Он положил на столик рядом с пухлым кошельком и свернутой в трубочку бумагой большую золотую монету — старинный испанский мараведис. Присмотревшись, д'Артаньян увидел, что один ее край особенным образом вырезан зубчиками, а в самой монете проделаны чем-то тонким и острым, вроде кончика стилета, три дыры.
— Шале расскажет вам об итогах переговоров и передаст письма, — продолжал принц Конде. — Вы, не медля после этого ни минуты, пуститесь в путь и привезете их Мари. Ну, а потом… Как старый любитель каламбуров, могу сказать, что у нашего Луи не будет никакого «потом» — в отличие от всех здесь присутствующих… Удачи, шевалье, и да хранит вас Господь всемогущий!
Оба нежданных гостя поднялись и тихо, как призраки, покинули комнату. Едва за ними затворилась дверь, герцогиня вскочила, подбежала к ней и долго прислушивалась. Вернувшись в постель, облегченно вздохнула:
— Нет, ушли. Не стали подслушивать отнюдь не из избытка благородства, а исключительно потому, что слишком для этого глупы…
— А что, они могли услышать что-то интересное?
— Вот именно, Арамис… — Герцогиня прильнула к нему, а д'Артаньян, слава богу, немного отдохнувший, приготовился к долгому и пылкому поединку, но Мари де Шеврез, сама отстранив его руку, зашептала на ухо с крайне серьезным видом: — Надеюсь, вы не питаете к этим господам, что только что ушли, любви? И не испытываете к ним преданности?
— Это что, какое-то коварное испытание? — тоже шепотом отозвался д'Артаньян.
— Арамис, я считала вас умнее… Это не испытание, а некоторые уточнения к планам, в которые вас только что посвятили. Ну подумайте сами: если внутри некоего заговора может существовать второй, в который немногие посвящены, почему бы внутри второго не сложиться третьему, о котором знает еще меньше людей?
— Ах, вот оно что… Я начинаю понимать…
— И что же вы поняли?
— По-моему, эти господа не взяли в расчет, что у королевы может быть свое собственное мнение на все происходящее…
— Арамис, вы прелесть, — сказала герцогиня, щурясь. — Если Гастон и Конде не намерены таскать каштаны из огня для толпы не посвященных в главное сообщников, то почему это должна делать для них наша милая Анна? Здесь есть одна пикантная подробность: Гастону еще только предстоит сделаться королем или хотя бы Главным Наместником… Между тем моя милая подруга Анна — уже королева. И если с ее незадачливым муженьком и в самом деле произойдет трагическая случайность, к чему ей делить власть с Гастоном? Есть же совсем свежий пример: королева-мать Мария Медичи после смерти Генриха Четвертого правила Францией семь лет безраздельно и единолично. И потеряла власть исключительно оттого, что достигший совершеннолетия Людовик с помощью верных дворян распорядился убить ее фаворита… Но нашей Анне повезло не в пример больше — у нее пока что нет не только подрастающего сына, но и вообще ребенка… Она может править долгие, долгие годы… Вам объяснять, кто будет стоять рядом с ее троном?
— Ну что вы, Мари… — усмехнулся д'Артаньян. — я даже знаю, кто будет скрашивать ее одиночество в постели…
— Вы мне льстите, Арамис. Это для нее был лишь эпизод, вызванный неестественным целомудрием… Мужчин она любит больше, чем женщин, хотя при возникшем желании не делает меж ними особой разницы… Отсюда вытекает дальнейший план действий: ну, например, подсунуть ей вас . Я же говорила, что не ревнива, — при чем тут ревность, если ставки так велики? Только подумайте: если мы вдвоем будем преданно служить ее величеству и днем, и ночью, мы станем силой, с которой никто уже не справится… Как считаете?
— Мари, у вас государственный ум, — искренне сказал д'Артаньян.
— Рада, что вы это наконец заметили, шевалье… Я все продумала. Вдвоем вы возведем вокруг королевы неприступную линию обороны, благодаря которой появление новых фаворитов — или фавориток — будет решительно невозможно. Мы, черт побери, будем править королевством!
— А герцог и Конде?
— Ну не думаете же вы, что они добровольно согласятся уступить нам столь почетную роль? — с невинной улыбкой произнесла герцогиня. — Просто-напросто нужно постараться, чтобы после убийства кардинала и… и настигшего Людовика божественного провидения тот самый случай, изменяющий судьбы держав и династий, быстренько настиг и двух наших соратников по заговору… Я уже предприняла кое-какие шаги на этот счет. У меня найдутся надежные люди. Но и вы, со своей стороны, должны будете принять в этом участие. Чем больше шпаг, тем лучше… Или вам их жаль?
— Говоря откровенно, ничуточки, — сказал д'Артаньян. — Знаете, я тоже неплохой охотник, и с собаками возился никак не меньше Сына Франции… Всего-навсего в ведре с водой окажется не один щенок, а три…
— Я вами очарована, милый мой! — воскликнула герцогиня, звонко расцеловав его. — Давненько не встречала энергичных молодых людей, понимающих меня с полуслова… Все дело в том, что вы из провинции — столичные отпрыски знатных семей подернуты жирком, а людям вроде вас приходится карабкаться с самого низа… — Она грациозно вскочила с постели, подошла к окну и посмотрела на посветлевший краешек неба. — Быстрее одевайтесь, Арамис, скоро рассвет, а вам еще предстоит сопровождать этого английского потаскуна…
— Вот, кстати, — сказал д'Артаньян, встав и принявшись разыскивать свои штаны. — А ему вы какое место отводите? Ведь как только королева останется молодой очаровательной вдовой, он примчится…
— Арамис, — с мягким укором сказала герцогиня. — Неужели вы думаете, что я не приняла во внимание эту безделицу? Конечно же, примчится. Но в том-то и соль, что в Лувр ему придется пробираться столь же тайным образом — ну, а в следующий раз с ним может произойти одна из тех трагических случайностей, на которые так богаты ночные парижские улицы… Или вы любите англичан?
— Терпеть их не могу, — сказал д'Артаньян чистую правду. — Француз я, в конце концов, или нет?
Глава четвертая Королева Франции щедра на подарки, но ее любовник ей мало уступает
Одевшись полностью, д'Артаньян озаботился надвинуть шляпу как можно ниже, так чтобы скрывала лицо, — в коридорах уже самую чуточку посветлело, и Констанция могла его наконец узнать с самыми роковыми для гасконца последствиями.
Хорошо еще, что ни она, ни герцогиня не стали их провожать в обратный путь, — герцогиня могла заговорить с д'Артаньяном, пришлось бы отвечать, и голос опять-таки мог показаться Констанции знакомым… Обе дамы проводили трех одетых в мушкетерские плащи мужчин той же длинной и запутанной дорогой по коридорам и лестницам Лувра до охранявшейся караулом калитки. Там компания разделилась — дамы остались во дворце, а мужчины, беспрепятственно выпущенные мушкетерским караулом, пошли той же дорогой, какой пришли. Небо над островерхими крышами уже заметно приобрело темно-синий оттенок, сменивший ночную тьму. Вот-вот должен был зарозоветь восточный краешек неба, стояла покойная тишина, только временами нарушавшаяся шагами гуляк, возвращавшихся домой после веселой ночи.
