Но к концу дня я почувствовала правду в словах Кали.
Я знала, что она права.
Я не могла заглядывать в будущее, как она и Териан, но я чувствовала эту штуку, чем бы она ни являлась. Закрывая глаза, я почти видела это, как облака, собирающиеся на горизонте.
И всё же мысль о том, чтобы потерять Лили так скоро после того, как мы её наконец-то вернули, ощущалась как просьба отрубить себе одну конечность.
Я даже начинала ненавидеть каждого, кто хотел заверить меня в том, что всё будет хорошо.
Так что к концу того первого дня я мало что говорила.
Наконец-то вернувшись на корабль и договорившись встретиться с Кали, Уйе и остальными на следующий день, я просто хотела поспать.
Ревик вернулся три с лишним часа назад, то есть, его двухчасовой период в резервуаре давно закончился. Я подозревала, что необходимость уйти ранее раздражала его, но к концу разговоров он тоже сделался тихим, так что, возможно, он испытывал свои сложности из-за Лили.
У него определённо до сих пор имелись какие-то проблемы с Кали, хотя я пыталась притвориться, что не замечаю этого. Точно так же я пыталась притвориться, что Даледжем не пялился на нас двоих большую часть того времени, что мы пробыли на том пляже.
В любом случае, к тому времени, когда я вернулась в нашу комнату в резервуаре из четырёх секций, Ревика там не оказалось. Вместо этого на прикроватной тумбочке я обнаружила записку, написанную его почерком и сообщавшую, что он пошёл поговорить с Юми.
Я даже не задалась вопросом, почему он решил увидеться с ней именно в этот день… я была практически уверена, что причина мне известна. Он всё равно периодически ходил к ней после нашего разговора в тот день.
Так что да, это не вызвало у меня вопросов.
Я больше задумывалась о том, не надо ли мне самой сходить к Юми.
Я всё ещё думала над этим, когда уснула на кровати прямо в одежде, поверх покрывала. Единственное, что я сумела снять перед тем, как отключиться — это ботинки.
***
Я проснулась от ощущения рук на своём теле, от притягивающего меня света, от пальцев, скользящих под моей одеждой и ласкающих кожу. Я лежала на боку, а когда повернулась, то увидела, что его глаза светятся настолько, что я даже различаю очертания его лица.
Прежде чем я успела что-то спросить, он поцеловал меня, и его свет был таким мягким, каким я не ощущала его недели… возможно, месяцы.
В сравнении с ним я ощущалась жёсткой, закрытой и отгороженной по краям.
Я старалась открыться ему в ответ, быть с ним, и он вновь поцеловал меня, обдувая теплом мой свет, лаская спину и бока пальцами, водя носом по моим щекам.
От одной лишь его мягкости что-то во мне начало таять.
Я начала проваливаться в него, в его свет.
Я обхватила рукой его спину…
И он вздрогнул.
Я ощутила шок боли в его свете — физической боли, а не боли разделения. Я во всех отношениях находилась достаточно близко к нему, чтобы поначалу это ощущалось как моя боль. Я дёрнулась, отпрянув и ощутив лёгкую тошноту в горле.
Ничего не понимая, я посмотрела на него.
Моё сердце сильнее застучало в груди, хотя разум ещё не успел переварить новую информацию. Мой свет заискрил, когда я встретилась с ним взглядом.
— Что случилось с твоей спиной? — спросила я.
— Ничего.
Поцеловав меня в щёку, Ревик на мгновение прижался своим лицом к моему. Боль струилась по его свету, притягивая меня. Я всё ещё пыталась привести мысли в порядок, когда он опустил губы, целуя мою шею, вкладывая свет в свой язык.
— Элли, — пробормотал он. — Расслабься. Просто позволь мне быть рядом с тобой. Пожалуйста, — он стал целовать меня медленнее, его голос был мягким, переполненным светом. — Ты приняла душ? Я всё ещё ощущаю на тебе привкус соли.
Мое непонимание усилилось.
Я потянулась к его спине, но он схватил меня за запястье, останавливая.
— Элли, — произнёс он. — Всё хорошо.
— Но что с тобой случилось? Что не так с твоей спиной?
Пару секунд он просто смотрел на меня, словно думал. Затем выдохнул, опустил свой вес на бок и улёгся рядом со мной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты ходил к Юми, верно? — повернув голову, я посмотрела на циферблат, тускло светившийся на краю его органического стола. — Ты всё это время был с Юми?
Мягко прищёлкнув языком, он поудобнее устроил своё тело на кровати. Проведя пальцами по волосам, он снова вздохнул, словно смиряясь, что придётся иметь дело со мной.
Где-то в этой паузе свет в его глазах приглушился, так что я могла видеть только его.
Его силуэт очерчивался бледным бело-зелёным светом, который лился от контура двери в основном для того, чтобы мы ни во что не врезались, если посреди ночи захотим встать в туалет. В этом слабом свечении Ревик выглядел лишь тёмной фигурой, а чёрные волосы казались лишь чуточку темнее его кожи.
— Ты действительно хочешь поговорить об этом сейчас? — спросил он.
Я уставилась туда, где находилось его лицо, и почувствовала, как боль в моей груди усиливается.
— Поговорить о чём? — переспросила я. — О чём мы говорим?
— Элли.
Он потянулся ко мне, взяв за руку. Переплетя наши пальцы, он послал в меня тёплый свет вместе с очередным импульсом боли. Я ощущала там более глубокие эмоции — печаль, нечто похожее на беспокойство, может, даже чувство вины, напряжённая насторожённость, граничащая со страхом.
— Элли… Пожалуйста. Сегодняшний день был для тебя непростым. Пожалуйста. Позволь мне попробовать помочь тебе с этим. Даже если ты до сих пор злишься на меня из-за Даледжема… или из-за того, что я не рассказал тебе, как познакомился с Кали и твоим отцом много лет назад. Тебе нужно открыть свой свет, дорогая. Это всё, чего я хочу. Я хочу ради разнообразия быть тем, кто поможет тебе. Как ты помогаешь мне.
Я пыталась впитать его слова, хоть как-то их осмыслить.
— Но где ты был? — спросила я наконец. — Куда ты пошёл?
Отпустив мою ладонь, он перекатился на спину.
Я видела, как он при этом вздрогнул.
А может, я почувствовала это в своём свете.
— Элли, — повторил он. — Пожалуйста.
— Просто скажи мне, — ответила я.
Мягко щёлкнув языком, он покачал головой, но не в знак отрицания. Я почувствовала в нём обречённость, но не угрызения совести, уже нет. Скорее, я уловила ощущение, будто он считал, что я его игнорирую, нарочно отвлекаю, избегаю того, что он говорил мне.
Но избегала ли я? Я честно не могла сказать.
Я знала лишь то, что чем дольше он лежал, ничего не говоря, тем сильнее становилась боль в моей груди. Она начала распространяться, просачиваясь ниже и глубже, проникая в мой живот. К моему горлу подступила желчь, тошнота, боль, сквозь которую сложно было думать.
Эта боль не ощущалась как разделение.
— Ты когда-нибудь занимался сексом с моей матерью? — выпалила я. — С Кали?
Я не осознавала, что собиралась задать этот вопрос.
Я правда не хотела слышать ответ.
Шок выплеснулся из его света.
— Что? Нет! Gaos, Элисон. Нет… абсолютно точно нет.
Я покачала головой, пытаясь выбросить эту мысль из головы.
— Забудь. Я просто…
— Элисон. Gaos d’ jurekil’a. Вот о чём ты думала? Почему?
Я не ответила на оба вопроса. Вместо этого я постаралась думать, контролировать свой свет.
— Юми причинила тебе боль? — спросила я наконец. — Ты попросил её об этом?
Несколько секунд Ревик не шевелился, не отводил взгляда от моего лица. Затем он покачал головой, снова прищёлкнув и проводя пальцами по волосам.
— Нет, — поколебавшись, он пожал одним плечом, поднимая взгляд на меня. — Уллиса. Я попросил её. Ну, — он слегка фыркнул. — На самом деле, я нанял её. Она не хотела брать деньги, но я настоял…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он умолк, словно почувствовав что-то в моём свете.
Я чувствовала, как он смотрит на меня в темноте.
— Элли, — произнёс он. Его голос сделался осторожным. — Она ко мне не прикасалась.
