— Ты нужна мне.
Мы плачем вместе посреди дороги, оба в руинах.
Прижавшись губами к моему воротнику и обхватив меня руками, она прерывисто выдыхает:
— Ты мне тоже нужен. Ты всегда будешь мне нужен, но… я не могу остаться.
Боль.
Острая, неистовая боль обрушивается на меня.
Опустошение соперничает с осознанием, и оба они проникают в меня, пока я сжимаю ее, чувствуя, как ее мягкие волосы просачиваются сквозь мои пальцы.
— Солнышко…
— Я не могу, Макс, — всхлипывает она. — Я не могу остаться. Я должна уйти. Даже если это больно, очень больно, я должна это сделать. Мне нужно понять, кто я за пределами этого города. За пределами всей этой трагедии.
Я думаю обо всем, через что она прошла. Какой разбитой она была. Какой потерянной.
Думаю о ее мечтах, о ее драгоценных, выстраданных мечтах, которые она заслуживает осуществить.
Лошадиная ферма в Мичигане. Звездное небо, сияющее над ней. Тихая, простая жизнь в своем фургоне с любимыми книгами. С ветром в волосах, когда она скачет на своей любимой лошади.
Спокойная жизнь.
Жизнь вдали от всей этой боли, от всех этих печальных напоминаний.
Она не может остаться.
А я не могу уйти.
Я позволяю слезам стекать по моим щекам и капать на ее волосы.
— Я понимаю, Солнечная девочка. Я все понимаю, — выдавливаю я слова, отстраняясь и прижимаясь губами к ее лбу, в то время как мое сердце сжимается где-то между ребер. — Я знаю, что это то, что тебе нужно, — говорю я ей с сокрушительным поражением. — Мне просто нужно было поймать тебя в последний раз.
Ее лицо искажается, щеки раскраснелись и стали мокрыми, все ее тело безудержно дрожит.
— Прости меня, Макс. Мне так жаль. Я просто… Это слишком. Мне нужно время… время… чтобы исцелиться…
Я притягиваю ее к себе, глажу по волосам.
— Черт, — бормочу я ей в висок, прижимая ее к себе еще крепче. — Я знаю.
Я знаю. Я, блядь, знаю.
Это чертовски больно, но я знаю, что это правильно. Я знаю, что это то, что ей нужно, и я никогда не встану на пути ее стремления к покою.
К свету.
Даже если этот свет — не я.
— Смени номер, — выдавливаю я из себя, каждое слово как кинжал вонзается в мои внутренности. — Я умоляю тебя. Смени свой номер и удали мой, потому что, клянусь, я буду звонить тебе в минуты слабости.
Элла кивает, всхлипывая в моих объятиях.
— Не позволяй никому говорить мне, где ты. Заставь их пообещать тебе. Я приду за тобой, Элла. Клянусь Богом, я приду за тобой и никогда тебя не отпущу.
— Хорошо, — плачет она. — Хорошо.
— Я так тебя люблю.
— Я тоже люблю тебя, — прерывисто шепчет она. — Я люблю тебя, Макс.
Это первый раз, когда она произносит эти слова вслух.
И произносит их на прощание.
Каждая частичка меня вянет и увядает, как засохшая роза под палящим солнцем. Я разрушаюсь, лепестки опадают, уносимые ветром.
— Уходи, — с трудом выдыхаю я, отстраняясь. — Уходи, Солнышко.
— Макс. — Она прижимает меня крепче, целуя мою шею, щеку, волосы.
— Пожалуйста, — умоляю я. — Живи хорошей жизнью, Элла. Самой лучшей жизнью. Знакомься с новыми людьми, учись пускать «блинчики», наблюдай каждый восход и каждый закат. Найди мост и бросай палочки в ручей. Танцуй. Танцуй, независимо от того, кто смотрит. Читай как можно больше книг, составляй списки, пей «Доктор Пеппер» и катайся на лошадях до тех пор, пока не сможешь перевести дух. — Я беру ее лицо в ладони и в последний раз целую в губы. — И думай обо мне. Возьми меня с собой куда бы не пошла, — умоляю я, боль пожирает меня заживо. — Не отпускай меня, Солнышко. Никогда не отпускай нас.
Кивая сквозь слезы, она сжимает мои плечи, в ее изумрудных глазах светятся новые приключения, новые мечты, новый шанс в жизни.
— Не отпущу, — шепчет она в ответ, сжимая меня в последний раз. — Я никогда не отпущу тебя. И может быть… — Элла вытирает глаза, глядя мне в глаза. — Может быть, однажды я снова найду тебя. Может быть… мы найдем друг друга.
В ее словах теплится надежда.
Надежда на то, что когда-нибудь, может быть, мы встретимся в нужное время. Судьба вернет ее ко мне, точно так же, как это произошло через десять лет после того, как я впервые увидел ее улыбающееся, прекрасное лицо.
— Да, — выдыхаю я. — Может быть, когда-нибудь. — Я отстраняюсь и делаю шаг назад, потирая ладонями щеки и челюсть. Затем делаю рваный вдох и произношу свое последнее прощание. — Живи, Солнечная девочка.
Нерешительно, медленно она отступает, направляясь к фургону, все еще кивая, словно напоминая себе, что это правильно. И, бросив последний пронзительный взгляд, она разворачивается и бросается прочь, ее рыже-каштановые волосы развеваются у нее за спиной.
Прежде чем заскакивает внутрь, я окликаю ее.
— Элла.
Она поворачивается. Наши глаза встречаются.
— Спасибо.
Я достаю из переднего кармана чек, который она оставила для меня.
Ее последний подарок.
Второй шанс для меня. Для меня и моего отца.
Она смаргивает слезы и улыбается грустной, знакомой улыбкой.
— Не за что.
Элла запрыгивает на водительское сиденье, бросив на меня прощальный взгляд, и я смотрю как фургон увозит с собой девушку, которую я люблю. Смотрю, как она уезжает, исчезая за холмом и оставляя меня позади.
Я падаю на колени, как только она исчезает из виду.
Разбитый и обессиленный, я разваливаюсь на части посреди дороги, пока мимо пролетают машины, сигналят, объезжают меня зигзагами, люди кричат, чтобы я убирался с улицы. Я их почти не слышу. Это все фоновый шум. Отдаленный гул.
Я сижу там до тех пор, пока день не сменяется ночью, а минуты не превращаются в часы.
Дневной свет меркнет. Небо темнеет.
А я просто сижу там…
Наблюдая, как садится солнце.
«Прощай?.. О, нет, пожалуйста. Разве мы не можем просто вернуться на первую страницу и начать все сначала?»
— «Приключение Винни-Пуха», анимационный фильм компании «Уолт Дисней», 1977 год.
«Как поймать солнце» шаг четвертый: Дождаться рассвета
С восходом солнца появляется шанс начать все сначала.
ГЛАВА 43
ЭЛЛА
Два года спустя
— Элла! Ты мне нужна! Сейчас же!
Голос Натин врывается через открытую дверь моего фургона, побуждая меня к действию. Я вскакиваю с кровати, бросаю книгу на кучу подушек и бегу вниз по трем металлическим ступенькам, следуя ее отчаянному призыву. Проходя мимо конюшен и направляясь к огороженному пастбищу, я щурюсь от яркого солнечного света и замечаю ее впереди.
Сцена, которая встречает меня, хаотична. Несколько лошадей галопом носятся по загону, их паническое ржание эхом разносится вокруг нас, усиливая тревогу. На меня смотрит множество испуганных широко раскрытых глаз с белыми ободками, а копыта вздымают тучи пыли и грязи при каждом шаге. Натин стоит посередине, пытаясь схватить поводья одной особенно взволнованной кобылы, и ее низкий успокаивающий голос изо всех сил старается прорваться сквозь хаос.
— Элла. — Она поворачивает голову в мою сторону, когда я подхожу. — Нужно взять их под контроль, пока они не навредили себе или друг другу.
— Я займусь этим. — Я киваю, глубоко вдыхая, чтобы сосредоточиться. Развернувшись, я бегу в конюшню и беру несколько недоуздков и поводьев. Сначала нужно изолировать самых проблемных лошадей.
Вернувшись к месту происшествия, я открываю висячий замок на загоне, проскальзываю внутрь и закрываю его за собой.
— Начни с Индиго! Она влияет на остальных. — Натин указывает на ведущую кобылу, которая беспокойно вышагивает в дальнем конце.
Я подхожу к Индиго сбоку, избегая прямого зрительного контакта, чтобы предотвратить дальнейшее возбуждение. Используя мягкий, успокаивающий голос, я бормочу:
— Спокойно, девочка. Спокойно. С тобой все в порядке. Все хорошо.
Натин делает то же самое с другой лошадью, язык ее тела одинаково спокоен и напорист. Одну за другой, используя сочетание тихих тонов, медленных движений и знакомых прикосновений наших надежных рук, нам удается закрепить недоуздок на лошадях и отвести их в отдельные загоны. С каждой изолированной лошадью коллективная паника в загоне начинает ослабевать.
