Тибетцы верят, что некоторые ламы, сведущие в магии, способны переносить на голову добровольной жертвы все нравственные и религиозные прегрешения народа, вызывающие гнев богов, что выражается в плохих урожаях, эпидемиях и прочих бедствиях.
Так, ежегодно во время своеобразного ритуала человека, именуемого люд конг кюи жьялпо[184] осыпают проклятьями, возлагая на него всю вину за все неправедные деяния государя и его подданных, и изгоняют в пески Самье.
За это опасное дело берется, как правило, какой-нибудь бедняк, которого прельщает значительная сумма вознаграждения: он соглашается нести тяжкое бремя в виде грехов всего народа и злобы демонов.
По всей видимости, те, кто становится добровольной жертвой, сомневаются, что бесы действительно существуют и могут завладеть ими, и все же, каким бы скептицизмом ни были пронизаны взгляды простых тибетцев по этому поводу, их нельзя назвать неверующими[185]. «Козлы отпущения», скорее всего, надеются, что с помощью солидных гонораров смогут привлечь на свою сторону лам, еще более искушенных в магии, чем те, кто возлагает на них проклятую ношу, и рассчитывают, что, освободившись от нее благодаря колдунам, сумеют спастись от преследования злых духов.
Тем не менее всякий люд конг кюи жьялпо, сомневающийся в действенности обрядов, совершаемых в его честь, не может не верить в могущество людей, приносящих его в жертву грозным богам. Под воздействием самовнушения бедные «козлы отпущения» нередко оправдывают ожидания соотечественников, навлекая на себя все беды и отводя несчастья от других. Они должны играть свою роль три года подряд, после чего получают почетное звание и правительственную пенсию. Но такое случается редко. Почти все добровольные актеры, выступающие в этом странном амплуа, якобы вскоре умирают, одни — скоропостижно, без видимых причин, другие при загадочных обстоятельствах либо от странных болезней.
Последний «козел отпущения» умер во время своего пребывания в Лхасе за день до того, как его преемника должны были изгнать из города.
В течение двух недель, предшествующих данному обряду, люд конг кюи жьялпо может собирать пожертвования с хвостом черного яка в руках — отличительным знаком его будущей миссии. Он не просит подаяние, а взимает определенную сумму с разрешения властей. Каждый обязан давать ему милостыню либо деньгами, либо в виде продуктов, и стоимость такого принудительного подарка зависит от величины состояния или положения человека. Таким образом, дарующие создают связь между собой и «козлом отпущения», передавая ему вместе с подаянием причины, способные принести им несчастье.
Если кто-либо колеблется, торгуется или делает вид, что не хочет ничего давать, будущий «король выкупов» принимается махать над головой упрямца хвостом яка; этот жест означает проклятие и, как считают суеверные тибетцы, приводит к ужасным последствиям. Поэтому они, как правило, охотно раскошеливаются; если же попрошайка предъявляет непомерные требования, робко пытаются его образумить.
Разумеется, я не упустила случая пройтись по городу и понаблюдать издали, как люд конг кюи жьялпо собирает пожертвования. Этот человек, на котором был красивый тибетский наряд, остался бы незамеченным, если бы не держал в руке свой опознавательный знак. «Козел отпущения» прохаживался по базарной площади, останавливаясь на пороге лавок. По-видимому, все щедро одаривали его, ибо мне не пришлось увидеть, как он потрясает хвостом яка над чьей-либо головой. Правда, один раз возник спор; я стояла слишком далеко и не могла расслышать, о чем говорили тибетцы, но поняла, в чем дело. Будущий «козел отпущения» рассердился и уже собрался поднять руку со своим забавным символом власти, но тотчас же вмешались несколько мужчин, и, очевидно, все закончилось как нельзя лучше, поскольку я услышала, как люди, стоявшие вокруг, засмеялись.
Таким образом, люд конг кюи жьялпо получает немало трофеев. Кроме того, когда «козел отпущения» уходит из города под улюлюканье и свист толпы, те, кто страстно желает избавиться от бремени дурных поступков, память о которых их тяготит, от тяжких болезней или какой-либо иной беды, добровольно швыряют ему монеты и всяческие предметы, чтобы он унес вместе с ними все несчастья и увел вызывающих их демонов. Последние дары старательно собирает один из родственников «жертвы», следующий за ним с этой целью.
Я гадала, посетит ли люд конг кюи жьялпо мой постоялый двор, но он, вероятно, решил, что не стоит утруждать себя ради нескольких медных грошей, которые можно собрать с нищих обитателей нашего двора, и обошел нас стороной. Все же я столкнулась с этим странным персонажем на углу улицы, и он протянул мне руку с раскрытой ладонью. Мне захотелось увидеть, как он размахивает своим волосатым скипетром, и я сказала в шутку:
— Я — паломница… Я пришла из очень дальних краев, и у меня нет денег.
Он сурово посмотрел мне в глаза и произнес только одно слово:
— Давайте.
— Но у меня ничего нет, — повторила я.
Тогда он начал медленно поднимать руку, как недавно на рынке, собираясь предать меня анафеме, и я уже предвкушала забаву, но в этот момент мимо проходили две дамы в роскошных туалетах, которые остановили его с криком:
— Мы заплатим за нее!
Они вложили в руку мужчины несколько монет, и он отправился дальше.
— Атси, матушка, вы не знаете, что вас ожидало, — сказала одна из щедрых женщин. — Если бы он поднял этот хвост над вашей головой, вы никогда не вернулись бы на родину[186]!
Наконец настал день долгожданной церемонии.
Сначала большая толпа собирается возле Джо-Ханга, откуда должен выйти «козел отпущения». Почему люди толпятся здесь? Большинству зевак, должно быть, известно по опыту прошлых лет, что их прогонят с этого места задолго до появления государя-ламы и начала «представления».
Но это их не волнует. Передо мной — полная коллекция представительниц женского пола Тибета. По их головным уборам можно определить, откуда они родом. Здесь и жительницы Ю в пату из красного сукна, украшенных коралловыми шариками и кусочками малахита, и обитательницы провинции Цанг в пакорах — сооружениях высотой в двадцать-сорок сантиметров в виде рогов, соединенных нитями искусственного или натурального жемчуга, которым обладают некоторые счастливицы.
Провинциалки из более отдаленных областей и пастушки демонстрируют всевозможные головные уборы: округлые крошечные чепцы кукольного размера, остроконечные колпаки, как у Пьеро, средневековые шапки и шляпы, похожие на шлемы мотоциклистов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
