— Похоже, я превращаюсь в самого настоящего «нарцисса», — мрачно пошутил вслух Нат.
Потом он решил принять душ. Намыливаясь, Нат снова подумал о доноре. Пожалуй, не меньше, чем увидеть фотографию Мэри, лица которой он по-прежнему не мог вспомнить, ему хотелось узнать, каким был человек, которому когда-то принадлежало это превосходное тело. В своем воображении Нат рисовал респектабельного, порядочного молодого человека, выходца из довольно состоятельной семьи, готового достойно нести ответственность, какую налагает на своих членов общество. Пытался он представить себе и обстоятельства, которые привели молодого человека к гибели. Нату сказали — он погиб в дорожной катастрофе. Что ж, бывает… Столкновение наверняка произошло не по вине донора, но волею судьбы именно он получил перелом шейных позвонков и скончался на месте. Размышляя об этом, Нат пытался вообразить себе людей, пришедших проводить молодого человека в последний путь, и прощальные речи, в которых говорилось о трагической случайности, безвременно оборвавшей жизнь такого молодого, многообещающего, талантливого человека. Кстати, были ли живы его родственники, когда произошла эта трагедия? Этого нельзя исключать, и Нат подумал, что сейчас они наверняка гадают, что же сталось с их любимым сыном или братом после смерти. Что ж, когда-нибудь он разыщет их и скажет им спасибо.
Опустив глаза, Нат посмотрел на свой пах и принялся осторожно его намыливать. Он старался действовать очень аккуратно, однако довольно скоро почувствовал, что его член непроизвольно напрягается. О Господи! Что, если этот парень — донор — был женат? Об этой возможности Нат еще ни разу не задумывался. Может быть, он оставил вдову, которая теперь из сил выбивается, чтобы прокормить детей. Помогают ли ей другие родственники? А «Икор»? Разве корпорация не должна выплачивать ей за тело что-то вроде пенсии? Или то была единовременная выплата?
Эти мысли заставили Ната задуматься о необычности и странности собственного положения, и эрекция пропала.
Выйдя из душа, он провел рукой по запотевшему зеркалу и услышал скрип стекла. Прежде этот звук никогда ему не нравился, и в других обстоятельствах Нат, наверное, поморщился бы, но сейчас он почти обрадовался, услышав этот знакомый, почти домашний звук. Домашний… Похоже, он и впрямь начинает приходить в себя.
И Нат пристально взглянул на себя в зеркало, словно желая убедиться, что депрессия действительно оставила его. Кольцевой шрам на шее стал тоньше и бледнее. На ощупь он по-прежнему довольно большой и грубый, но в зеркале почти не виден. Еще менее заметен тонкий, как паутинка, и к тому же скрытый густыми волосами хирургический шов на груди. На щеке появились одна-две лишние ямочки — очевидно, какой-то тканевый дефект, а за ухом Нат нащупал не то жировик, не то хрящ, которого раньше не было. Волосы на голове Ната нуждались в стрижке, да и брови тоже выглядели не очень опрятно, однако то, что они продолжают расти, заставило его испытать дрожь самого настоящего восторга. Значит, его плоть живет, клетки продолжают размножаться — и это несмотря на то, что его голова пролежала в жидком гелии больше шестидесяти лет! Нет, Карен права — это настоящее чудо. Он сам — чудо!
Надев пижаму, Нат вернулся в палату и снова — как нередко в последнее время — вспомнил о Мэри. Ей нравилось выщипывать у него из бровей «дикие», как она их называла, волоски. Эта не слишком приятная процедура даже стала частью их утреннего ритуала. Нат хорошо помнил, как стоял, опустив голову, словно терпеливая старая лошадь, а Мэри неодобрительно качала головой, цокала языком и, вооружившись пинцетом, принималась за работу, не переставая упрекать его в том, что он пренебрегает своей внешностью. Мэри вообще нравилось бранить его за что-то, а ему, в свою очередь, нравилось слушать ее в общем-то справедливые упреки. «Что подумают о тебе твои пациенты?» — сердито вопрошала Мэри чуть не каждое утро, и именно в эти моменты Нату казалось, что он начинает понимать — это и есть настоящий брак. Не свидания под луной, не страстные поцелуи, не безумный секс, а такие вот маленькие ритуалы, традиции, даже свой особый язык, в котором интимности и страсти скрыто больше, чем в самых изысканных ласках. И в переводе с этого языка все упреки Мэри означали только одно — что она любит его и не может без него жить.
— Я тоже тебя люблю… — прошептал Нат в тишине, и голос его предательски дрогнул.
46Звонок был анонимным. Федеральное агентство бактериологической безопасности получало немало таких звонков и было обязано реагировать на каждый. При этом, разумеется, приходилось отделять зерна от плевел — владеющих подлинными сведениями добровольных информаторов от недовольных начальством лентяев.
Звонивший, принявший особые меры, чтобы его голос стал неузнаваемым, сообщил, что в фениксском филиале «Икор корпорейшн» ведутся эксперименты с незарегистрированным телом, которое было возвращено к жизни уже несколько месяцев назад.
Доктору Ким Эндрю сообщил о звонке младший офицер. Звонок поступил на так называемую «линию доверия», разумеется, оборудованную всеми устройствами, позволявшими идентифицировать абонента. В данном случае техника оказалась бесполезна: информатор был весьма осторожен и звонил с незарегистрированного аппарата. Записанный на магнитный диск голос несомненно принадлежал взрослому мужчине, однако это практически все, что удалось узнать о нем. Иными словами, следователи и агенты ФАББ вряд ли сумели бы вычислить этого человека, но существенного значения это не имело. Мужчина сказал, что возвращенное к жизни тело оказалось носителем бактериальной инфекции, а этого достаточно, чтобы ФАББ начало действовать. А как действовать — это уж хорошо известно. В свое время доктор Ким Эндрю дала доктору Баннерману возможность откровенно рассказать все, но он предпочел солгать… Что ж, пусть пеняет на себя. Теперь у ФАББ появились веские основания не только закрыть его проект, но и добиться полного запрещения подобных исследований на всей территории штата. А может, и других штатов… Как свидетельствовали только что вскрывшиеся факты, использование криотехнологий сопряжено со слишком большой эпидемиологической опасностью.
Один из подчиненных Ким старших офицеров без труда добился ордера на обыск в помещениях филиала «Икора», и вскоре оперативная группа ФАББ уже мчалась по Тагар-авеню к небоскребу из легированной стали и тонированного стекла. И это вознесшееся чуть не до небес здание в престижном районе Феникса, и сама «Икор корпорейшн» были в глазах Ким средоточием всего зла, какое только способны принести в мир раздутые гранты и персональные стипендии, предоставляемые талантливым, но безответственным ученым вроде Баннермана. Самой Ким приходилось прилагать титанические усилия, чтобы обеспечить нормальную работу отделения агентства, действовавшего подчас на грани публичного скандала. Ресурсов, в том числе финансовых, постоянно не хватало, а ответственность, лежавшая на Ким, поистине огромна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});