Контуры «МГМ» с каждым днем размываются все больше и больше. Похоже, Гордон потерял интерес к «Брайдсхеду», стоило мне разъяснить ему смысл романа. Когда же у него возникли проблемы с цензурой, он счел их удобным предлогом для отказа от проекта в целом. Вздохнул с облегчением и я. <…>
Возвращаясь к Америке. Спустя месяц мы все же перебрались в огромный люкс в отеле в Беверли-Хиллз, где прожили еще две недели. Попали на закрытый просмотр блестящего нового фильма с Чарли Чаплином «Мсье Верду», а после просмотра поехали на прием к нему домой, где собрались в основном евреи из Центральной Европы. Побывали и на студии Уолта Диснея. В результате удалось отдать должное двум незаурядным художникам Лос-Анджелеса. Удалось также восстановить против себя большую часть здешней английской колонии, необыкновенно чувствительной к критике. Приезжал на пару дней Рэндолф: на людях был неотразим, наедине – пьян в стельку. Побывал на кладбище Форест-Лон, где, наблюдая за деятельностью похоронного бюро, наткнулся на золотую жилу. Собираюсь в самом скором времени приступить к работе над повестью, где действие будет происходить на кладбище [415] .
Понедельник, 28 апреля 1947 года Сегодня в поисках нового дома еду в Лондон, завтра – в Дублин. Настроение скверное. Никак не пойму, что подталкивает меня к переезду, – чувство долга или азарт. Вчера смотреть наш дом приходили две пары; одной он понравился, но не подошла цена; у другой деньги есть, но в нашей земле не будут расти их рододендроны – нужна, оказывается, особая почва. Подумываю бросить курить. Во-первых, это умерщвление плоти; не только откажу себе в удовольствии, которое доставляет курение, но и подавлю чванство, ведь когда я держу в руке сигару, то становлюсь более хвастливым и развязным. Во-вторых, это экономия денег, которые я мог бы тратить без ущерба для Лоры или детей. В-третьих, это здоровье; курение распускает, способствует развитию лени, бездеятельности, я откладываю дела, пока не докурю сигару. Сколько раз я принимал решение бросить пить, но долго продержаться не удавалось.
Четверг, 15 мая 1947 года Брат Лоры Оберон напросился в гости и остался ночевать. Порывался поговорить с нами о своей карьере журналиста. Перевели разговор на его связь с Элизабет Кавендиш. Купил сыну Оберону белую мышь. В День Вознесения каждый раз вспоминаю, каким мучительным выдался для меня этот день тридцать лет назад в Лансинге.
Воскресенье, 18 мая 1947 года Пили чай с Максом Бирбомом [416] в его небольшом доме близ Страуда. Прелестный старичок, отменно воспитан, по-прежнему живой ум. <…> Есть в нем что-то от Ронни Нокса, Конрада и Гарольда Эктона. «Во взрослой жизни – поправьте меня, если я неправ, – у языка имеется не меньше семи коконов». Многое из им сказанного было бы пошлостью, если б не блестящий стиль изложения. <…>
Среда, 21 мая 1947 года Начал «Незабвенную». Идет со скрипом.
Пятница, 23 мая 1947 года
«Незабвенная» пишется очень медленно, черепашьими темпами. Некоторое время назад ко мне обратился с просьбой дать интервью американец из Кембриджа. Написал ему, что, если он приедет ко мне, готов с ним встретиться. Сегодня явился. Ирландец из Бостона. Чувство юмора на нуле. Темы, которые он затрагивал, вызывали у меня такую скуку, что я только и говорил: «Нет-нет».
– Как вы считаете, в эпоху демократии радио и кино могут стать большим искусством?
– Нет-нет.
– Вы согласны, что злодей эпохи Возрождения олицетворяет собой борьбу личности с обществом?
– Нет-нет.
– Как вам кажется, сегодняшние издатели оказывают не меньшее влияние на современную литературу, чем покровители искусств в восемнадцатом веке?
– Нет-нет.
После интервью накормил его яичницей – обратный путь ему предстоял долгий; уронил желток себе на брюки. Угостил его шерри, подарил экземпляр «Кэмпиона» [417] и отправил обратно в Кембридж.
Понедельник, 2 июня 1947 года
Решил работать по-новому. В начале литературного пути писал «в пустоту», никогда не знал заранее, что приключится с моими героями, у меня не было никакого заранее продуманного плана, я вносил в рукопись очень мало поправок. Теперь же трачу много часов, просматривая и исправляя написанное. В работе над «Незабвенной» намереваюсь сначала писать черновик, потом отдавать его на машинку, после чего, ясно представляя себе, чем кончится дело, еще и еще раз править уже написанное.
День накануне праздника Тела Христова. Решил, что мой новый метод работы должен положительно сказаться на конечном результате. Сегодня же начну переписывать то, что набросал в спешке.
Настроение негодное – поэтому отправился на долгую прогулку. Уик, Нибли, Стэнком, пересек поле для гольфа. Вернулся, принял ванну, переоделся, выпил стакан бургундского, запил вино апельсиновым соком и раскрыл Генри Джеймса. И, вопреки принятому решению бросить курить, закурил сигару. Удовольствие ни с чем не сравнимое.
Понедельник, 23 июня 1947 года Лора пошла у меня на поводу и купила радиоприемник. Сэр Макс Бирбом уговорил, что третья программа мне понравится, особенно когда мы переедем в Ирландию. Внимательно прослушал все программы и лишний раз убедился, что эмигрировать самое время.
6 июля 1947 года На прошлой неделе закончил первый черновой вариант «Незабвенной» и начал его переписывать; переписываю медленно – задерживает машинистка.
Стокгольм,
понедельник, 18 августа 1947 года
Целый день ходил по Стокгольму, городу ослепительной красоты. Повсюду вода, мосты, деревья; есть очень интересные здания. <…> Девушки хороши собой, не изуродованы косметикой и прическами. Вид обеспеченный, сексуально удовлетворенный.
Вторник, 19 августа 1947 года Опять по городу. Святой Георгий и принцесса: великолепная немецкая резьба по дереву. Ратуша: последнее значительное здание в Европе, созданное для того, чтобы им любовались. Не в моем вкусе, но архитектору в эстетическом чутье не откажешь. Обедал с Виклундом, корреспондентом «Телеграфа» и литературным обозревателем своей газеты: уродлив, отличается обширнейшими знаниями в современной английской литературе. После обеда дал интервью молодой туповатой толстушке. На следующий день раскрыл газету и прочел название интервью: «У обезьяны Хаксли новое хобби – кладбища» [418] . <…>
Пятница, 22 августа 1947 года
Поездка за город с моим издателем, очень скучным человеком. Шведы вообще чудовищно скучны.
– Распродано 35 000 экземпляров книги «Я выбрал свободу» [419] . Отличный результат, – сообщил он мне.
– Очень хорошо.
– Ничего хорошего.
– Почему же? Вы что, не считаете эту книгу правдивой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
