– Откуда ты все это знаешь? Ты что, уже успел с ней познакомиться?
– Ну, конечно! После уроков пошел за ней и в их дворе ее перехватил. Подошел к ней и заговорил. Представляешь, она никогда с незнакомыми на улице не разговаривала, а мне ответила. И даже улыбнулась. Боже, какой я счастливый! Я сейчас умру от счастья!
– Погоди, не умирай. Итак, она тебе ответила. А дальше что было?
– Дальше? Дальше мы пошли в кафе, и я ее угостил пельменями и кофе с пирожным.
– Сколько тебе говорить: не ешь ты эти пельмени во всяких забегаловках. Там мясо – из ушей, хвоста и одного места. Отравиться хочешь? Еще и девушек туда водишь. Как же она согласилась? С незнакомым парнем – в кафе. Смелая девушка.
– Ну, не совсем незнакомым. Я знаю ее мать, и она меня, наверно, помнит. Кроме того, – ты сейчас упадешь! – она лучшая подруга Марины еще с детсадовского возраста. И Марина никогда мне ее не показывала. Как чувствовала! Лена знает про нас с Мариной – я ей все рассказал.
– И как она к этому отнеслась?
– Ты знаешь, спокойно. Я даже сам удивился. Она поняла, что я Марину не люблю. Что я люблю ее. И мне кажется: я ей тоже понравился. Я видел однажды, как она с одним парнем целовалась, – месяца полтора назад. Правда, ее лица я тогда не видел. А так жаль! Если бы Марина нас тогда познакомила, все было бы иначе. Но тот парень показал Марине кулак, и мы прошли мимо. Мама, мне совершенно все равно, что у нее было до нашей встречи. Тот парень ее любит с детства, а она его – нет.
– Джанелия-Туржанская, – задумчиво повторила Наталья Николаевна. – С этой девушкой была связана какая-то неприятная история. Да, вспомнила. Из-за нее в прошлом году ее одноклассник выбросился с балкона. Во всех школах обсуждали это происшествие.
– Его можно понять. Если она меня не полюбит, я тоже выброшусь. Но я ей понравился, точно понравился! И она меня обязательно полюбит!
– Ой, мамочка! – вдруг вспомнил Дима. – Я же у нее фотокарточку выклянчил. Сейчас покажу.
Наталья Николаевна надела очки и долго смотрела на фотографию, протянутую сыном. Да, в эту девушку можно влюбиться с первого взгляда. И на всю жизнь.
Бедный, бедный ее Димка! С ней его ждет или огромное счастье, или огромное горе. При всей нежной прелести этого лица в нем было что-то роковое – Наталья Николаевна и сама не могла понять, что. Слишком все в нем совершенно. Просто – за сердце хватает.
«Потому что нельзя быть красивой такой» – вспомнила она слова из известного шлягера. Правильно, нельзя. Среди обыкновенных людей. Нет, лучше бы это была Марина. Прожил бы он с ней свою жизнь спокойно и счастливо. Но от судьбы не уйдешь.
– Так чего тебе от меня надо? – спросила она сына. – Хочешь, чтоб я о ней побольше узнала?
– Нет, я и так о ней все, что нужно, знаю. Мама, переведи меня после каникул в ее школу. В одиннадцатый «А». Умоляю!
– Ты с ума сошел? Выпускной класс, последнее полугодие. Кто тебе позволит? Нет, это невозможно.
– Мама, ты все можешь, я знаю! С твоими связями. Мамочка, умоляю, ну помоги мне! Представляешь, я буду ее видеть каждый день!
– Тебе тогда совсем ничего в голову лезть не будет. Марина тебя так хорошо подтянула – в отличники выбился. А тогда все пойдет насмарку. Ведь выпускной класс!
– Мамочка, клянусь, будут одни пятерки! Буду заниматься день и ночь. Она же отличница, мне же стыдно будет хуже ее учиться. Мамочка, ну сделай что-нибудь, умоляю! Ну, хочешь, на колени перед тобой встану? Чего ты хочешь, скажи? Буду каждый день пылесосить и всю посуду мыть. И обувь твою и отца чистить каждый вечер. Ну выполни эту мою просьбу, только одну! Больше никогда ничего у тебя просить не буду.
– Ненормальный. Хорошо, я попробую. Не представляю, что говорить их директору. Он мужик тертый, любую брехню сразу разгадает.
– Скажи, что в этом классе очень хорошие учителя. Что хочешь, чтоб у меня знания были получше. Что у них высокие требования.
– Ну да, придумал! У меня, значит, плохие учителя и низкие требования. Очень умно!
– Ну… ну скажи тогда, что я спятил. Что хочу только в этом классе учиться или брошу школу. Вали все на меня. Скажи, у меня заскок.
– Ага, ему только ненормальных не хватало. А то у него своих мало. Ох, сынок, ты меня и озадачил.
– Мамочка, ну пообещай, что ты постараешься. Придумай что-нибудь – ты же у меня такая умница! Чтобы до каникул я мог жить с надеждой.
– Не подлизывайся. Надеяться ты можешь. А вот что выйдет из этой затеи, сложно сказать. А что Марина? Как она все это восприняла?
– Не знаю. Но она, конечно, все поняла. Я видел, как она шла из школы… такая потухшая. Как неживая. Мама, мне ее очень жаль. Но изменить ничего нельзя.
– Бедная девочка!
А бедная Маринка горько плакала у себя в комнате, уткнувшись в диванную подушку. Она где-то слышала, что если поплачешь, станет легче. Она рыдала уже два часа с небольшими перерывами – но легче не становилось. Время от времени звонил телефон, но она не поднимала трубку. Зачем? Зачем все разговоры, дела, планы, будущее, если в нем не будет Его? Никто ей не может помочь, никто! Нет в мире такой силы, которая вернула бы ей любимого. И от этой мысли Маринка заливалась еще горше.
Она поняла, что проиграла сразу, как только увидела Диму в дверях класса. Он только искал ее глазами – но она уже знала, что все кончено. Сейчас он увидит Лену и забудет обо всем на свете.
И он увидел ее. И замер. Его изменившееся лицо сказало Маринке – то, чего она боялась, как огня, произошло. И свет померк в ее глазах.
Как он смотрел на Лену! Как заблудившийся на огонек в ночи. Как приговоренный на своего спасителя. Он простоял бы так весь урок, если бы его не выгнала учительница.
А ведь он приходил к ней – Маринке. Наверно, хотел что-то сказать. Наверно что-то, связанное с фестивалем, что касалось и ее тоже. Но не сказал – забыл. Увидел Лену – и забыл. Забыл обо всем на свете! Так и ушел, ничего не сказав. Да и зачем? Любые его слова, любые фразы, обращенные к ней, звучали бы теперь, как приговор.
– Я тебя не люблю! – вот как они звучали бы, что бы он теперь ни говорил.
Опять звонят. Не хочу никого видеть и слышать! Отец шаркает под дверью. Чего им всем нужно от нее?
Господи, ну почему нельзя исчезнуть, скрыться на необитаемом острове? Чтобы никто не трогал! И там сидеть и ждать, когда утихнет эта боль, разрывающая душу. Почему так больно в груди? Что может так болеть? Это не сердце, нет. Болит чуть выше – там, где, по идее, и болеть нечему.
Голос отца: – Дочка, к тебе Гена. Пустить?
Гена! Товарищ по несчастью. Зачем он пришел? Посочувствовать? Не нужно мне вашего сочувствия, мне нужен Дима Рокотов! Я хочу его сюда сейчас, сию минуту! А если вы не можете мне его дать, то убирайтесь, – вы мне не нужны!
– Пусть уходит. Он мне не нужен.
– Мариночка, он настаивает. Говорит: на минуточку.
Теперь не отстанут. Сидеть и слушать пустые слова, бессильные что-либо изменить. Господи, куда деваться!
– Пусть войдет.
Она села зареванная на диване, с ненавистью глядя на дверь. Но увидев его лицо, почувствовала некоторое облегчение. Все-таки, когда не одной тебе так плохо, становится чуточку легче. Страдать за компанию – не то, что страдать в одиночестве.
Там, в классе, увидев Диму в дверях, он сразу посмотрел на нее. – Это все! – неслышно произнесли ее губы, но он понял. Понял, что все кончено. И для нее, и для него. И помертвел.
– Давай подумаем, что можно сделать, – сказал он, садясь рядом. – Нельзя же так сразу сдаваться.
– Ничего, – ответила она.
– Я поговорю с Леной. Может, она не знает, что у вас с ним было. У вас все было?
– Нет.
– Что же ты? А говорила, любишь.
– Струсила. Не готова была. Думаешь, это так просто?
– Надо было решиться.
– Может, и надо было. Только что бы это изменило?
– Ну, все-таки. Есть же у него совесть.
– При чем здесь совесть? Гена, все кончено! Они будут вместе! И мы ничего не можем сделать. Ничего!
И она снова зарыдала. Так горько, что у него от жалости заболело сердце. Он понял главное: она покорилась неизбежному. Она сдалась без боя. Но он еще поборется! Еще не известно, чья возьмет.
– Гена, уходи! – прорыдала Маринка, уткнувшись снова в мокрую подушку. – Не смотри на меня. Боже, как я хочу умереть! Исчезнуть, не быть. Ведь ничего не поправить, не вернуть. Уйди, прошу тебя!
– Сейчас уйду. Но прежде скажу. Послушай, что скажу. Я не знаю, что сделаю. Не знаю, как это сделаю. Но она с ним – не будет! Клянусь! Твоими слезами, подруга. Не плачь, Марина, я отомщу ему за тебя.
Она мгновенно перестала плакать и взглянула на него. И содрогнулась. Сочетание муки в его глазах и решимости, написанной на лице, заставило ее сразу поверить его страшной клятве.
– Но что ты можешь сделать? Только убить кого-нибудь из них. Или обоих. Другого способа их разлучить нет – я убеждена.
– Ты думаешь, она ему ответит?
– А ты думаешь, нет? Да она уже ответила. Я уверена на сто процентов. Я этого боялась с самого начала. Гена, это рок. Рок!
