Сердце Ремизова стучало ровно, взволнованно и счастливо, его жизнь снова пришла в движение, приближая его к реальному миру, снова обретала потерянный смысл. Мгновения отпуска чудесны, но это – крупицы воспоминаний, разбившихся, как стекло. Он снова становился командиром роты. Он возвращался.
* * *
На третий день прозябания в Тузеле среди зимней сырости и тоски жизнь оказалась бесцветной. Одна за другой обрывались все нити, связывавшие Ремизова с обычной, обыденной человеческой жизнью. С той жизнью, в которой дети ходят в школу за знаниями и хорошими оценками, в которой взрослые трудятся на благо страны и зарабатывают свои невеликие деньги, в которой есть место для счастья и для грусти, а завтрашний день полон надежд. Но нет. Он – песчинка среди океана песка, и гонит его низовой ветер-афганец в промерзшую пустыню, где сквозь поднявшуюся пыль еле виден холодный белый диск чужого солнца. И он сам, и все, кто рядом с ним, чернорабочие, шахтеры самой заурядной и никому не нужной войны, и вот уже третьи сутки эти несколько сотен человек ждут отправки на свою вахту, устало всматриваются в низкое февральское небо. Свет и тепло этой жизни утомили их.
Зря он так обошелся с Аленой. Напрасно. Надо ценить людей. Даже случайных. Что имеем, не храним, потерявши – плачем. Но какая же она горячая! О-о, эти бессовестно торчащие соски! Умопомрачительно. Прикрыв глаза и снова представив женщину, распростертую среди белых пахнущих лавандой простыней, Ремизов почти застонал от нахлынувшего наваждения. Вчера он был чертовски пьян. Сегодня, сейчас она бы его не упрекала, он бы показал, на что способен. Ладно. Все глупо, конечно, все глупо. Никогда не жалей о вчерашнем дне, напротив – возьми из него все самое обидное и злое, запомни навсегда, чтобы каждый раз завтра и послезавтра, отталкиваться от него и никогда больше не повторять ни старых обид, ни старого зла. Если сейчас не будет вылета, отправлюсь к ней, в ее супермодное ателье, Ремизов удовлетворенно открыл глаза, уж как-нибудь найдем свободное помещение и крепкий рабочий стол.
Внезапно заговорили динамики, приглашая первых девяносто человек из тех, кто присутствовал на утренней перекличке, пройти пограничный контроль. Не дослушав последних фраз, ожил человеческий муравейник.
– Всем прошедшим утреннюю перекличку… Вылет борта…. Четырнадцать ноль-ноль.
– Куда?
– Куда-куда, все туда же. В Афган.
– Ну наконец-то домой.
– Я тут запарился, пока дождался…
– А я еще вчера все деньги пропил, мне теперь назад дороги нет.
– Но куда все-таки борт?
– Еще объявят.
– Какая разница?
– Как это, какая разница, мне в Кабул надо!
– Куда надо, туда и попадешь.
Строгий пограничник пронзил Ремизова немигающим взглядом, поставил в служебном паспорте штамп – граница пройдена. На таможне на ровном месте возникло препятствие в лице еще одного хранителя государственных пределов.
– Оружие? Наркотики? Валюта?
– Ничего нет.
– Спиртное?
– Шампанское, коньяк, две бутылки водки.
– Из крепких напитков к провозу разрешено всего две бутылки. Выбирайте.
– Командир, у меня в роте восемь офицеров и прапорщиков, я сам – девятый.
– Не положено.
– Но будь же человеком.
– Не положено.
Ремизов в недоумении обернулся к очереди, что стояла за его спиной и ожидала прохождения таможни.
– Мужики, водка нужна кому?
– Своего добра хватает, – загудели сзади, а кто-то в подтверждение слов, запрокинув голову, пил прямо из горлышка, избавляясь от излишков.
– Вот ведь жлобье, своих душит, над святым глумится. – Народ в карман за выражениями не лез.
– Ага, контрабанду нашли.
– Русский наркотик.
– Таможня думает, что мы ему презент сделаем.
– Так что делать-то?
– Что делать? Показываю. – Стоявший сзади капитан взял у Ремизова бутылку и резко, без замаха, ударил ею о край чугунной урны, что была неподалеку. – Вот так!
– Прекратите нарушать порядок! – взвился возмущенный таможенник.
– Делай свое дело и не выступай. – За спинами офицеров еще одна бутылка превратилась в урне в горку битого стекла, источающую резкий водочный запах.
– Я вызову комендантский патруль.
– Вызывай.
– А еще лучше, давай с нами. Там, за речкой, и развлечемся.
«Ил-18» взял курс на юг, а точнее, на Кабул. С виду обычный пассажирский самолет, если бы не звезды на хвостовом оперении и плоскостях, которые прямо указывали, что самолет принадлежит военно-воздушным силам, в остальном – никаких отличий. Внешне обычный гражданский лайнер, элегантный, медлительный и безобидный, внутри стюарды привычно развозили минеральную воду и лимонад, подголовники на креслах сверкали отменной белизной, а кондиционеры разогревали остывший за время стоянки салон. Все соответствовало уровню международных авиалиний, но Ремизова это немало удивило, потому что в январе его нес домой в своем чреве обыкновенный армейский «грузовик», который из услуг предлагал только стремительный набор высоты и такой же стремительный заход на посадку, больше напоминавший пикирование.
Половина пассажиров летели в Афганистан впервые, их легко отличить и по повседневной форме, которую в воюющей стране никто не носил, но, прежде всего, по сосредоточенному или обеспокоенному выражению лиц. Они, как десантники, готовились к своему первому прыжку, торопили свой час икс, когда вспыхнет красный сигнал и откроется люк. Впереди их ожидали два года неизвестности, и кто-то же должен был им сказать, что это совсем нестрашно. Рядом с Ремизовым в креслах расположились пятеро таких первооткрывателей, одна из них женщина. То, как суетливо они себя вели, выдавало их с головой, но именно это вызывало у него покровительственную улыбку и даже сочувствие. По сравнению с ним, старым воином, они были еще только призывниками.
– Я ничего не смогу объяснить, пока вы сами не почувствуете, насколько там, в Афганистане, все проще. Люди другие, отношения более открытые, любые вопросы решаются легче, чем в Союзе. Дело в том, что там нет чужих, там все свои. Ну?
Пять спутников Ремизова в ответ вежливо переглянулись – так не бывает.
– Хорошо, приведу пример. Приходишь в магазин, в кассы, в райисполком, куда угодно, решать свой вопрос. Тебе в ответ – приходите завтра, а лучше вообще не приходите, не мешайте работать. На тебя смотрят скорбным взглядом, ты – помеха, препятствие, ты – мелкий человек и никому не нужен. Здесь же другой мир, здесь у людей совершенно другая психология, один за всех и все за одного. – Утомившись объяснять такие элементарные вещи, Ремизов махнул рукой, но эмоциями доводы не заменишь, труднее всего объяснить то, что очевидно. – Сами все почувствуете. Там люди друг другу рады, вот что важно. Это же в воздухе витает.
Когда через час полета старший стюард вошел в салон и объявил, что они пересекли государственную границу СССР и находятся над территорией Афганистана, по салону прокатился легкий шелест, словно за их спинами опускался невидимый, но и непроницаемый занавес. Объединенные интернациональной идеей, приказом министра и дюралевым корпусом самолета, они вступили в магический круг судьбы, где право на жизнь требовалось доказать, и Ремизов, знавший это точно, почувствовал, как по его телу пробежала волна знакомой бодрящей дрожи. Пятеро его спутников на мгновение оцепенели – вот оно, свершилось! – а потом все вместе уставились на него в ожидании новых объяснений. Между тем в разных уголках салона уже послышались характерное звяканье посуды и возгласы перезревших оптимистов, словно бабочки еще яростнее взмахивали крыльями по мере приближения к гибельному огню.
– Может, и мы грамм по пятьдесят? Такое событие, на самом деле! – Прапорщик из их компании легко поддался на провокацию, и на волне нахлынувших эмоций достал бутылку «Золотого кольца». Он был торжественно взволнован, его распирало чувство свободного человека, свершившего невероятный шаг в своей жизни.
– Побереги лучше. Прибудешь на место, ребят угостишь.
– Я первый раз из дома уехал, первый раз границу пересекаю!
– Как же ты в роту придешь с пустыми руками?
– У меня еще есть, на самом деле.
– Вот и представишься, как положено.
– Я представлюсь, за мной не заржавеет. Но сейчас… – Прапорщик набрал воздух в легкие, заблудился в перепутанных мыслях, в словах. – Но сейчас я хочу выпить вместе с вами, мы же эту границу вместе пересекли. Артем, скажи что-нибудь.
– Ладно, скажу. – Они разлили водку в металлические стопки. – За то, чтоб всем нам, когда придет срок, пересечь эту границу в обратном направлении в полном здравии.
В салоне снова появился стюард, сначала на него не обратили внимания, а потом все дружно умолкли. От него ждали известий и не обманулись. По условиям погоды борт совершит посадку в Шинданде, ни один другой порт не принимает, а возвращаться после стольких отложенных рейсов они не могут. Задача экипажа – высадить пассажиров в Афганистане, дальше они сами разберутся.
