Через две недели Сологубов уже был в лагере Вустрау, близ Берлина, где содержались изменники, перешедшие на сторону гитлеровцев и готовившиеся к подрывной работе против Советского Союза. Там можно было встретить новоявленных вояк «остлегионов», за сытый армейский паек готовых напялить на себя немецкий мундир; в ожидании того же мундира, только без орла и свастики, а с трехцветным лоскутом на рукаве, слонялись по лагерю «добровольцы» РОА; в отдельных блоках обретались будущие чиновники оккупационной администрации, коротавшие время до направления их на специальные «курсы остработников»; ждали своей участи кандидаты в немецкие разведывательные школы.
В числе последних находился и Сологубов. Вместе со всеми он проходил в Вустрау антисоветскую обработку. Активисты НТС — белоэмигранты Поремский, Редлих, Евреинов, Бевад, изменник Родины Биленкин выступали с лекциями, благословляя свою разношерстную паству «сражаться до победного конца за свободную Россию без коммунистов».
Только там, в Вустрау, Сологубов по-настоящему понял, какая ядовитая гадина НТС. Полностью перейдя на службу немецкой разведки, Народно-трудовой союз занимался консолидацией антисоветских элементов за границей, в частности в лагерях советских военнопленных, склоняя слабых и неустойчивых к измене Родине. Значительная часть рядовых предателей (власовцев, «остлегионцев» и пр.) Сологубову представлялась людьми, сломленными голодом и нечеловеческим режимом немецких лагерей, в которых проводили свою «пропагандистскую деятельность» активисты НТС.
Но неукротимый дух большинства советских солдат и офицеров, оказавшихся во вражеской неволе, не удалось сломить никому. Немецкое командование было вынуждено систематически проводить общеимперские облавы на бежавших из лагерей военнопленных, которые представляли серьезную опасность для тыла вермахта своими диверсиями по всей Германии и особенно на железных дорогах, где все чаще и чаще летели под откос воинские эшелоны. В этих облавах участвовали не только полицейские отряды, но и целые регулярные дивизии, снятые с фронта, а также сотни тысяч цивильных немцев из актива фашистской партии и гитлерюгенд. Только в летней облаве 1943 года участвовало более полумиллиона немцев. Но ни облавы, ни массовые расстрелы, ни травля собаками не могли остановить свободолюбивых людей, неудержимо рвавшихся на Родину, чтобы занять свое место в рядах ее активных защитников.
После непродолжительного пребывания в Вустрау Сологубова с небольшой группой солагерников отправили в старинный немецкий городок на юге Германии, в котором находилась школа военной разведки. Там он пробыл несколько месяцев. Когда курс учебы уже подходил к концу, с Петром произошло несчастье. Прыгая ночью с парашютом, он неудачно приземлился, сломал обе ноги и вместо того, чтобы отправиться с заданием на советскую территорию, угодил на длительное время в немецкий госпиталь.
Это был тяжелый период в его жизни. День и ночь среди чужих. Немцы — и персонал, и лечившиеся в госпитале офицеры вермахта — относились к нему враждебно, озлобленно: шел к концу 1944 год. Советская Армия приближалась к границам Германии. Лечили Сологубова плохо. Левая нога у него трижды срасталась неправильно, и ее трижды ломали перед тем как снова заковать в гипс.
Война уже бушевала в Германии, когда Сологубов покинул госпиталь. До полного выздоровления его направили опять в ту же разведшколу — инструктором.
Там он и встретил обрадовавшее его известие о крахе гитлеровского рейха. Американские войска генерала Петча вступили в город, где находилась школа, и через некоторое время весь ее личный состав на «студебеккерах» был отправлен в Оберурзель, неподалеку от Франкфурта-на-Майне.
В Оберурзеле размещался лагерь американской разведки, куда свозились те, кто имел отношение к гитлеровским секретным службам. Собирали их там, разумеется, не для коллекции, но и не для справедливого суда, как могло показаться непредубежденному человеку. Их предполагали использовать в прежнем качестве — разведчиков, но только уже другой разведки — американской.
Когда Сологубов узнал об этом, он стал настойчиво добиваться, чтобы его немедленно связали с представителем советской администрации в Германии. Американские офицеры в лагерной комендатуре сперва вежливо отговаривали его от этого намерения, потом сдержанно обещали удовлетворить просьбу и, наконец, просто выставили за порог, заявив при этом:
— За кого бы вы себя ни выдавали, для нас вы пленный нацистский разведчик! Мы поступим с вами так, как сочтем нужным...
Сологубов понял, что по-доброму отсюда не уйти, американцы цепляются за гитлеровских пособников — выходцев из Советского Союза, они им нужны. Не случайно лагерная пропаганда изо дня в день твердит: «На родине вас считают изменниками, вы нарушили присягу, родственники ваши сосланы в Сибирь. Подумайте, во имя чего вы жертвуете жизнью, возвращаясь в Россию? Оставайтесь с нами, на Западе вы обретете свое настоящее счастье!»
Сологубов решил бежать в советскую зону оккупации. Приобрел карту Германии, выменял на хромовые сапоги подходящий штатский костюм, специально научился играть в преферанс, чтобы выиграть денег на дорогу... Но тут произошла одна встреча, которая заставила его пересмотреть планы.
Он не сразу узнал широколобого коренастого человека в расстегнутом немецком мундире со споротыми погонами. Не то бывший власовец, не то из «остлегиона» — не поймешь. И тех, и других в Оберурзеле было предостаточно. Потам вспомнил: в Баварском лагере военнопленных тот жил в соседнем блоке. По прозвищу — Головастик, из уголовников.
Они сдержанно поздоровались, присели на скамейку, стали вспоминать горькую жизнь в лагере военнопленных, перебирать общих знакомых. Оказалось, Головастик находился в одном отделении с Федором Лесниковым.
— Мировой был мужик, душевный, добрый, — сказал он задумчиво.
— Почему был? — спросил Сологубов.
— Как почему? Решку ему немцы сделали.
— Какую решку? — не понял Петр.
— Обыкновенную. Девять граммов свинца в грудь. Перед строем расстреляли.
— Когда? За что?! — Сологубов с побелевшим лицом вскочил со скамейки. Но тут же, овладев собой, сел, тихо попросил: — Расскажи!
И Головастик усталым, равнодушным голосом стал рассказывать, как в сентябре 1944 года гестаповцы каким-то образом напали на след, тянувшийся от местных немецких коммунистов к лагерным подпольщикам. Среди военнопленных начались повальные обыски и аресты. Тридцать три человека было расстреляно. А семерых, в том числе руководителя подпольной организации, бывшего комиссара, повесили. Виселица была устроена на плацу, куда согнали военнопленных из всех пятнадцати блоков лагеря.
