памяти заново.
— Диор лично ужинал у нас в конце каждого месяца, но однажды ему в суп попал волос…
Обернувшись на человека, я увидел, что из его глаз катится слеза. Она скользила по его щеке, отражая не только его личную боль, но и болезненную историю его человеческой семьи.
— Он пристрелил нашего отца у нас на глазах, а потом выгнал всех на улицу и спалил ресторан… — грустно произнес человек, — Спасибо вам, что отомстили за всех нас!
— Я мстил только за себя.
Мои слова звучали холодно и резко, я хотел отгородить себя от чужого горя. Но в глубине я чувствовал сочувствие к его истории. Наш общий враг создал невидимую связь между нами, но моя месть была личной, и я не мог себе позволить думать, что она могла стать чьим-то спасением.
— Слышал, вы можете исцелять болезни… — с ноткой надежды в голосе вновь заговорил солдат.
Я равнодушно поднял бровь.
— Тогда зима была, а я был самый старший, и… в общем, отдал всю одежду младшим братьям. — голос солдата дрожал, и его воспоминания оказались более трогательными, чем я ожидал. Его жертвенность и забота о братьях были похвальны, но стоили ему большой личной жертвы.
— И? - спросил я, не удерживаясь от легкого провокационного сарказма.
— Ну, понимаете, отморозил самое важное… — солдат смущенно опустил взгляд, и его лицо покраснело от стыда.
Я рассмеялся, поражаясь наивности и откровенности человека.
Демоническое зрение подтвердило, что у него и правда был дефект между ног. Я мог видеть вещи насквозь, как и людей. Видеть так, словно они были из стекла, и в этот момент я увидел его психологический шрам.
Подумав, напоследок в этом мире я все-таки решил сделать что-то хорошее просто так и щелкнул пальцами. В моих венах текла сила, способная творить чудеса.
Парень почувствовал, как между ног поднялась палатка, и его глаза округлились от удивления и радости. Его лицо озарилось благодарностью, и он был явно поражен моей способностью.
А я рассмеялся еще сильнее прежнего, чувствуя, как внутри меня возникла странная смесь удовлетворения от содеянного и иронии над ситуацией. В этот момент я понял, что всё еще способен на добрые поступки за просто так.
Медленно падали снежинки, создавая вокруг меня тихий водоворот белоснежного покоя, когда я взглянул на застывшее озеро, что полностью покрылось сияющим голубым льдом. Каждая снежинка была как маленький кристалл, отражающий множество событий прошлого. Озеро было зеркалом времени, отражая безмолвную красоту природы и одновременно мои воспоминания.
Деревья стояли в снегу, дополняя прекрасный вид снежных гор, которые возвышались величественно на фоне серебристого неба. Вид гор напоминал мне о постоянстве и неизменности природы в отличие от изменчивости человеческой жизни на этой планете.
Алтай был всё так же красив, как когда я жил здесь, заботясь о Натали и реализуя свои амбиции. Воздух был наполнен холодом, но каждый вздох напоминал мне о временах, когда мои мечты и планы казались возможными. Эта земля была свидетелем моей жизни, моих радостей и разочарований.
Домика не было, лишь голый обгоревший фундамент в руинах, на фоне пары сожженых деревьев, на которых висели качели. Это был монумент утраченным мечтам и разрушенному убежищу, напоминание о том, что ничто в этом мире не вечно.
Это место было для меня особенным, во всем этом человеческом мире.
Именно здесь, в этом забытом мире природы, я принял решение покончить с собой, чтобы отправиться на родину — в Ад. Стоя на берегу замерзшего озера, я ощущал холодный ветер, который касался моего лица, словно напоминание о моем роковом решении. Озеро казалось границей между миром живых и царством мертвых.
Не знаю, получится ли у меня насильно умертвить это человеческое тело, но попытка не пытка. В моих глазах мелькала тень сомнения и страха перед неизведанным, но одновременно и облегчение от мысли о конце бесконечной борьбы.
Больше меня здесь ничего, и никто не держит.
Мой взгляд скользил по заснеженному ландшафту, каждое дерево и каждый снежинка казались мне напоминанием о том, что мир продолжит свое существование без меня. Я ощущал себя лишним, отрешенным от всего, что меня окружало. Чуждый мне мир, населяемый чуждыми мне существами.
Подойдя ко пню, на котором я сидел, долгое время проводя в медитации и мыслях, я ощутил его шершавую поверхность под пальцами. Этот пень был свидетелем моих самых темных мыслей, моего внутреннего раздора и сомнений. Стоя рядом с ним, я чувствовал, как вокруг меня сгущается атмосфера отчаяния и решимости.
Прикрыв глаза, я стабилизировал дыхание, погружаясь в спокойное состояние мыслей. Вокруг меня царила тишина, нарушаемая лишь моим ровным дыханием и дуновением ветра. В этот момент я был полностью поглощен своими внутренними переживаниями.
Я пустил демоническую энергию по кровеносной системе, ощущая каждую часть своего тела. Эта энергия, словно холодное пламя, обожгла меня изнутри, позволяя четко определить все свои слабые места и понять, куда именно нужно бить, чтобы убить себя как можно быстрее.
Попрощавшись с этой красивой планетой, я медленно приготовился совершить последнее. В моем сердце бушевал вихрь эмоций: отчаяние, горечь, но и странное спокойствие. Вдруг, в тишине, я услышал голос… но подскочив, я обернулся, не веря своим ушам.
Голос звучал знакомо, наполненный нежностью, но как это возможно?
Не поверив своим глазам, я протер их, но картина передо мной не изменилась. Напротив меня, живая и здоровая, разве что без своих крыльев и в человеческой одежде, стояла Элли. Ее глаза смотрели на меня с удивлением и любовью.
— Ази… — прошептала она, ее голос дрожал от эмоций, — Неужели это и правда ты… мой дорогой Азаррад?
Первая сцена после титров
Тысячелетия мучений.
Бывший мафиози, чьи руки были окрашены в краски насилия и власти, стоял на краю пропасти своего существования. Каждая секунда его жизни была наполнена нескончаемым кошмаром, в котором он был как зритель, так и участник.
Подмявший под себя практически весь мир, он когда-то владел всем, что только можно было пожелать. Но теперь, в этой мрачной реальности, он стал пленником собственных демонов. Глубокие тени скользили по его исхудалому лицу, отражая мучения, которые изменили его до неузнаваемости. Его глаза, когда-то полные амбиции и решимости, теперь были пусты и потухли.
Погрузившись в тысячелетия мучений, он проживал одну и ту же историю раз за разом. Это был его собственный ад, в котором каждый новый день был не больше чем
