– Не надо в магазин. И бутылок у нас нет. Садись занимайся. Ты не голодный? А то на пустой желудок заниматься бесполезно.
– Не, спасибо, я ел. Я же из дому.
Посидев около часа, Юра встал.
– Лена, у меня все ответы сошлись. Можно, я буду приходить к тебе, когда не получается? А если сам решу, то не буду?
– Конечно, Юра. Позвони, что не придешь, чтобы я не ждала.
– Да у нас телефона нету.
– Тогда ладно. Приходи, когда надо. Я после уроков всегда дома.
А Маринка в это время грызла ручку, мучаясь над Диминым заказом. Заказные стихи у нее обычно получались плохо. Фразы были какими-то плоскими – не образы, а штампы. Стихи рождались неживыми, они не трогали ее душу, хотя заказчикам обычно нравились. Но ведь это был заказ Димы, значит, надо было постараться, тем более что песня конкурсная. А ему так хотелось победить.
Юноша объясняется девушке в любви. В первый раз. Он ни в чем не уверен. Потому что, когда он уверен, то… уже можно и не волноваться. Можно даже и не объясняться, а сразу приступать к делу. Тогда и писать не о чем. Нет, он ни в чем не уверен, и потому в его словах и боль, и страх, и преклонение перед ее красотой. Да, она знает, какой будет эта песня. Все заслушаются. И он победит на этом конкурсе, обязательно победит.
Вдохновение, наконец, нахлынуло на нее, и она принялась быстро писать. Мысли опережали руку, поэтому она стала записывать только обрывки слов – потом разберется. Строки свободно рождались в мозгу. Она писала, наслаждаясь созданными ею образами, рифмами, самими словами, которые предстояло озвучить ее любимому.
Позвонил Дима:
– Мариночка, ты что делаешь?
– Пишу тебе стихи. Объяснение в любви.
– Ну и как? Ты там побольше – люблю, люблю, люблю! Слово такое красивое! Ласковое.
– Нет, Дима, этого слова здесь вообще нет. Но объяснение пропитано любовью и страхом потерять любимую. Тебе понравится. И жюри, думаю, тоже.
– Можно, я приду, посмотрю?
– Приходи, я уже заканчиваю. Сейчас начисто перепишу, а то тут такие каракули! Когда напечатаешь на принтере, один экземпляр – мне. Хорошо?
– Да хоть десять! Ну, я бегу.
Стихотворение привело его в бурный восторг. Он даже запрыгал на месте. И сейчас же унесся домой подбирать музыку.
«Даже не поцеловал как следует, – грустно отметила Маринка, – только чмокнул в щеку, и все. А я так старалась! Неужели он ко мне стал остывать?»
Действительно, после того случая… понятно, какого… они стали реже целоваться и не так страстно. Ведь инициатива всегда исходила от Димы. Она и представить себе не могла, что можно первой его обнять и тем более поцеловать. А он стал… каким-то… не таким, как прежде. Сделают они вместе уроки, погуляют, поцелует он ее на прощание – и все.
Нет, он относился к ней по-прежнему хорошо. Но что-то в этом отношении стало иным – более спокойным, что ли. А она? Она любила его все сильнее и сильнее. И он, конечно, это чувствовал. Но больше никаких попыток не предпринимал. А она не решалась дать ему понять, что уже – не против. В ее душе чувство любви созрело до такой степени, что ее постоянно тянуло к нему. Усилием воли она удерживалась, чтобы не прикоснуться к его руке, не прильнуть к груди. И когда он обнимал ее, замирала от счастья. Но это случалось все реже и реже.
Дима и сам чувствовал, что в его отношении к Марине что-то надломилось. Его любовь к ней как будто побывала в зените и, не засияв во всю мощь, стала клониться к закату. Но у него и в мыслях не было порвать с ней. В его планах они заканчивали школу, поступали вместе в институт. Потом? Потом видно будет.
И никто из них даже не догадывался, даже представить себе не мог, как круто обойдется с ними судьба.
Декабрь на южном Дону совсем не похож на декабрь срединной России. Там это обычно самый студеный месяц, тогда как на юге в декабре случаются такие денечки, когда начинает казаться, что весна перепутала месяцы и явилась задолго до срока. Хотя через неделю Новый год.
Таким выдался и тот день. Облака, много дней скрывавшие небо, разошлись, и солнышко принялось дарить горожанам чисто апрельские улыбки. Оно растопило остатки снега, и на термометре установилось плюс пятнадцать. Вовсю зазеленели почки на сирени, а из земли полезли обманутые теплом ростки травы.
Маринка встретила утро этого дня в самом радужном настроении. Накануне они с Димой испытали настоящий триумф. На бардовском фестивале «Объяснение в любви» Димина песня на Маринкины слова завоевала всеобщее признание, войдя в призовую тройку.
Как он пел! Его бархатный голос проникал в самые души слушателей. Никакая подковерная борьба вокруг жюри не помешала его песне стать призовой. Еще бы! Ведь Маринка писала ее не рукой, а сердцем.
Как им хлопали! Как целовал он ее на глазах у всех! Ему вручили замечательный приз – стереомагнитофон. Роскошный, черный, с цветными лампочками, мигавшими в такт музыке. И он тут же подарил его Маринке. Во-первых, без ее слов не было бы и самой песни. Во-вторых, у него дома уже был точно такой же – а у нее вообще никакого не было. Кроме того, одна фирма взялась выпустить диск с лучшими песнями фестиваля и уже обсудила с авторами условия контракта. Выходило очень даже неплохо – вполне приличные денежки.
По окончании концерта Диму отловил известный в городе музыкант.
– Кто автор стихов? – спросил он.
– Моя девушка, – ответил Дима. – А что, нравятся?
– Нет слов! Познакомь.
– Фиг тебе! Она только для меня пишет.
– Да ладно! А то я у жюри не узнаю.
– Смотри, не соглашайся ни на какие уговоры, – убеждал Дима Маринку. – Наобещает тебе с три короба. Помни, ты мой автор, только мой.
– Конечно, Димочка! – клялась счастливая Маринка. – Ты у меня один. Все мои будущие стихи – только твои.
Вот в таком замечательном настроении шла она солнечным декабрьским утром в школу. Шла не спеша, времени до звонка было предостаточно. Совершенно весенняя погода так подействовала на нее, что в голове сами собой стали рождаться строчки:
Декабрь, а почки зеленые,Трава молодая растет,По Пушкинской бродят влюбленные,Растаял на солнышке лед.
Она остановилась, достала тетрадь по алгебре и записала их на последней странице. Сама собой пришла следующая строфа:
Декабрь. Сквозь тучи виднеетсяДалекая голубизна.Декабрь. А сердце надеется,Что, может быть, это – весна.
«Совсем неплохо, – решила Маринка. – Надо позвонить тому редактору – может, напечатает в своей газете. Но сначала Диме покажу».
На фестивале она познакомилась с редактором «Домашней газеты», предложившим ей постоянное сотрудничество. Правда, Дима охладил ее радость, напомнив, что без его согласия она не должна никому отдавать свои стихи, чтобы их не перехватили другие композиторы.
А Дима в этот день в школу вообще не пошел. Его пригласили на телевидение, и мама-завуч без слов разрешила ему пропустить уроки. Раз такое событие!
На телевидении было здорово. Он спел им свои лучшие песни. Все – на Маринкины слова. Его долго расспрашивали о нем самом и об авторе стихов, потом снимали. Сказали, когда покажут по телевизору. А под конец попросили передать автору стихов, что жаждут с ней встречи в три часа дня.
Дима покинул телестудию в начале второго. Уроки у Маринки заканчивались четверть третьего, а в студию ей надо было к трем, поэтому он решил заскочить к ней в школу и уговорить отпроситься с последнего часа, чтоб она успела сбегать домой поесть и привести себя в порядок, – ведь ее тоже будут снимать.
Когда он примчался в ее школу, там только что закончилась перемена. Он влетел в класс. Ребята рассаживались по местам, а учителя еще не было. Рыская глазами по рядам в поисках Маринки, Дима вдруг зацепился взглядом за девушку, сидевшую у окна. Девушка задумчиво глядела на небо. Вот она перевела взгляд на Диму – и два осколка синевы переместились с неба в класс.
Дима поразился разом наступившей тишине. Как будто он очутился под невидимым куполом, в центре которого находилась девушка с небесными глазами. Звуки почти не проникали внутрь купола. Откуда-то издалека до него донеслось слово «готов!» и чей-то смех. А он все стоял и смотрел, ожидая, когда она снова поднимет на него взгляд. Вдруг ее заслонила какая-то фигура и стала размахивать руками. Он с досадой отмахнулся от нее – и тут до него дошел конец фразы «…киньте класс, урок уже начался!»
Он пулей вылетел из класса и заметался по коридорам, еще не до конца понимая, чего, собственно, хочет. Там на него налетел пацан лет двенадцати – вероятно, выгнанный или сбежавший с урока.
– Отрок, встань передо мной, как лист перед травой! – скомандовал Дима, и тот замер. Помахав перед его носом денежкой, Дима строго спросил:
– Зришь, что это?
– Десять рублей, – зачарованно ответил отрок.
– Хочешь?
– Еще бы! А что надо?
– Девушка с синими глазами из одиннадцатого «А». Быстро отвечай: кто она, как ее зовут, где живет, с кем дружит, – в общем, все, что знаешь. И бабки твои.
