плечи, так и не осмелившись взглянуть ему в лицо, и заговорила негромко, сбивчиво:
— Прости меня, пожалуйста… Понимаю, что ты вряд ли… Но все равно. Я очень виновата, надо было тебе обо всем рассказать сразу. Но ты бы все равно не поверил, а если поверил бы — ушел, и… А я… Это же медведи пару на один раз выбирают, а я ведь человек, я так не хочу. И страшно было… А потом… И ты… — Глаза уже пекло, слезы душили, и слова приходилось выталкивать сквозь сдавленное сдерживаемыми рыданиями горло. — Этой земле обязательно нужен хозяин, ей без него плохо, а если бы я не справилась… Детей-то у меня нет, значит, и род бы прервался. А так нельзя. Тебе бы Джия все объяснила, а я… — она запнулась, потому что он не ругался, не перебивал, а только стоял рядом и буравил взглядом. Быстро утерла щеку запястьем. — Я очень перед тобой виновата. Знаю, это было очень подло, и…
— Подло? — выцедил он сквозь зубы. Анна зажмурилась и закусила губу, совсем опустив голову. — Дура, — прорычал, схватил ее за плечи, встряхнул. — Какого… ты одна поперлась? Сдохнуть красиво решила? Чтоб колдуну проще было?
Он ругался, перемежая слова бранью, и это само по себе уже было странно и дико — слышать от сдержанного и вежливого охотника такие выражения. Анна судорожно вздохнула и обхватила себя руками, чувствуя, что начинает знобить — то ли от слез, то ли от холода, то ли от пережитого страха.
— Прости, пожалуйста, я… Я так испугалась… — пробормотала она совсем тихо и — разрыдалась.
Глава 16. Легенда дикого востока
Мгновение Дмитрий стоял, продолжая держать ее за плечи, а потом длинно, протяжно вздохнул и привлек к себе, обнял крепко. Девушка отчаянно прижалась в ответ, цепко обхватив его за талию. Он казался не просто теплым — горячим, а ее уже била крупная дрожь.
— Так нечестно, — устало пробормотал Косоруков несколько мгновений спустя. — Я не могу ругаться, когда ты ревешь и трясешься. Ты же серьезная, взрослая, опытная. Хозяйка, — он хмыкнул. Горячая тяжелая ладонь легла ей на затылок, погладила вниз до лопаток, и Анна особенно надрывно и судорожно всхлипнула. — Чего реветь-то?
— П-прости, я… Я такая дура, — всхлипнула она, щекой прижимаясь к его груди. От него пахло мокрой шерстью и дымом, лесом и запекшейся кровью. Запах успокаивал. — Я больше не буду. Я думала…
— Думала она, — передразнил он недовольно. — А спросить? Ну ладно, в шаманов я не верил, тут… Черт, да я до сих пор поверить не могу. Но если бы ты на моих глазах в медведя превратилась, это сложновато отрицать.
— Я боялась, что ты после этого уедешь, — прерывисто вздохнула она. — И я снова останусь одна…
Поутихшие было слезы опять отчаянно защипали глаза. В это страшно было поверить, но, похоже, Дмитрий злился не так сильно, как она боялась. Иначе он вряд ли бы вот так стоял, грел своим теплом и негромко ворчал. И вообще, кажется, сильнее всего его зацепило не то, что случилось с ним самим, а то, что она одна ушла к колдуну. Наверное, это значило что-то хорошее, правда?
С минуту они так и простояли: Анна всхлипывала на груди у мужчины, выплакивая страхи, сомнения и стыд, а он медленно гладил ее по волосам и чувствовал, как от всего происходящего пухнет голова. Она даже болеть начала; у висков тяжело пульсировало и эхом отдавалось в затылке.
— Вот что с тобой делать, а? — спросил Дмитрий наконец. — Пороть уже, наверное, не поможет…
— Жениться? — тихо, смущенно предположила она. Мужчина в ответ расхохотался, а она немного отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. В груди ощущалась невыразимая легкость: неужели совсем не злится? Обнимает, смеется. — Ну то есть это я должна, после всего того, что натворила. Как честная женщина…
— Вот уж и правда — хуже беса, — усмехнулся он. Собрал ей волосы на затылке в горсть, придержал, словно намеревался поцеловать, но — передумал, выпустил и спросил о другом. — Это оборотничество вообще можно контролировать? И горожане все знают, что ты в медведя превращаешься?
— Это не оборотничество, оборотней не бывает, — возразила она, пытаясь проглотить досаду.
Не злится. Но обиделся. Не так сильно, как она боялась, но. Но, наверное, шанс заслужить прощение у нее есть? Очень хотелось верить. Придумать бы только, как это сделать…
— Да ладно? — насмешливо ухмыльнулся мужчина. — И в чем тогда разница? Ладно, к бесу, — он тряхнул головой. — С этим потом разберемся. Так что, местные все знают?
— Все, кто из своих, городских, да, — призналась она, опять смущенно опустив взгляд.
— Ага, то есть это у вас обычное дело, регулярно людей в медведей превращать? По мере надобности. И хозяином меня…
— Нет, не поэтому, — вскинулась она. — Я об этом не соврала, горожане так из-за меня говорили, потому что я с тобой… к тебе… Вот и решили, что мы… Двоедушие у нас в семье передается по наследству, а так, чтобы кто-то еще, этого раньше не было. Мне Шаоци сказал тогда, у заимки, что с тобой получится, и я решила… Прости. Я не имела права решать за тебя. Это было.
— Ладно, что было — то было, назад-то все равно не отыграть, — оборвал он. — Давай мы сначала как-нибудь вот с этим всем разберемся, — он широко повел рукой, — а потом уже остальное. Я к чему спросил. Сейчас пастухи поймают лошадей и прискачут за своим стадом, они не пристрелят нас для острастки?
— Пастухи? — растерянно уточнила девушка.
— Мамонты не сами по себе гуляли, когда я их пугнул, — он пожал плечами и добавил с непонятным смешком: — Всех, с пастухами вместе. Хотя и не понял, как это вообще вышло. Успокоилась? Хочу осмотреться.
Анне очень не хотелось его отпускать, но пришлось кивнуть и разжать руки, потому что трясти ее и впрямь перестало, а от слез осталась сухость в глазах и неприятно опухший нос. И она последовала за охотником, хотя, видит Бог, зловещий черный круг теперь казался самым приятным местом в окрестностях.
Ветер стих, и над забокой повис густой гнилостный смрад. Тут и там
