И все же Дружинин не мог смириться с мыслью, что следствием больше ничего не предпринималось в этом направлении. Зная следователя, который в 1946 году допрашивал власовца, давшего показания о Мишутине, Николай Васильевич выяснил, где он сейчас и чем занимается. Оказалось, два года назад вышел на пенсию по болезни, живет в Москве, в Измайлове.
И в один из дней после работы Дружинин поехал к нему. Но тут подполковнику явно не повезло. Найдя нужный дом и квартиру, Дружинин узнал, что бывший следователь с женой в Ессентуках, в санатории, вернутся только через месяц.
В середине декабря в Москву приехал Иван Тимофеевич Воронец. Первые дни по приезде он, как заводной, с утра до вечера мотался из одного учреждения в другое по своим снабженческим делам и лишь на четвертый день сумел позвонить подполковнику Дружинину.
Час спустя они встретились в служебном кабинете Дружинина. Усадив гостя в мягкое кресло у стола, Николай Васильевич несколько минут беседовал с ним о житейских делах, затем сказал:
— Вы мне писали, будто командир партизанского отряда «Мститель» был чем-то похож на Мишутина. Прояснилось это дело?
— Пока нет.
— А у меня кое-что прояснилось, — сказал Дружинин.
— Да ну?! — удивился Воронец.
— Кое-что есть, — продолжал Николай Васильевич, достав из сейфа желтую папку. — Однако не совсем то, что мы с вами искали.
И он рассказал, что удалось узнать за последнее время о судьбе Мишутина от Сологубова (не называя самого источника) и от жены бывшего комдива.
Внимательно выслушав его, Воронец перевел дыхание, пристукнул тяжелым кулаком по столу.
— Вот это номер! А?
Потом он долго сидел молча, подперев рукой седую голову, не в силах сразу справиться с ошарашившей его новостью. Ему почему-то вдруг припомнился один давний разговор...
В то июльское утро 1941 года, выписавшись из госпиталя, он зашел к своему приятелю и односельчанину Василю Рогалю, работавшему механиком в госпитальном гараже. Рогаль часто навещал его во время болезни. Когда они сели на пожухлую траву в стороне от машин и закурили, Воронец сказал:
— Если бы я точно знал, где в Заболотских лесах находится наша дивизия, я бы, пожалуй, через Змеиное болото на ту сторону махнул.
— Разве воевать можно только в твоей бывшей дивизии? — заметил Василь.
— Ну, во-первых, наша дивизия не бывшая! — запальчиво возразил Воронец. — А потом, мне обязательно надо генерала Мишутина найти.
— Хочешь, я тебе его точный адрес дам? — сказал вдруг Василь.
— Чей? — не понял Воронец.
— Твоего комдива.
— Его адрес известен: на той стороне фронта, Заболотский лес.
— Что на той стороне, это правильно, — усмехнулся Василь. — А вот насчет Заболотского леса — бабка надвое ворожила.
Воронец все еще не понимал, куда клонит приятель.
— Жинка-то Мишутина с дочкой где? — продолжал Рогаль. — Тоже на той стороне! Где-то под Брестом или под Кобрином, ты говорил. Так? Вот и делай вывод...
— Ну-ну, договаривай, скотина! — сквозь стиснутые зубы процедил Воронец и, привстав на колени, схватил Василя за ворот гимнастерки. Но тот вовремя успел вырваться, вскочил на ноги, поспешил дать отбой:
— Тю, сдурел, сивый мерин! Уж и пошутить нельзя.
— За такие шутки морду бьют, — тяжело дыша, сказал Воронец.
И, закинув за спину почти пустой вещевой мешок, размашисто зашагал к проходной будке. Там, за госпитальными воротами, пролегло пыльное шоссе, по которому на попутном грузовике ему предстояло добраться до западной окраины Глинска, где находился штаб его новой части...
— Вот такие-то пироги, Иван Тимофеевич, — первым прервал длительную паузу Дружинин.
— Да-а... — Воронец, обычно шумный, разговорчивый, был явно не в своей тарелке, опять надолго замолчал. Потом, глядя через стол, как Дружинин перелистывает бумаги в желтой папке, спросил:
— Вы сказали, что этот Пауль... ну, который объявился в американской разведке, возможно, связан с НТС. Об этой организации я кое-что слыхал, но так, краем уха. В чем ее главный вред?
— Невелика гадина, но ядовита, — сказал Дружинин, продолжая перебирать бумаги. — Этот так называемый Национально-трудовой союз был создан в тысяча девятьсот тридцатом году в Югославии на базе белоэмигрантского «Российского общевоинского союза». Можно сказать, отпочковался от него...
— Значит, корни белогвардейские, — заметил Воронец.
— Как и его предок, НТС с самого начала стал не только антисоветским, но и международным шпионским центром, поставлял агентуру разведкам многих капиталистических стран для засылки ее к нам, в СССР.
— Это еще до войны?
— Да. А после нападения Гитлера на нашу страну НТС полностью перешел на службу немецкой разведки. Его штаб-квартира во главе с белоэмигрантом, бывшим врангелевским офицером Байдалаковым обосновалась в самом Берлине и оттуда руководила подрывной работой против СССР.
— Надо думать, напакостили нам немало?
— Они действовали по нескольким направлениям. Во-первых, засылали своих эмиссаров для ведения антисоветской работы на оккупированной территории, а также для шпионажа в тылу нашей армии. Затем помогали карательным органам оккупантов в расправах с советскими патриотами. Наконец, целый ряд активных участников НТС занимался работой среди советских военнопленных с целью вербовки их в эту организацию и использования в дальнейшем против своей Родины — в качестве шпионов и диверсантов.
— Ну, а откуда они кусают нас теперь, после войны? — спросил Воронец.
— Когда фашисты были разгромлены, главари НТС бежали в Западную Германию, установили связь с американской и английской разведками, а несколько позже и с разведкой ФРГ. Надо сказать, что на территории Западной Германии кроме НТС нашли приют и некоторые другие эмигрантские организации — я имею в виду выходцев из стран Восточной Европы: изменники Родины, контрреволюционеры, бежавшие от гнева своих народов, те, что во время войны сотрудничали с гитлеровцами.
— А почему Аденауэр терпит их у себя?
— Хм, терпит! Не только терпит, но и субсидирует их, предоставляет им помещения, типографии, радиостанции. Все это делается, конечно, не во имя каких-то благотворительных целей. Эти эмигрантские организации помогают боннским реваншистам в ведении холодной войны против социалистических стран. А главное, они активно используются западногерманской и другими капиталистическими разведками.
— Непонятно. Разве у этих разведок не хватает своих людей, собственных кадров?
— Это не так просто. Обучить немца, англичанина или американца языку чужой страны, воспитать в нем навыки и обычаи чужого народа, дать ему знания деталей быта, без чего не может успешно действовать агент, — все это очень сложно. А главное — долго. Очень долго. А дело не терпит. Как же быть? Использовать выходцев из этих стран — их нужно лишь обучить технике шпионского дела. Это гораздо проще, быстрей и дешевле.
