Королева учтиво, но достаточно холодно приветствовала вернувшегося Роберта и не пригласила его побеседовать наедине. Он ответил ей такой же учтивой улыбкой и держался на расстоянии.
– Между вами действительно все кончено? – спросила брата Мэри Сидни, поглядывая то на него, то на Елизавету, которая сидела и наблюдала за танцующими.
– А что, по мне не видно? – ответил он раздраженно.
– Думаю, вам уже не придется встречаться наедине. Вряд ли ты теперь решишься подойти к ней, – вздохнула Мэри. – Представляю, какие чувства ты сейчас испытываешь.
– Никаких, – коротко ответил он. – Мертвые не страдают. Можешь считать меня живым покойником. Каждое утро я просыпаюсь и знаю, что уже ничего не прошепчу ей на ухо, не коснусь ее руки. Я больше не могу прервать их разговор с Сесилом и предложить ей покататься верхом, отвести ее в сторону даже для самой невинной беседы. Каждый день я приветствую Елизавету как абсолютно чужой ей человек и вижу боль в ее глазах. Каждый день я раню ее холодностью, а она разрушает меня своей. Мне везде одинаково плохо: и вдали от двора, и здесь. Эта отстраненность убивает нас обоих, а я не смею шепнуть ей ни одного нежного слова. – Роберт посмотрел на ошеломленную сестру, затем снова перевел взгляд туда, где сидела королева. – Она ведь совсем одна. Я же вижу: Елизавета держится из последних сил. Она напугана, и я ничем не могу ей помочь.
– Напугана? – повторила Мэри.
– Наша королева боится за собственную жизнь, за судьбу Англии. Представляю, как ее ужасают грядущие битвы с французами. Королева Мария пыталась воевать с ними и потерпела поражение, испортив собственную репутацию. За эти годы они стали еще сильнее, чем были. Война теперь будет происходить не на их земле, а на английской.
– Как по-твоему, какую линию действий она выберет?
– Будет тянуть время, насколько возможно, – предсказал Роберт. – Но французское подкрепление все равно достигнет Шотландии. Они разобьют протестантов, осаждающих Лейтский замок. О том, что может случиться дальше, и думать не хочется.
– Что ты намерен делать?
– Любоваться ею издали, молиться за нее и терзаться смертной мукой.
К середине ноября произошло то, чего так боялся Сесил. Усыпив бдительность осаждающих, силы регентши открыли ворота Лейтского замка и атаковали протестантов. Те были вынуждены отступить к Стирлингу. Войска регентши вновь заняли весь Эдинбург. Шотландским протестантам было нанесено сокрушительное поражение.
ЗИМА 1559/60 ГОДА
На зиму Эми вернулась к мачехе в Стэнфилд-холл, тот самый дом, где провела отрочество. Она ехала по мокрым дорогам. Дул холодный ветер. Свинцово-серые дождевые тучи почти цеплялись за коричнево-бурые холмы, напоминавшие куски прохудившейся домотканой материи. Солнце, столь докучавшее ей в августе, теперь вообще не показывалось. Эми путешествовала одна, без сопровождающих, плотно надвинув капюшон дорожного плаща и опустив голову.
Она не знала, когда увидится с Робертом. Да и зачем ему ехать в Норфолк, где он испытал столько унижений? К кому? К опостылевшей жене? Пусть ему теперь и нельзя миловаться с королевой так, как летом, он остается придворным со своим кругом обязанностей. Роберт наверняка уже занят подготовкой к рождественским празднествам: маскарадам, охоте, спектаклям и иным развлечениям, которыми двор станет тешить себя в течение долгих двенадцати дней. Придворные будут привычно улыбаться, говорить любезности Елизавете и думать, что это последнее Рождество при ее правлении. Если трон под ней зашатается, Роберт будет одним из немногих, кто сохранит ей верность до конца. Не только потому, что утрата власти Елизаветой означала бы и новый крах семейства Дадли. Роберт действительно любит эту беспринципную, распутную женщину. Пусть волею обстоятельств их отношения прервались, свидания проходят только на глазах придворных, но Елизавета была и остается его единственной любовью.
– Я не виню его, – шептала Эми, стоя на коленях в Сайдерстоунской приходской церкви.
Ее глаза были привычно устремлены к алтарю, с которого успели снять распятие. Пустовал и цоколь, где еще год назад стояла статуя Девы Марии, простирающей в благословении каменную руку.
– Я не виню его, – шептала Эми, обращаясь к пустым пространствам, оставленным для молящихся новым священником, сторонником Елизаветы. – Я не хочу осуждать ни его, ни ее, ни вообще кого бы то ни было. Я должна освободиться от своего гнева и горя, отпустить супруга. Пусть уходит к другой женщине и любит ее больше, чем когда-то меня. Я должна изгнать из своего сердца всю ревность, боль и отчаяние, иначе эти чувства меня разрушат. – Она уронила голову на ладони. – Боль в груди не утихает ни на минуту, свербит днем и ночью – это моя душевная рана. Она пронзает мне сердце, будто копье. Чтобы исцелиться, я должна простить его. Всякий раз, когда меня охватывает ревность, боль вспыхивает с новой силой. Я заставлю себя простить его, даже ее, найду в себе силы это сделать.
Эми подняла голову и посмотрела на алтарь. На его каменной поверхности оставался слабый след от распятия, когда-то стоявшего там. Эми закрыла глаза и стала молиться, представляя, что распятие по-прежнему находится на алтаре.
– Я не поддамся ереси. Пусть он приедет и скажет, что она передумала и готова выйти за него… Даже тогда я не дам согласия на развод. Нас с Робертом соединил Бог, и люди не в силах нас разлучить. Я это понимаю. Он – тоже. Наверное, даже она, грешная и жестокосердная, думает так же.
В громадных дворцовых покоях Сесила было холодно, однако лоб главного советника королевы покрывала испарина. Он трудился над письмом, адресованным Елизавете. Это не был очередной меморандум с пронумерованными пунктами. Более того, письмо не предназначалось для непосредственного вручения королеве. Вначале оно должно было отправиться с надежным человеком Уильяма в Шотландию, к лордам-протестантам. Получив его и переписав слово в слово, будто оно составлено ими самими, те отправят это послание обратно, непосредственно королеве. Хитроумный замысел Сесила имел своей целью поторопить Елизавету с отправкой английской армии в Шотландию.
Видя, что осаждающие потеряли бдительность, французский гарнизон в Лейте вышел через подземный ход и наголову разбил шотландцев. Герцог Арранский – главная надежда Сесила – пришел в полное смятение. Милый мальчик запоздало сообразил, что это не игра в солдатики, где можно расставить опрокинутые фигурки и все начать заново. Его охватила бешеная ярость, быстро сменившаяся полной растерянностью и детскими слезами. Сесил запоздало чесал затылок, ругая себя за то, что сделал ставку на неопытного Джеймса Гамильтона. Всякая перспектива его брака с Елизаветой и объединения двух стран отпала сама собой. Несостоявшийся полководец был близок к помешательству. Шотландские лорды остались без предводителя. Если Елизавета не окажет им поддержки, это будет означать, что друзей у них нет, они брошены на произвол судьбы. Когда французское подкрепление достигнет Шотландии и сойдет с кораблей, отступление протестантов превратится в их разгром. Вчера из Парижа приехал трясущийся от страха сэр Николас Трокмортон и сообщил, что нормандские порты забиты кораблями, французские солдаты вооружены до зубов и готовы отплыть, едва только подует попутный ветер. По словам посла, французы не скрывали своих замыслов вначале завоевать Шотландию, а затем двинуться на Англию. Они были полностью уверены в скорой и почти бескровной победе.
