Так и живу, то одно, то другое, – пожала плечами Глиргвай. – Но я совершенно не представляю себе, чем заняться, когда закончится война.
– Ну, ты умеешь играть на лютне, – сказал Зигфрид.
– Вот оно! – воскликнула дочь Тургона торжествующе. – Я же знала, что где-то здесь. Полюбуйтесь. Какой оскал! Какая пасть! Настоящий дикий зверь!
Глиргвай и Зигфрид склонились над альбомом. На пожелтевшем от времени пергаменте были видны четкие штрихи тушью. На геральдическом щите красовалась морда рыси. Зверь был очень, очень рассержен.
– Герцог Боремии? – тихо спросила Глиргвай.
Ее челка щекотала щеку оборотня. Зигфрид негромко фыркнул, сверкнул желтым глазом.
– У Татцельбергов принято, – тихо ответил он. – Чтобы младшие братья уходили в химмельриттеры. Это Мандру можно делить и перекраивать по числу родившихся у короля сыновей. А Боремия слишком мала для династических споров. Последние десять лет у нас правит вобще другой род, первая династия неречи, вскарабкавшийся на трон, – добавил он.
– Да я же не поэтому спросила, – пробормотала Глиргвай.
– Я понял, – кивнул оборотень. – Девушек, желающих разделить со мной трон, я уже научился узнавать, слава Водану. Ты на них не похожа.
Выпрямившись, он сказал, обращаясь к Урсуле:
– Да, это то, что нужно. Этой рыси самое место на моей суме.
– И на моей сумке сделайте такую же вышивку, – произнесла Глиргвай.
Оборотень посмотрел на нее, и глаза его мерцали.
– Если ты не против, конечно, – добавила темная эльфка.
– С чего бы я был против, – пожал плечами Зигфрид и тихонько сжал ее руку.
Урсула только успевала записывать.
– Если хотите, – сказала хозяйка ателье. – В глаза зверя можно будет вставить кошачий, а на красной сумке – тигровый глаз.
– Это будет великолепно, – ответила Глиргвай.
Хозяйка ателье повторила заказ. Все оказалось правильно. Урсула спросила о дате примерки. Глиргвай неопределенно сказала: «Поскорее», и хозяйка ателье пригласила их снова придти через три дня. Она вручила Глиргвай сверток с рубашками, девушка расплатилась, и вся троица вышла на улицу. Кулумит задержался у двери. Рыжий эльф потерянным взглядом смотрел на манекен в серо-лиловом наряде.
– Девчушка недурна собой, но слишком уж экспансивна и властна, – сказал Зигфрид. – Чувствуется королевская кровь. У тебя губа не дура, Кулумит.
– В морду хочешь? – угрюмо осведомился рыжий эльф.
Кулумит сжал кулаки, каждый из которых мало уступал по размерам голове оборотня. Зигфрид прищурился.
– Ребята, перестаньте, – пробормотала Глиргвай. – Не надо драться. Вас заберут в жандармерию, все раскроется…
– Иди и назначь ей свидание, – непререкаемым тоном сказал оборотень. – Что ты теряешься? Может, нас всех убьют через неделю. Некогда хлопать ушами по щекам.
Рыжий эльф в тоске глянул на вывеску.
– Кто она, и кто я, – сказал он мрачно. – Внучка Финголфина…
– Она сирота, – напомнил Зигфрид. – Только на них и стоит жениться. А что до Финголфина… Любовь не различает сословий. Поверь мне, я кое-что знаю об этом, – решительно добавил оборотень и добавил с нескрываемым пренебрежением в голосе: – Если бы ты был оборотнем, с твоей нерешительностью в лесу ты бы давно сдох от голода. Видишь птичку – прыгай, Локи тебя раздери!
Кулумит вздохнул и толкнул дверь.
Глиргвай молча пожала руку Зигфриду. Они уселись на ступеньках, дожидаясь своего застенчивого друга. Темная эльфка положила пакет с рубашками себе на колени, он тихонько зашуршал. Бледное солнце стояло в зените, куда полдня забиралось с неимоверным трудом. Оборотень смотрел на него, не щурясь. Глиргвай ковыряла мостовую носком сапога.
– Хорошо хоть, снег перестал, – сказала она.
Зигфрид молча кивнул и обнял ее за плечи, а затем наклонился и поцеловал. В дыхании оборотня смешались соленые слезы моря, сырость мостовой и терпкий букет запахов с недалекого рынка.
В центре небольшой полянки стоял мужчина. Одет он был не по погоде – в серый, с искрой, щегольский плащ из легкой шерсти. Вторая странность заключалась в том, что к мужчине не вело никаких следов, хотя верхний слой снега по сторонам от него был сорван вместе с корочкой наста. Словом, мужчина выглядел так, как и должен выглядеть человек, только что телепортировавшийся на полянку в северном Нудайдоле прямо из Рабина.
Из-за кустов высунулась настороженная мордочка Коруны. Мужчина улыбнулся.
– Здравствуй, красавица, – произнес он.
– Привет, Тенквисс, – обрадовалась Коруна.
Маг, старый приятель Кертель, часто навещал ее избушку и был хорошо знаком с ученицей ведьмы. Коруна приблизилась, подставила щечку для дружеского поцелуя. Плащ Тенквисса был подбит сиреневым мехом, а от гладко выбритых, но все же чуть дряблых щек пахло чем-то вкусным, резким и будоражащим. Коруна с наслаждением принюхалась, но узнала только лимон в симфонии запахов, исходивших от столичного кавалера. Девушка не знала, откуда родом Тенквисс, где живет и чем занимается, но по ее представлениям, следить за модой и так вкусно пахнуть мог только житель столицы. Маг всегда излучал странные, совершенно невообразимые ароматы. Девушка долго ломала голову, что же могло быть их причиной. Тенквисс был слишком стар, чтобы работать приказчиком в цветочной лавке. Кертель, сжалившись над ученицей, объяснила ей, что Тенквисс пользуется специальной ароматной водой, которая называется одеколон. Ею обрызгивают себя галантные кавалеры перед свиданием с дамой. Некоторое время спустя Тенквисс принес им с Кертель по крохотному пузыречку с духами– ароматной водой для женщин. «Целуй, глупая, один этот флакон стоит больше, чем твоя шубейка», сказала Кертель тогда. Коруна хотела поцеловать руку Тенквиссу, но тот не дал ей этого сделать. Он мягко остановил девушку прежде, чем она согнулась в поклоне, и поцелуй пришелся в щеку. С тех пор они и стали целоваться в щечку при встрече.
Тенквисс осторожно поправил сбившийся платок девушки, заглянул ей в глаза.
– С тобой все в порядке? – спросил он. – Ты какая-то растрепанная.
Коруна мотнула головой в том смысле, что все хорошо. Они двинулись по тропинке дальше. На этот раз Коруна пропустила мужчину вперед. Горький осадок, оставшийся от свидания с Ясеком растаял в ее душе, когда девушка увидела мага. Он всегда был внимателен и заботлив с Коруной, знал тысячу историй и его никогда не надо было просить дважды, чтобы услышать их.
