Сквозь лобовое стекло, заливаемое водопадом небес, ни хрена не было видать — стеклоочистители не успевали с ним бороться — и Рыжий рискнул подкатить поближе.
— Стоять! — сразу махнули ему жезлом. — А, это ты, че шаришься по такой погоде?
Из-под капюшона торчал один нос знакомого сотрудника милиции.
— Любопытство, что тут, авария?
— Нет, председателя «Юникса» шлепнули.
— Кто?
— Тот, кто нас не боится, отчаливай, а то и тебя сейчас заметут, всех хватаем. Эдик ушел с Беспалым. Слепой взяв под мышку обрез, завернутый в тряпку, вылез у дома Олега.
— До завтра, — попрощались подельники.
Ветерок погнал тачку в гараж, а Эдик тем временем старательно обливался шампунем в ванне у Женьки на квартире. Его старший брат тоже мылся.
— Ленка! Ты меня слышишь?
— Не кричи, слышу.
— Я сейчас домой шел, по улицам милиция шлындает, нездоровое движение по-моему. Может шпана что натворила. Ты на всякий случай имей ввиду, что мы с тобой с девяти до одиннадцати у Кости на хате были, слышишь?
— Слышу, слышу.
Взяли Святого в час ночи. В отделении милиции уже находились Беспалый и Леха. Перепуганный Секретарь, не ожидавший, что первомайские жулики заворачивают так круто, тоже смолил в камере.
— Вы бы хоть предупредили, — нервно выплюнул он в парашу недокуренную «Мальборо», — я бы в Читу смылся.
— О чем тебя предупреждать?
Нугзар не ответил Олегу и натянув на черные кудри кожанку, скрючился на нарах.
— Женька, Эдик где?
— Когда меня легавые забирали, он как раз в туалете сидел. Они туда не заглянули, так что все ништяк, — так же шепотом откликнулся он.
— Секретарь, тебя где замели?
— В «Березовой роще».
— Не водись, через трое суток отпустят. Ну, а тебя, друг мой, Ветер, за какие грехи в эту сраную кадушку спрятали?
— Сам в толк никак не возьму. Двери чуть скоты не выбили и в гараж уперли..
— В чей?
— В мой, в чей же еще?
— Зачем?
— Проверяли, машина на месте или нет. На белой легковушке в Комсомольском сквере кто-то крутился, свидетели так базарят.
— Тачка в стойле была?
— А куда ей деться.
— Ничего добавить не хочешь?
— Нет.
«Отлично, не догадались, дуборезы, двигатель пощупать, а он тепленький еще был…»
— Иконников?
— Здесь я.
— Выходи, — лязгая решеткой, сержант выпустил его из душной камеры.
— Куда меня, не знаешь?
— Не разговаривать, лицом к стене, руки назад.
— Он, как страшно.
— Шагай давай, на второй этаж и моли всевышнего, чтобы тебя не арестовали.
— А если арестуют, что тогда?
— Тогда зубы золотые я тебе вышелушу, — показал сержан Святому здоровенный кулак.
— Тогда тоже молись, чтобы меня арестовали. Выпустят, обязательно выхлестку тебе зубы.
В кабинете начальника милиции на расставленных полукругом стульях сидели человек семь. Минут десять Святой объяснял, где он находился в момент убийства Maнто, после чего прокурор поселка Черноухов объявил ему, что по подозрению в совершении преступления, предусмотренного статьей сто второй, ему необходимо еще трое суток протирать штаны на нарах. Столько же получили Ветерок и Беспалый. В пять утра в камеру вошел Кот.
— Это что у тебя?
Костю чуточку поряхивало, в такой обстановке он оказался в своей жизни впервые.
— Вещи жена собрала.
— Она тебя че из дома выгнала?
— Нет, Олег Борисович, это в тюрьму.
— Ты что в тюрьму собрался, а за что?
— Начальник милиции, когда меня забирал, так Люсе и сказал, собери ему что-нибудь в тюрьму.
— Козел он, Костя, не верь ему. Среди легавых по-моему вообще людей порядочных нет, по крайней мере я таких еще не встречал. Ложись на свободные нары, а узелок под голову положь. Нагонят через трое суток, не переживай. Сынишку менты не напугали?
— Он у бабушки ночует.
— Предусмотрительно, — похвалил его Леха, — а вот у меня, суки, всех на ноги подняли.
— Закурить дайте? — вылез из под куртки Нугзар.
— Не спится на жестком? — бросил ему сигарету Женька. — Спички-то хоть есть?
— Нету.
— Лови. Дети у тебя есть?
— Есть, наверное, не знаю.
— Не женатый что ли?
— Че я дурак, пока так дают, — чиркнул он спичкой, — перестанут, женюсь. — Он глубоко затянулся вонючей «Примой» и с наслаждением выдохнул дым в закопченный потолок. — Твари бабы, мерзкие твари.
— Откуда это тебе известно? — поднялся со шконок Святой и скомкав непонятно откуда взявшуюся в хате «Забайкалку», залепил ей решку окна, дуло оттуда ощутимо и холодно.
— Ты по любви женился?
— Вопрос конечно интересный, — шутливо скорчил он рожу. — по любви, а что?
— А вот допустим изменит тебе супруга.
— Никогда.
— Не увиливай, я же говорю допустим, что тогда?
— Это от ситуации жизненной зависит. Если я на воле буду, то разобраться надо. Может заблудилась баба, накосопорила по групости, а вот если я за решеткой буду баланду жрать, а она с кем-то целоваться в это время, то это уже конечно не глупость, а подлость, можно такое и предательством назвать. Тогда выход один, камень на шею и в прорубь.
— Себе?
— Мне-то за что? Ей.
— Вот поэтому я и свободен.
— Свободен, значит одинок. Все в мире нашем двояко, есть солнце и луна, день и ночь, черное и белое, хорошие мы и плохие. Моя жена кроме радости мне пока ничего не давала, а самое главное конечно это сын, Она его родила между прочим, а не я, так что свое предназначение на этом шарике она уже вьполнила. У тебя сын есть?
— Нет.
— Поэтому ты и не знаешь, что такое счастье. Ответь мне, Нугзар, только не торопись, что ты видишь в девушке, объемно ответь.
Тот бросил обжигающий пальцы бычок под шконцы и расплылся в широкой улыбке.
— Ножки, задок, передок и грудь.
— Понятно, я в отличии от тебя не кобель, а муж, понимаешь? Нет? Тогда слушай:
предок у женщины в первую очередь для того, чтобы рожать детей, а грудь, чтобы их выкармливать, теперь понятно хоть чуть-чуть?
— Башковитый ты оказывается, — удивленно мотнул кудрями Секретарь. — Никогда о том, что ты сейчас говорил, не слышал раньше и естественно об этом не размышлял.
— Иконников, — прервал их базар, распахнувший дверь камеры, сержант, — на выход.
— Куда вы пацана в шесть утра дергаете?
— Тебя не спросили, — зыркнул из-под реденьких бровей на Беспалого дежурный. Место бывшего владельца этого кабинета, который в данное время работал у Ковалева начальником базы ОРСа, занимал ныне майор Алимов. По смуглому его лицу трудно было определить его национальность, но то что он был не русский, это точняк, русаков он не переваривал и когда сержант ввел Олега, первым вопросом Алимова был: — Русский?
