— Обидно будет, если колечко окажется фальшивым!
— Еще бы!
Индианка вытягивает руку с переливающим всеми цветами радуги перстнем:
— Прямо огнем горит! Надо сходить в ссудную кассу, проверить.
— В одну мало: вдруг тебя обманут?
— Зайду в несколько. Если по-честному, то перстенек должен стоить около ста песо.
— А я тебе говорю, что он либо ничего не стоит, либо стоит не меньше пятисот.
— А может, мне сбегать прямо сейчас?
— Гляди, чтоб не подменили!
— Типун тебе на язык!
VII
Стоя на пороге хижины, полковник обозревает Кампо-дель-Перулеро.
— Поторопись, дружище!
Индеец выходит с малышом на руках, рядом — жена. Умоляюще, мужу:
— Когда ты вернешься?
— Кто его знает! Поставь свечку мадонне Гваделупской.
— Целых две поставлю!
— Тем лучше!
Прижавшись густыми усами, Сакариас поцеловал сына и передал его индианке.
VIII
Берегом большого оросительного канала полковник и Сакариас дошли до Посо-дель-Сольдадо. Там Сакариас столкнул в воду свою пирогу, увязшую в тине, и под прикрытием высокого камыша и цветущих лиан беглецы поднялись вверх по каналу.
Книга вторая
Перстень
I
«Ссудная касса Кинтина Переды». Индианка застыла перед витриной, сверкавшей серьгами, булавками и браслетами и задрапированной домотканым холстом и сарапе, с развешанными на них пистолетами и кинжалами. Как завороженная, разглядывала она это великолепие. За ее спиной, в складках шали, как в гамаке, качался ребенок. Рукой она стирала со лба пот, подбирала и приглаживала спутанные волосы. Робко протиснувшись в дверь, искательно затараторила:
— Добренького вам здоровья, хозяин! Шли мимо и думаем: дай зайдем? Пусть хозяин немножко заработает. Уж больно вы славный и хороший человек! Взгляните на этот чудесный перстенек!
Положив смуглую руку на прилавок, индианка пошевелила пальцем, на котором было кольцо. Кинтин Переда, почтенный гачупин, опустил на колени газету, которую перед этим читал, и вздел очки на лысину:
— Хочешь заложить?
— А сколько дадите? Редкий перстенек! Глядите, как сверкает!
— Уж не хочешь ли, чтобы я оценил его на твоем пальце?
— Вижу, вижу, хозяин, что вы не промах!
— Кольцо надо испытать царской водкой, а камешек взвесить и измерить!
Индианка сняла кольцо и почтительно передала его в цепкие когти гачупина:
— Посмотрите и назначьте цену, господин Передита.
Облокотившись на край прилавка, она внимательно следила за действиями ростовщика, который, повернувшись к свету, разглядывал кольцо в лупу.
— Кажется, я уже видел этот перстенек.
Индианка встревожилась:
— Кольцо не мое. Меня попросили одни знакомые… они попали в беду и…
Ростовщик, притворно хихикнув, снова принялся разглядывать перстень.
— Так, так, колечко это бывало тут, и не однажды! Уж не подтибрила ли ты его?
— Зря вы возводите на меня напраслину, хозяин!
Ростовщик спустил очки на переносицу и с иудиным смешком сказал:
— Сейчас проверим по книгам, на чье имя оно было заложено прежде.
Сняв с этажерки толстую тетрадь, гачупин принялся ее листать. Это был злобный старикашка, сотканный из слащавости и коварства, лжи и трусливой недоверчивости. В ранней юности он покинул родину и природную свою жестокость быстро приукрасил профессиональной подозрительностью и креольским притворством. Сдвинув очки на лоб, он поднял голову:
— Полковник Гандарита заложил этот камень в августе… выкупил — седьмого октября. Если хочешь, можешь получить за него пять соль.
От неожиданности индианка запричитала, прикрывши рукою рот:
— Хозяин должен дать мне столько, сколько он давал полковнику.
— Не валяй дурака! Даю тебе пять соль только для того, чтобы ты хоть что-нибудь заработала на этом. Говоря же по чести, я должен был бы немедленно позвать сюда полицию.
— Этого еще не хватало!
— Кольцо тебе не принадлежит. Не исключено еще, что я вынужден буду вернуть его хозяину, который может потребовать его по суду, а стало быть, плакали мои пять соль. Как видишь, оказывая тебе услугу, сам я могу остаться в дураках. Бери-ка лучше три соль и мотай отсюда.
— Да вы, хозяин, смеетесь надо мной?
Ростовщик, облокотившись на прилавок, раздельно и внушительно произнес:
— Послушай, я могу арестовать тебя немедленно.
Индианка с ребенком за спиной отшатнулась от стойки, схватилась за голову и, пронзительно глядя на ростовщика, воскликнула:
— О, мадонна Гваделупская! Да я ведь сказала, что кольцо не мое. Меня прислал сам полковник.
— Это еще надо доказать! А пока возьми-ка свои три соль и беги отсюда.
— Верните мне кольцо, хозяин.
— И не подумаю! Забирай деньги и уходи, а если я ошибся и ты не воровка, то пусть явится сюда хозяин кольца, и мы договоримся. Кольцо же пусть покамест побудет у меня. Фирма моя надежная, и кольцо не пропадет. Вот деньги и чтобы духу твоего тут не было!
— Вы издеваетесь надо мной, хозяин!
— Издеваюсь? Да знаешь ли, что я обязан задержать тебя и препроводить в тюрьму!
— Зря вы оговариваете меня, хозяин. Полковник сейчас в нужде и ждет меня с деньгами. Коли не верите, то давайте кольцо обратно. Христом-богом прошу, хозяин, верните кольцо… вы же справедливый человек…
— Не вынуждай меня поступать по закону! Либо бери свои деньги и убирайся, либо я немедленно зову полицию!
Индианка, не выдержав, взорвалась:
— Гачупин и есть гачупин!
— Да, я гачупин и горжусь этим! Гачупин не может потворствовать воровству!
— Когда не ворует сам!
— Ох, допляшешься ты у меня!
— Обманщик!
— Видно, придется спустить с тебя свинячую твою шкуру!
— Ну и рождает же земля таких проходимцев!
— Не смей порочить мою родину, вот я тебя!
И с этими словами ростовщик поднырнул под прилавок и предстал перед индианкой с хлыстом в руке.
II
Стесняясь и робея, к дверям заведения почтенного гачупина подошла парочка: Слепой Сыч и его поводырь, бледная, понурая девушка. На красной дорожке остекленного тамбура они остановились. Слепец спросил:
— Кажется, там кто-то скандалит?
— Какая-то индианка.
— Видать, некстати мы попали!
— Как знать!
— Зайдем-ка лучше попозже.
— А если снова нарвемся на скандал?
— Давай подождем.
На их голоса вышел хозяин.
— Проходите, проходите, прошу вас! Наконец-то принесли должок за пианино? Пора, пора! За вами уже три взноса.
Слепой шепнул:
— Солита, объясни хозяину наше положение и чего мы от него хотим.
Понурая девица грустно вздохнула:
— Мы хотим узнать, сколько мы задолжали, чтобы расплатиться…
Гачупин ехидно усмехнулся:
— Одно дело расплатиться, другое — желание расплатиться. Вы и так замешкались с уплатой. Конечно, я всегда почитал своим долгом входить в положение клиентов, даже тогда, когда это мне самому шло в ущерб. Таковы были и будут мои принципы, но теперь, когда с этой революцией все пошло шиворот-навыворот и торговля пришла в упадок — уж извините! Обстоятельства никак не позволяют пойти вам навстречу и отсрочить уплату. Хотите представить новый залог?
Слепой Сыч наклонился к дочке:
— Объясни же ему наше положение, Солита! Постарайся уговорить его.
Глотая слезы, Солита начала:
— Не смогли мы собрать нужных денег! Мы очень просим вас подождать еще полмесяца…
— И не проси, красавица!
— Только пятнадцать дней!
— Мне жаль, но больше ждать я не могу. Надо и о себе подумать, дочь моя, своя рубашка ближе к телу. Если не заплатите, то, как мне ни жаль, я буду вынужден инструментик отобрать. Быть может, вы все же должок вернете? Взвесьте, обдумайте все хорошенько!
Слепой схватился за плечо Солиты:
— Значит, мы потеряем и то, что уплатили ранее?
Медоточивым голосом ростовщик подтвердил:
— Разумеется! Мне же придется раскошелиться на перевозку да на настройку.
Слепой потерянно пролепетал:
— Обождите, хозяин, еще деньков пятнадцать!
Все с той же медоточивостью ростовщик упорствовал:
— Никак не могу! Доброта и так меня губит! Хватит! Я вынужден растоптать добрые чувства во имя спасения торгового своего детища! Стоит разжалобиться — и я нищий… пойду с протянутой рукой! До завтрашнего утречка я еще могу подождать, но больше — увольте. Постарайтесь обернуться. Идите и не теряйте попусту времени.
Солита взмолилась:
— Господин Передита, прошу вас, дайте нам еще всего две недели!
— Не могу, красавица! А уж как бы я хотел тебе услужить!
— Не подражайте вашим землякам, господин Передита!
