Если внешностью и характером Виктор был похож на Зинерву, то во всём остальном был натуральной копией своего отца. Он вобрал в себя его лучшие качества — мягкий, бархатистый голос, воистину королевскую осанку и властный взгляд. Движения юноши всегда были плавными, но от того не менее опасными. Он напоминал дикого зверя, затаившегося в засаде в ожидании, когда добыча потеряет бдительность. Виктор всегда умел появиться неожиданно, почти незаметно, и даже сейчас Зинерва не слышала, как он вошёл в комнату.
— Да, мой дорогой, — королева улыбнулась, спокойно опуская голову на край ванны. Женщина не боялась, что Виктор может рассказать Руэлу о её тайных путешествиях. И мать, и сын — они оба всегда действовали вместе, и молодой Корсак выполнял любые приказания Зинервы. Он словно был её неясной тенью, видением, сотканным из её собственного образа.
— Ты выглядишь расстроенной, — юноша осторожно опустился на колени возле ванной и прикоснулся к волосам Зинервы. Женщина ощутила, как он полил на спутавшиеся локоны немного воды и стал оттирать с них присохшую грязь. Мягко улыбнувшись, королева закрыла глаза и позволила себе просто наслаждаться горячей ванной, так приятно ласкавшей кожу.
— Это было ужасно, мой дорогой, — прошептала Зинерва и слегка нахмурилась. — Я не смогла продержаться в Арлоке и получаса. Всё поместье пропахло псиной! Волколаки на каждом шагу. Они следят, усмехаются, тычут в меня пальцами, словно я деревенская девка, а не королева. Они знают, кто я — запах не скрыть за слоем грязи и старых порванных одежд. Каждый раз, когда я ступаю в лисьи земли, я чувствую невероятное отвращение.
Виктор спокойно выслушивал свою мать, оттирая грязь с её волос. Вода в ванной стала тёмной, и молодой князь приказал служанкам принести свежую. Зинерва лежала, прикрыв глаза — её можно было легко убить, удушить, утопить. Но Виктор был слишком привязан к матери, потому подобных мыслей в его голове даже не возникало. Тяжело вздохнув, он пробормотал:
— Отец недоволен произошедшим. С того момента, как Эвар убил Ловарса, он злится по каждому пустяку, наказывает слуг, кричит на всех, кто попадается ему на глаза. Лисы сильно спутали ему все планы.
Из горла Зинервы вырвался смешок, и королева громко засмеялась, едва не плача.
— Планы?! — воскликнула она сквозь смех. — У твоего отца никогда не было планов! Он всегда делал так, как ему говорили. Марионетка без мозгов. Сила есть — и достаточно. Эвар спутал мои планы! Я рассчитывала, что этот мальчишка-император испугается Корсаков и сдастся! Достаточно было просто убить кого-нибудь из его друзей! Того тёмненького… Камышового Кота, кажется. Я не смотрела, какой у него герб. Или ту змеиную девчонку. И этот Алак сдался бы, как трусливый щенок. Но что же? Эвар, будь он проклят всеми богами, решил действовать без моего приказания! Чем мы так прогневали Четверых, что они направили эту чёртову стрелу в Грама Ловарса, тигриного князя? Человека, который объединил весь Фабар? За что, Боги?!
Крик Зинервы потонул в тишине комнаты. Королева не боялась, что их кто-нибудь мог услышать. Руэл был глуховат от старости, потому не узнал бы голос жены, даже если бы она кричала ему прямо в ухо. Бесполезный мешок с костями — так Зинерва называла мужа каждый раз, когда вспоминала о нём.
Виктор спокойно смыл с волос матери оставшуюся грязь и принялся осторожно их расчёсывать. Гребень едва не рвал спутавшиеся локоны, но Зинерва не обращала внимания. В груди её кипела ярость, которую невозможно было чем-то потушить. Но Виктор не боялся матери. Расчёсывая мягкие волосы королевы, он спокойно спросил:
— Но разве не может Фабар развалиться после смерти Грама? Новый император всего лишь мальчишка — он не сможет держать под контролем все западные земли.
Зинерва в ответ лишь усмехнулась и вытащила из воды правую руку. Засохшая грязь наконец отмокла и отвалилась, и королева с наслаждением провела по чистой бледной коже своими тонкими пальцами. Ярость в груди медленно сменялась презрением. Приглушённо фыркнув, Зинерва покачала головой.
— Фабарцы — фанатики, верящие в то, что мальчишка с враном сможет восстановить Империю, — женщина говорила теперь намного тише и спокойнее. В голос вернулись привычный холод и безразличие. — Пока жив вран, Алак будет императором, и Фабар будет подчиняться ему, сколько бы сражений он ни проиграл. Тем более, у него есть хорошие советники. Взять того же Югена Роялда — это каким даром нужно обладать, чтобы преподнести мальчишку, как спасителя мира! И ведь люди поверили ему!
— А если убить врана? — Виктор расчесал последние спутанные локоны и осторожно промокнул их сухим полотенцем. Зинерва, сев в ванной, принялась смывать с себя остатки грязи.
— Не выйдет, — пробормотала королева, ступая на холодный пол босой ногой. Служанки тут же кинулись вытирать её мокрое тело. — Та змеиная девчонка, Небесокрылая… Она каким-то невероятным образом может чувствовать людские эмоции на расстоянии. Стоит мне послать убийц, и девчонка тут же почувствует исходящее от них зло. К тому же, за Таоданом постоянно следят. Мне не удастся обойти всю стражу, чтобы убить мальчишку. Придётся ждать, когда этот вран станет достаточно взрослым, чтобы участвовать в сражениях. И когда Алак взлетит верхом на нём над полем боя, у нас будет сотня вариантов, как расправиться с ними в два счёта.
Зинерва расплылась в широкой улыбке и накинула на плечи шёлковый халат. Служанки кинулись убираться, и королева направилась в свои покои, поманив Виктора за собой. Женщине хотелось ещё немного поговорить с сыном, пока рядом не было Руэла. Король уделял слишком много внимания своему наследнику, и Зинерва редко могла посидеть с Виктором в полном одиночестве. Едва тяжёлые расписные двери захлопнулись, юноша обернулся к королеве и негромко спросил:
— Если Эвар так разозлил тебя, матушка, так почему бы не избавиться от него?
Его предложение не стало для Зинервы неожиданностью. В конце концов, Виктор был сыном своей матери. Хитрый, ловкий и совершенно непредсказуемый для тех, кто не знает его столь же хорошо, как она сама. Хищно улыбнувшись, Зинерва обернулась к юноше. До чего же он был похож на неё! Истинный Корсак, не то что это недоразумение, называвшее себя королём. Впрочем, все дети Зинервы пошли в неё.
— Мне жаль Арбана Коверга, — вздохнула королева, опускаясь в обитое белым лисьим мехом кресло. — Эвар его единственный сын. Если мы убьём его, кто продолжит род Ковергов?
— Если тебе так жаль старика, я могу жениться на его дочери, Мавис, и даже позволю детям зваться Ковергами, благодаря чему их род не прервётся. Мне тоже жалко оставлять старика Арбана совершенно одного. Он слишком многое сделал для нас, чтобы вот так поступать с ним…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
