- Не говори глупостей! Ничего ты не седая, - поцеловал Мишель ее в висок. – Но, на всякий случай, я люблю тебя не за цвет твоих волос, - рассмеялся он.
Мари положила голову к нему на плечо по старой своей привычке и стала перебирать пальцами его мягкие пряди. Господи! Ведь она не думала о том, что им доведется еще когда-нибудь вот так сидеть здесь, на этом месте. Вот так – касаться друг друга. Вот так – принадлежать друг другу. И она сама чуть все не разрушила.
- Ты простишь меня? – тихо спросила королева.
- Простить тебя? – переспросил Мишель – Если для тебя это важно, я простил тебя. Давно. Когда сидел один… здесь… без тебя, - он долго молчал. – Но я тоже должен попросить у тебя прощения. Ты поверила в то, что увидела… значит, я что-то делал неправильно… Прости меня, Мари.
Она только покачала головой, будто услышала самую большую глупость в мире.
- Нет! Это я ужасная! Отвратительная! Капризная, глупая, ничего не умею! Вечно попадаю в дурацкие ситуации! А теперь еще и толстая! Как меня можно любить? И я ужасно боюсь… вдруг ты поймешь, что ошибся тогда… Я думала, что ты это уже понял…
Мишель весело рассмеялся.
- Тебя можно любить очень сильно, - насмеявшись, сказал он. – Ужасную, капризную неумёху.
Она очень серьезно посмотрела на него. Было в ее взгляде что-то такое, чего не было никогда раньше. Что-то очень важное, что случилось в этот момент.
- Мишель, - тихо сказала она, - там, на Горе Спасения, я подумала… А ведь если бы что-то с тобой случилось… я бы умерла… Пожалуйста, никогда больше не отправляй меня никуда в одиночестве. Где бы ты ни был, я должна быть с тобой.
- Обещаю тебе, - он нежно коснулся щеки Ее Величества, - мы всегда будем вместе.
Они не знали, сколько прошло времени. Казалось, что оно остановилось. Но за окном начался неминуемый рассвет, в комнате быстро светлело. День обещал быть солнечным. Праздничным. И Мишель вдруг вспомнил:
- Мари! Ты не знаешь, Конфьяны здесь? Они тоже должны узнать о проделках Петрунеля. Маркиз с его богатым воображением наверняка придумал себе такого, чего и в нескольких канцонах не расскажешь!
- Я о них совсем забыла, - пробормотала Мари, выныривая из своего состояния полудремы. Она была спокойна и счастлива, глядя, как солнечные лучи, проникая в огромные окна, касаются лица короля Мишеля. И никак не могла понять – откуда в ней столько любви? Разве может быть столько любви? Разве может любовь становиться больше с каждым днем?
Она сладко потянулась и, окончательно сбрасывая с себя это ночное умиротворение, быстро поцеловала мужа в щеку и легко соскользнула с его колен, будто бы не носила впереди себя внушительный живот.
- Еще очень рано. Давай подождем с поисками твоей маркизы до завтрака, - проворковала Мари и показала ему язык.
Мишель, улыбаясь, поднялся за ней.
- Я могу сходить один. По дороге скажу Барбаре, чтобы Полин принесла тебе завтрак.
- Маркизы тебе мало? Еще и Полин? – засмеялась Мари. – Или, может быть, Барбара? Нет уж, пойдем вместе. Если считаешь, что они довольно выспались, чтобы вытащить их из кроватей, то так тому и быть, хотя я считаю…
В этот момент ее тирада была прервана лошадиным ржанием во дворе. И до них донеслась не менее смачная тирада конюшего, отдававшего распоряжения бестолковому Филиппу. Мари, схватив мужа за руку, торопливо засеменила к окну, где разворачивалась прелюбопытная сцена.
- Велено же было отправить за Игнисом человека? – бушевал конюший. – Велено! Так какого черта, дурья твоя башка, коня до сих пор здесь нет? Что сказать Его Светлости?
- Так болен конь! – возражал Филипп. – Куда его гнать-то в такую погоду. Да и я дурак, что ли, чтобы в ночь ехать?
- Велено было – к утру собрать все!
- Так это уже не ко мне! И даже не к вам!
- А что я Его Светлости скажу?!
Мишель немедленно оторвался от окна и посмотрел на Мари.
- Видишь! Идем скорее. Мы можем опоздать, и они уедут. Это вполне в духе маркиза, - заявил король, решительно потащив жену за собой. – А потом я тебе обещаю, мы будем есть хоть целый день. Тем более, сегодня Рождество!
- Главное – береги нос, - засмеялась Мари, следуя за своим мужем.
