Глава 42. Должники
Хороший дом был у Ерхо Ину. Каменный. Высоким частоколом огороженный. Вдоль ограды стража ходит, перекликается. А на ночь во двор выпускают серых волкодавов, и горе тому, кто решит потревожить покой Тридуба.
Хороший дом был у Ерхо Ину.
Надежный.
Вот только прежний хозяин знал его лучше.
Тенью скользнул Янгхаар вдоль стены.
Подземный ход, начинавшийся на берегу реки, выводил к конюшне. Сюда охрана если и заглядывала, то нечасто. А сунувшийся было пес — старый, лохматый — лишь заворчал, втянув знакомый звериный запах.
…хороша была охотничья мазь.
Янгхаар остановился, прислушиваясь.
Тихо.
Дремлют лошади в стойлах.
Под навесом, прижавшись друг к другу, спят рабы.
Сторожит их надсмотрщик, но он тоже устал и, присев на бочку, прислонился к стене. Глаза его были закрыты, а рука, на хлысте лежавшая, повисло безвольно.
Путь к дому был почти свободен.
— Стой, — Янгара окликнули шепотом.
И нож скользнул в руку, готовый оборвать крик, если тот раздастся.
— Я… не стану мешать… я сказать хочу.
Человек стоял, согнувшись. Руки и голову его сдавили колодки, которые поставили так, чтобы раб не мог опуститься на колени, но и на ногах ему оставаться было сложно.
— Ты… Янгар?
Он говорил с трудом.
— Олли? — Янгар вдохнул запах немытого тела, старой крови и мочи.
— Я. Тебе следовало… убить… меня… может все-таки?
— Обойдешься. Давно здесь?
— Вторые… сутки. Дают отдохнуть… и снова.
Олли разжал кулаки, сведенные судорогой. Дышал он натужно, со свистом. И спина была черна. Шкуру с нее снимали аккуратно, опытной поставленной на удар рукою. Такая не забьет раба, но лишь научит послушанию.
Хазмат в этом деле толк знал.
Наверное, оценил бы.
— Пей, — Янгар помог приподнять голову и флягу к губам прижал. — Идти сможешь?
Замок сбить просто, но вот вытащить Олли со двора — проблема.
— Нет, — он глотал, едва не захлебываясь, жадно, и значит, воды тоже давали в обрез. Что же такого совершил Олли Ину, чтобы заслужить подобное наказание?
— Ты… должен уйти… сейчас… послушай, — Олли попытался распрямиться, и мышцы на спине вздулись, раздирая спекшуюся корку крови. — Аану… тебе не все равно… что с Аану?
Имя заставило оцепенеть.
— Нет.
Маленькая медведица осталась в Горелой башне.
Зачарованной.
И запертой от чужаков.
С ней Кейсо и Великий Полоз.
Но Янгар, придерживая голову бывшего врага, спросил:
— Она здесь?
— Была. Вчера увезли.
— Куда?
— Кёниг. Дворец. Зверинец. Стой, — Олли дернулся, но колодки держали крепко. — Кёниг… решил. Праздник будет. Большой. Бои… травля… звери… люди… кто сильнее.
Благословенная страна Кхемет не желала отпустить Янгара.
Она пришла за ним.
И раскинула песчаный ковер арены.
Хватит ли смелости выступить вновь?
— Меня… тоже отправят… и ее… оборотень… сильный зверь.
Аану не зверь.
— Только, — Олли закусил разгрызенную губу, пытаясь сдержать стон. — Она не умеет убивать.
И не должна, если хочет остаться человеком.
— Кейсо? — алое пламя бешенства стучало в висках, грозя сорваться с цепи.
Нельзя.
Не время еще.
— Ушел к богам… — выдохнув, Олли обмяк. — У Башни…
Боль действительно бывает разной. И Янгар оскалился, сдерживая рык.
Кейсо ушел к богам? Невозможно.
Но Олли не станет лгать. И пустота, появившаяся в груди, чем не рана?
— Уходи, — повторил Олли.
Он держался, но еще немного и сознание покинет его, что будет милосердно. Только долго ему не позволят спасаться забытьем, вытащат.
— Слушай, — Янгар дернул за волосы, заставив задрать голову. — В первый день выпустят самых слабых, что зверье, что людей. Кровь пустят. Толпа любит кровь. Во второй — добьют тех, кто выжил… и тех, кто чуть сильнее. Дальше — больше…
— Я?
— Настоящие бойцы пойдут день этак на третий. Или позже. Тебе дадут отдохнуть. Предложат напоследок покутить. Но не вздумай, Олли. Если хочешь выжить, то никакого вина или опиума. С бабами сам решай. Помни только, что тебе силы нужны будут. Все, до капли.
— Не дурак, — огрызнулся Олли.
— И еще, — Янгар вслушался в темноту, понимая, что время уже на исходе. — Забудь, что у тебя были друзья. Были. Раньше. Но все, кто на арене — враги. И любой убьет тебя, не задумываясь.
Олли молчал.
Думал?
Вспоминал тех, с кем в море выходил? Или приятелей, с которыми случалось веселье делить? Равных по силе, по удаче…
…по положению.
— Ни жалости, — добавил Янгар, отпуская волосы. — Ни сомнений. Если хочешь выжить.
— А если нет?
Упрямый. И из упрямства спрашивает, но у Янгхаара есть ответ.
— Тогда удавись. Сам. Чего на других работу перекладывать?
Олли рассмеялся хриплым каркающим смехом, от которого плечи его свело судорогой. Но смеяться сын Ину не прекратил.
Хорошо.
Почему-то Янгару не хотелось, чтобы Олли Ину погиб.
Он не щадил коня. И плеть свистела, ломала стылый воздух. Плескала грязь из-под копыт. И тень спешила обогнать всадника. Весеннее солнце выбралось на небосвод, повисло желтым пятном, словно раздумывая, не спрятаться ли под волглой шубой туч.
Было холодно.
И жарко. Испариной покрылась конская шея, и пот катился по спине всадника, который, привстав на стременах, свистел.
А плеть ласкала уже не воздух, но тугие бока солового жеребца. И тот, замедливший было шаг, вновь срывался в галоп. Конь ронял пену.
Всадник сдерживал ярость.
Успеть бы.
До леса. До Белой башни.
И назад.
Конь лег на опушке. Янгхаар пытался поднять его, но жеребец лишь хрипел и хватал горький воздух губами, словно желал ухватиться за него. Елозили копыта по грязи. И шкура была мокра, а конский пот давно уже окрасился красным.
— Прости, — Янгар ослабил подпругу и, примерившись, перерезал коню горло. Хлынула горячая кровь, и жеребец, дернувшись, застыл.
Лучше так, чем лежать и ждать волчьей стаи.
Волки по весне свирепы.
А люди и того хуже.
Знакомая тропа легла под ноги, и Янгар бежал, перепрыгивая через горбы корней, ныряя под ветки, задевая их. И вода летела на волосы, за шиворот. Одежда промокла насквозь, словно лес пытался охладить пыл безумца.
Не выходило.
Белая башня стояла на прежнем месте. Короной сомкнулись над вершиной ее ветви старых дубов, а толстое, неуклюжее какое-то тело, накренилось. Она была по-старушечьи неряшлива в убранстве из копоти, потраченном прорехами потеков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
