помещение и шли вдоль перил, а под нами – зал переливался синими, чёрными и белыми цветами, люди лежали на койках или сидели на стульях, а между ними сновали в халатах врачи, пытавшиеся найти лекарство от Канделы. Мне стало не по себе от криков одного человека, который внезапно воспламенился и пытался выбраться из ремней, что привязали его к стулу. Всего несколько секунд – и на выжженной поверхности сиденья оказалась лишь маленькая горка пепла.
А от меня тоже скоро…
– Пойдём.
Несмотря на слабость, я схватила Хэмфри за руку и потащила вперёд, чтобы как можно дальше оказаться от этого зрелища. Но когда до выхода из зала оставался всего один метр, перед нами вдруг из ниоткуда появился Джозеф: с синяками под глазами от недосыпа, с висящей белой футболкой на похудевшем теле, с несколькими белыми прядями в каштановых кудрях, которые за последние две недели стали такими длинными, что мягко касались плеч и сгорбленной спины. От него почти не осталось ничего прежнего, лишь привычные пятна Витилиго и спокойный взгляд голубых глаз, которые, однако, стали темнее и теперь напоминали по цвету грозовые тучи, а не вечернее летнее небо. От его плохого состояния мне тут же захотелось по привычке его обнять, придать сил и подарить ему всю свою любовь, но предательство и правда не давали мне даже сдвинуться с места, лишь смотреть, как Джозеф переводил взгляд с меня на Хэмфри и обратно.
– Вы куда? – как-то слишком равнодушно спросил парень.
– Хэмф показывает, где тут туалет, – быстро соврала я, пока мой спутник не очухался после кошмарного вида своего старшего брата.
– Но он с другой стороны, – заметил тот, слегка напрягаясь.
Я пыталась что-то срочно придумать, но в голову ничего не лезло, сонливость и усталость не давали мне придумать способ, как бы спасти нас. И почему из всех людей нам попался именно Джозеф? Никогда бы не подумала, что не захочу увидеть его, и никогда бы не предположила, что захочу соврать или убежать от него как можно дальше – это казалось странным, невозможным, беспричинным. Но теперь странности исчезли, возможности появились, а причины заставляли идти на этот роковой шаг.
– Мы…
– Бежим!
Хэмфри вдруг сжал мои пальцы и ринулся вперёд, забыв о моей слабости. Да и я тоже пыталась о ней забыть, когда старалась не отставать от него и кидала взгляды на Джозефа, застывшего на несколько секунд на месте, как загруженная слишком большим количеством файлов машина, а затем побежавшего за нами, сжимая в руках пистолет.
Пистолет.
Я мгновенно похолодела.
– Хэмф…
– Стойте! Стойте, иначе буду стрелять!
Хэмфри лишь ускорился, а у меня не хватило ни дыхания, ни сил сказать ему, чтобы мы лучше и вправду остановилась. Но затем я неожиданно ощутила прилив энергии: меня понесло вперёд, мимо заскользили заклеенные окна, запертые двери и голые стены, некоторые мешались на пути, но тех я быстро отталкивала в сторону, кто-то что-то пролил, но я ни на что не обращала внимания – цель выбраться отсюда манила меня.
Поворот. Ещё один. И ещё один.
Я слышала чьи-то крики, пыхтение Хэмфри и попытки остановить нас от Джозефа. Тот почти нагнал нас, но каждый раз я ему то дверь закрывала, то что-то бросала под ноги, то слишком резко поворачивала в сторону или перепрыгивала через ступени лестницы. Хэмфри не отставал, но ему было очень тяжело, а меня тоже постепенно покидали силы. Но я не собиралась сдаваться. Нет, не сейчас. Сегодня выпал шанс хоть как-то спастись – и я не упущу его. Ни за что.
– Делора!
Хэмфри с трудом говорил, тяжело дышал и уже еле переставлял ноги. По его глазам я видела, что он уже почти отказался от идеи спасаться из лаборатории, потому что отчаянно хотел отдохнуть. И я тоже. Но обещание тянуло меня вперёд, ведь до выхода оставалось совсем немного: я видела мощные двери в самом конце длинного коридора. Вот только они оказались заперты. А мы – в ловушке. По двум сторонам ни единой двери, лишь одинокое тонкое окно недалеко от самого выхода. А за спиной – лестница, по которой только что спустился Джозеф.
Он поднял пистолет, направив его прямо мне в лоб.
– Вам больше некуда бежать.
Он говорил слишком сдержанно, слишком странно, что у меня подкралась мысль о том, что он использовал «сыворотку равнодушия». Но как давно? Абсолютно ничего не чувствовал сейчас или его уже начинало возвращать к жизни, но эмоции ещё немного притуплены? Его решительный взгляд пугал меня, а почти не сбитое дыхание говорило о том, что у него осталось куда больше сил, чем у меня или у Хэмфри. Младший брат смотрел на старшего и не верил своим глазам: Джозеф был готов нас серьёзно ранить, чтобы мы остановились. И я тоже в это не верила.
У меня начинали подкашиваться ноги от одной мысли о том, что Джозеф мог нас просто убить.
– Мы не нужны тебе, Джозеф, – прерывисто проговорила я, тяжело дыша. – Мы тут никому не нужны.
– Вы нужны для экспериментов, – холодным тоном отчеканил парень, и меня пробила дрожь от такого уже незнакомого голоса.
– Мы хотим жить, а не умирать, – с нажимом сказала я, стараясь не выдавать свой страх.
Но его лицо даже не дрогнуло.
– Вы уже умираете.
– Ты тоже, Джозеф, ты тоже, – горько прошептала я.
– Снаружи вам делать нечего, а тут хотя бы тепло и есть еда, – он сделал шаг вперёд, медленно к нам приближаясь. – Вам некуда бежать. Двери заперты. И не стоит делать глупых поступков.
– Но есть окно, – так тихо сказал Хэмфри, чтобы услышала только я, и мы ринулись бежать.
Выстрел.
Оглушающий выстрел – как рвущееся от боли сердце. Как треск сломанного дерева, держащего тебя всю жизнь на ногах – вот только остались щепки, а не опора. Как хруст костей – духом ходишь по собственному скелету. И этот дух полон скорби и печали, ведь ещё одна смерть посетила этот сгорающий мир. Да, получилось так, что мир – это не камень, стоящий веками, и вовсе не то, что повторялось изо дня в день настолько привычно, что мы даже этого не замечали. Мир – это не непоколебимая теория гарантии завтрашнего дня, не билет в будущее, не материал для могущественного замка. Это стекло. Стекло, которое могло треснуть в любой момент.
И оно треснуло.
Треснуло с гибелью Хэмфри, окровавленное тело которого я подхватила на руки. Треснуло от ещё одного предательства, удар которого пришёлся прямо в самую глубину
